тоже попытавшимся пустить в ход кулаки. Обоим парням приходится быстро перебирать ногами, чтобы не упасть. Отбежав на несколько метров от хохочущей и улюлюкающей толпы, они выкрикивают какие-то угрозы, которые тонут во всеобщем гомоне, долетают лишь некоторые слова: «пожалеете», «встретимся» и что-то еще в том же духе. Но вскоре парни уходят, злобно оглядываясь.
Осознав, что опасность миновала, Рин позволяет себе расслабиться и едва не валится с ног от усталости и перенесенного шока. Спасаясь от преследователей, она пробежала большое расстояние со спринтерской скоростью, и теперь мышцы гудят, как натянутые струны. Кто-то протягивает ей злополучную шляпу. Рин отряхивает ее от пыли и надевает на голову, просто чтобы не держать в руках. «Траурная» ленточка свешивается на нос, означая, что шляпа надета задом наперед. Рин поправляет ее и на ватных ногах идет к столу, спеша куда-нибудь присесть.
Все места свободны, кроме одного: какая-то женщина сидит там, положив голову на скрещенные руки. Похоже, что она спит. К рукаву серой шерстяной кофты прицепился крошечный бумажный флажок, миниатюрная копия шведского флага, какие крепились к заостренным деревянным палочкам, служившим украшением для праздничных блюд. Рука уснувшей за столом женщины лежит на краю тарелки с остатками густого коричневого соуса и дюжиной таких же флажков, оторванных от палочек. Палочки сложены в какую-то фигуру, напоминающую рунический символ. Видимо, женщина пренебрегла танцами вокруг «майского дерева» и, оставшись за столом в одиночестве, развлекалась тем, что раскладывала палочки, но потом это занятие ей наскучило, и она уснула.
По серой кофте Рин узнаёт Эббу, мать Элиаса. Хорошо, что бедная женщина не видела, как вел себя ее сын, и как с ним обошлись жители Тролльхола.
— Вот ты где, матрешка! — Рин вздрагивает, услышав прозвище, которым называл ее Элиас. На этот раз его произносит женский голос.
Фроя усаживается за стол рядом с ней, и Рин прошибает холодный пот.
— Не зови меня так, — просит она, отводя взгляд в сторону.
— Почему? Вполне мило звучит — «матрешка»! — Фроя нарочито отчетливо повторяет слово, раздражающее Рин, и цокает языком.
— Дурацкое прозвище!
— Ну, почему же? Все зависит от того, кто его произносит. Я ведь не желаю тебе зла. — Голос Фрои вливается в уши Рин и словно залепляет их, не позволяя проникнуть туда никаким посторонним звукам. — Ты мне веришь? — спрашивает она, пододвигаясь ближе.
Рин кивает, понимая, что угодила в ловушку. По всей видимости, голос Фрои обладает таким же гипнотическим свойством, как и ее внешность.
— Я знаю, что ты устала и очень напугана. Но сегодня особенный день, матрешка. — Фроя приближает к ней свое лицо и заглядывает в глаза, наверное, чтоб у Рин совсем не осталось шансов вырваться из-под ее влияния. — Помнишь, я рассказывала, что в Мидсоммар незамужние девушки гадают на суженого?
— Помню, — выдавливает Рин, чувствуя себя кроликом перед удавом.
— Тогда пойдем, я отведу тебя туда, где ты увидишь своего будущего мужа. Конечно, не его самого, а отражение в воде. Только подойдет не любая вода, а та, что находится в укромном месте, и у меня есть одно такое место на примете.
— Но… я не хочу. Я… вообще не хочу замуж. — Рин прилагает неимоверные усилия, чтобы возразить ей. Желание пойти с Фроей затуманивает голос разума, вопящий о том, что сладкоголосая злодейка поведет ее на погибель.
— Сегодня не хочешь, а завтра захочешь, но момент будет упущен. Идем! — Фроя берет ее за руку и, вставая, тянет за собой.
Рин повинуется, не в силах сопротивляться. Она надеется, что Эбба вдруг проснется, окликнет их и тем самым отвлечет внимание Фрои хотя бы на миг, который Рин использует, чтобы сбежать. Оказавшись среди людей, она будет в безопасности. Вряд ли Фроя осмелится на глазах у всех увести ее, чтобы потом убить.
К сожалению, Эбба так и не проснулась.
Никто из участников торжества не смотрит на них, идущих в сторону леса. Все сгрудились в кучу и с сосредоточенным видом читают надписи на салфетках, принесенных Элиасом. Хмурятся, качают головами, бурчат что-то. Наверное, гадают, кто автор этих угроз. Их голоса заглушает усилившийся к вечеру шум волн, с грохотом разбивающихся о скалы. Кажется, надвигается шторм. Музыки больше не слышно — ни рядом с танцполом, ни со стороны «острова свободы». По всей видимости, продолжения праздника не предвидится.
— Может, расскажешь, зачем ты залезла на сосну? — спрашивает Фроя и смотрит на Рин так, будто ей все известно, но любопытно узнать, каков будет ответ.
— Я… э-э-э… заблудилась! Решила забраться повыше, чтобы осмотреться. — Рин на ходу придумывает правдоподобное объяснение, но голос ее предательски дрожит.
— Интересное дело. И как же ты оказалась в лесу? — Фроя недоверчиво усмехается.
— Мне не хотелось танцевать вокруг «майского дерева», и я пошла прогуляться. Забрела далеко и потеряла ориентир.
— Вот же проказница! Снова улизнула без предупреждения!
— Ну-у… Юхан был занят, а ты… тебя я не нашла.
— Да, верно, я уходила ненадолго, чтобы проведать отца. Он болен и притом невероятно рассеян, путает лекарства и часы приема, поэтому приходится контролировать, чтобы он вовремя принимал нужные таблетки. Кстати, по пути к дому я заметила в лесу девушку в красном платье, в точности, как у тебя. Я даже подумала, что это ты, и собиралась окликнуть, но девушка вела себя так, будто не хотела, чтобы ее заметили. Она там от кого-то пряталась. Но ведь ты не стала бы прятаться от меня, поэтому я решила, что это какая-то другая девушка.
Рин чувствует, как кровь приливает к лицу, и становится трудно дышать. Фроя знает, что она за ней следила! Нет никакого смысла врать дальше. Но и сказать правду язык не поворачивается. Фроя сама открывает карты, избавляя ее от мучений:
— Ладно, я знаю, что это была ты. Спасибо, что не выдала меня Элиасу и всем остальным.
— Э-э-э… мне бы и в голову не пришло тебя выдать. Но… раз уж ты сама призналась, то… скажи, зачем?
— О! Это был мой самый прекрасный день за долгие годы! Я давно мечтала отплатить им тем же. Не Элиасу и ребятам, конечно. Он и его компания — просто пешки в игре. Я хотела навредить этим мелким людишкам, возомнившим себя избранными. Представляю, как отвиснет челюсть у Хенрика, когда он увидит свои подрихтованные «саабы». А Ингрид, после того, как оправится от шока, наконец-то, вздохнет с облегчением, ведь я избавила ее от такой обузы! Теперь ей не придется хлопотать над цветником. Они должны быть мне благодарны. Ну, а остальные пострадали не
