в свои руки, он начал что — то быстро говорить, при этом полностью перейдя на испанский.
— Ги, пожалуйста!
— Альфы застряли в своем фальшивом величии, полагая, что только они — закон. Но мир уже изменился — и оборотни тоже должны меняться. Ты уже два раза выжила: в детстве, без стаи и сейчас — без Валуа. Ты сможешь выжить одна — с дочерью, без поддержки кровного отца. У меня есть связи, я найду надежных людей — тебя переправят туда, где Валуа не сможет тебя найти.
Я слушала его горячую речь, ощущала его ладони, согревающие мои руки, и думала, как жаль, что не сошлось… Как жаль, что не мне достался этот сильный, не сгибаемый мужчина.
— Ги, я устала бегать и бояться, — честно призналась я. — И в моём положении…
— Ясно.
Его ладони стали медленно разжиматься, чтобы выпустить мои руки на волю — и я вдруг подумала, что никогда не испытывала от касаний Гильермо тех эмоций, которые случались, когда Этьен нежничал со мной.
Опять эти неправильные мысли!
Меня просто поразил внешний вид Валуа — и всё. А моя ненормальная реакция в отношении Этьена — всего-навсего простое стечение обстоятельств! Я полукровка, у меня нет зверя — я смогла выжить как человек, без стаи.
Я никогда не стану такой же, как они. Если бы мне достался в пары кто — то другой, не Валуа… Но что, если у меня нет никакого звериного притяжения к Этьену, и всё это не наследие отца, а просто избирательная память? Я ведь ни с кем… кроме Валуа.
— Гильермо, — тихо позвала я бету Кирилла Баева. — Можно тебя попросить о прощальном подарке? Ты и так сделал столько всего хорошего для меня, и я не имею права на эту просьбу, но если…
— Конечно, Тая, — грустно улыбнулся мужчина. — Сочту за честь.
— Поцелуй меня.
— Что? — Гильермо тряхнул головой, будто подумав, что ошибся. — Что ты сказала?
— Поцелуй, пожалуйста, меня.
Я хочу проверить, почувствую ли я что — нибудь.
Гильермо чисто по мужски усмехнулся — и, приблизившись, медленно накрыл мои губы своими.
Это было… как — то совсем не так.
Я не сопротивлялась, оставаясь абсолютно ведомой — уверенная в том, что опыт у Гильермо куда больше моего.
Вот его губы осторожно раскрыли мои, вот я почувствовала внутри своего рта чужой язык… Это было странно, необычно и…ничто во мне не отзывалось.
Всё впустую! Я осторожно отстранилась, прерывая поцелуй.
— Спасибо, — произнесла я, разочарованно дотрагиваясь до губ рукой.
Судьба так несправедлива!
Гильермо добр, заботлив, великодушен — и я испытывала к нему благодарность, дружбу, даже какие — то родственные чувства… но только не страсть. Да что там: даже от поцелуя (несомненно, умелого) во мне не проснулось ничего, в то же время как одного только взгляда на поджарую фигуру Валуа хватило, чтобы зажечь внутри моего тела что — то исконно женское.
Я угадала правильно — это была часть папочкиного наследия, привязывающего меня к своей долбаной паре, невесть как и невесть зачем предопределенной. Моё истинное «я» не могло желать мужчину, который сотворил со мной столько всякой мерзости; моё животное «я» жаждало свою пару.
Больная, неправильная, бесчеловечная связь оборотней.
Эта же связь когда — то убила мою мать — в отце было слишком много от животного: пометив маму как истинную пару, он использовал любые возможности, чтобы сильнее привязать её к себе. Деньгами, связями, ребенком.
А в итоге, его волку всё жё не хватило ласк одной женщины — и отец, не дополучив от матери желаемого, с лихвой восполнял это на стороне, увеличивая этим и без того болезненную агонию моей мамы.
Точно так же, как и Этьен…
— Тая? — обеспокоенно спросил Гильермо — и только тогда я заметила, что моё лицо всё мокрое от слёз.
Облизав солёные губы, я с трудом пробормотала.
— Всё хорошо, Ги… Всё хорошо.
И в этот момент чья — то черная тень снесла Гильермо в сторону.
Это был Этьен.
Валуа — обернувшись наполовину, методично рвал Ги на части. Он явно наслаждался этим процессом — и делал это с особой жестокостью. Куски мышц, сухожилий острыми клыками и когтями отрывались от тела Гильермо и шмякались на пол, заливая кровью безупречный персидский ковёр.
Я умоляла Валуа прекратить убийство Гильермо — но после каждого моей тихой просьбы Этьен рвал Гильермо ещё сильнее, и я, наконец, осознав это, зажала рот рукой и беспомощно вжалась в угол комнаты.
Меня мутило, трясло от страха и паники; я не понимала, почему он это делает — хорошо, впрочем, зная, что Этьену для его зверств достаточно совсем небольшого повода. Тогда ещё я была уверена, что он никак не мог узнать о нашем коротком поцелуе — дверь в комнату ведь была закрыта на ключ, а потому никто не мог ни войти, ни даже заглянуть внутрь.
Вначале я даже подумала, что Валуа просто услышал какую — то неприятную для себя новость или сплетню — и лишь когда в комнате стали появились остальные Альфы, стало понятно, что он как- то учуял мой порыв…
— Пожалуйста! — обводя взглядом облеченных огромной властью мужчин, смиренно молила я. — Пожалуйста, спасите… он не сделал ничего плохого.
Я слышала рядом голос Насти — но ни один из мужчин не слышал нас — так, будто нас здесь просто не было; на происходящее они смотрели как на простое развлечение, тихо переговариваясь между собой; и лишь один из них — самый надменный — вперив взгляд в мой живот, многозначительно улыбнулся… и шагнул к Этьену, призывая того прекратить убийство.
Удивительно, но это подействовало. Я даже мысленно принялась благодарить этого надменного типа — ровно до того момента, когда он снова открыл рот.
Когда Валуа оторвался от Гильермо, и неподвижное тело того рухнуло на пол, этот надменный Альфа на безупречном английском принялся доказывать, что Гильермо был моим любовником, и что всё случившееся подстроено Альфой Баевом с целью свести с ума Этьена.
Мужчины все как один повернулись ко мне — и презрительно скривив носы, принялись выносить свои вердикты. Мужчины! Никого не смутило, что я была на последних месяцах беременности — меня обнюхали и заклеймили как неверную самку.
Но разве это была измена? Я всего — то хотела почувствовать, что это значит — поцелуй другого мужчины. Всего-навсего. Да и можно ли изменить мужчине, которого сама никогда не выбирала?
Риторический вопрос, впрочем, который точно не стоило сейчас задавать вслух.
А потому я просто стояла,
