первым зашел в комнату.
«Не хочу», — простонало сознание, но ноги послушно зашаркали по полу, чувствую каждую щель и выпуклость пола.
Портьеры в комнате не пропускали свет. Граф нагнал себе союзника — тьму — и двигался сквозь нее с уверенной плавностью, как летучая рыба, прорезающая водную гладь. У дальней стены я разглядела кровать, украшенную балдахином. Этим участком комнаты владел свет. На прикроватном столике раскинулось роскошное деревце с тянущимися вниз ветвями. По веточкам были рассыпаны крошечные светоч-камни, отбрасывающие на стену и покрывало светящийся пятнистый узор.
Вальтер помог мне присесть на кровать, а затем мягко, но в то же время настойчиво заставил откинуть голову на пуховую подушку. Быстро пригладив складки пледа, он поклонился графу и скрылся во тьме комнаты. Я услышала, как вдалеке тихо скрипнула закрывающаяся дверь.
Наедине с врагом. Плохо. Радовало одно: мое состояние не позволяло мне в полной мере осознать ужас ситуации.
— Это было неверное решение. — Тэмьен Бланчефлеер опустился на краешек кровати. Под его весом перина прогнулась, мое тело начало съезжать, пока не уперлось бедром в его бедро.
Он так близко. Где-то в тряпье, в которое превратилось платье, должна была сохраниться хотя бы одна булавка, когда-то удерживающая разрезы. Я могу отыскать ее, а потом вогнать острие в глаз графа. Прямо в темный мельтешащий зрачок. И все зальет кровь. Она хлынет на меня, смешиваясь с потом и кровью тех, кого я сегодня повстречала на своем пути.
Мысль оборвалась. Слишком много сил потребовалось, чтобы сформулировать ее.
И тогда я позволила векам наполовину сомкнуться.
— Мне не стоило использовать столь радикальные методы.
Сквозь просвет из ресниц я взглянула на графа даже с некоторой толикой любопытства. Что же побудило его внезапно раскаяться?
Какова цель его поисков? И что он уже нашел?
— Ваш страх понятен мне, — продолжал граф. Он полуобернулся, аккуратно сложив руки друг на друге и уместив их на коленях. — В одном понимании он безоснователен, в другом — дарует успокоение.
— Мне не нужно успокоение, — прошелестела я. — Не троньте Эстера, а иначе я… стану вашим… кошмаром.
Уголок графских губ дернулся. Он чуть склонился ко мне.
— Такой кошмар польстил бы моему самолюбию. — Его правая бровь поползла вверх, когда как левая осталась на месте. Нервирующая комичность. Граф качнул головой. — Нет, буду честен. Он был бы приятен мне. И… я прошу вашего прощения. За все.
Забавно.
— Не прощу.
— Я был более чем уверен в вашем ответе. — Граф потянулся к моему лбу. Я шумно выдохнула — единственная реакция, которую я могла позволить себе, чтобы выразить свое нежелание к нашему соприкосновению. Ладонь графа застыла над моим лицом. — Не издевайтесь над собой. Вы много пережили сегодня. И пережили с достоинством, не свойственным большинству. Позвольте мне позаботиться о вас сейчас. В новый день вы должны ступить с той же непоколебимостью, что руководила вами, когда вы решили кинуться на защиту брата.
— Мне не нужна ваша помощь. — Не знаю, слышны ли были в моем голосе хныкающие интонации, но перед глазами у меня все поплыло. Слезы готовились постыдно излиться на грязные щеки. — Не хочу прикосновений…
Граф медленно отвел руку от моего лица и пристально вгляделся в собственную ладонь.
— Чужие прикосновения неприятны и мне. С ними передается слишком много фальши, которую следовало бы хранить глубоко внутри.
Мой взгляд сфокусировался на его руке. На ней не было перчатки. Он снял ее и тогда в каминном зале, когда коснулся моего лба в первый раз.
Интересно, много ли фальши передалось ему от меня?
Граф потянулся к чему-то, стоящему на столике за светящимся деревом. До слуха донесся плеск воды.
— Прополощите рот. — В моем поле зрения появился высокий стакан с водой. — Кровь Джерара чиста, но вряд ли вам пришлась по вкусу ее терпкость.
Я провела кончиком языка по внутренней стороне щек, коснулась зубов и губ — и правда, терпкая и едва ощутимо пощипывающая восприятие солоноватость. Уже остывшая и местами высохшая кровь. Я едва не откусила человеку палец. Как оголодавшее зверье.
— Он заслужил, — прохрипела я, вздрагивая от прикосновения ледяных краев стакана к губам.
— Несомненно. Джерару не хватает выдержки. — Граф хотел поддержать мой затылок, чтобы я сумела сделать глоток, но тяжесть моего взгляда остановила его. Он вновь не коснулся меня и терпеливо подождал, пока я, кряхтя, шипя и постанывая, приподнимусь на локтях. — Он отлично усваивает уроки, но кидается в тот же омут снова и снова, просто потому что жаждет этих ощущений.
Я отпила из стакана и принялась тихонечко перемещать воду по всей полости рта, подгоняя быстро наполнившуюся солоноватым вкусом влагу языком.
Граф подставил мне глубокое блюдо, и я неловко сплюнула, попутно измазав подбородок. Что ж, чем отвратительнее мой образ покажется ему, тем лучше.
— Он гадок. А еще он лжец. — Я вернула голову на подушку, переводя дыхание. — Сказал, что у него кинжал за поясом. Но там ничего не было.
— Успели обыскать его, пока брыкались? — И вновь движение в уголке губ. Впервые вижу такую открытость эмоций, передающуюся через сдержанность. Граф Бланчефлеер был полон противоречий.
— Хотела схватить кинжал и вонзить его в Джерара. А потом перерезать вам горло.
Что-то я слишком разоткровенничалась. Видимо, моему разуму неполезно пребывать в болезненном состоянии, а уж тем более работать вхолостую.
— Вот как? — Деформированное подобие улыбки исчезло с его лица. Он провел по моему подбородку влажным теплым полотенцем, затем вытер остатки чужой запекшейся крови с губ и аккуратно дотронулся до щек. — Прелюбопытнейшее решение всех проблем.
— Зачем вам все это? Зачем?
— Думаю, мы поговорим об этом позже. Когда вам полегчает, госпожа Сильва. Вам следует передохнуть. Выпейте это.
Мужчина продемонстрировал мне черную бутыль размером с ладонь. Ни цвет содержимого, ни консистенция не были доступны восприятию, а потому вызывали подозрение.
— Что это? — Я вжалась затылком в подушку, стараясь отодвинуться как можно дальше от бутыли.
— Успокоительное. Мой собственный рецепт. Поможет вам выспаться, а заодно вступит во взаимодействие с той мазью, что уже была нанесена на ваши раны
