— Ты счастлива, дочка? — спросила мама, улучив момент, когда мессир Сантьяго был не рядом.
— Нет. Но и не несчастлива тоже, — пожала я плечами.
С тоской смотрела я вокруг, пытаясь запомнить до мельчайших подробностей тот мир, где я была счастлива. Уже тогда я предчувствовала, что никогда не вернусь сюда.
Мама! Как бы мне хотелось сбежать, мама! Вернуться домой, забыть жар ночей и ледяную стыль дней рядом с ним! Но мессир Сантьяго был хитер. Он привязал меня к себе брачной клятвой. В какой-то степени, он поступил благородно. Но лучше бы обесчестил и отпустил.
Тем временем, Арастон вступил в войну с соседним королевством. Все по вине Вашей ненасытной алчности и жестокости, конечно, мессир Рей. Люди гибли за короля. За какого короля? Того, что выжимает из них последние соки, считает всех поголовно своими рабами? Вы умеете так воззвать в своих посланиях народу, что они забывают все плохое, что Вы натворили, и идут за Вами, как крысы за волшебной флейтой. Впрочем, на то мы и простой народ, чтобы верить в чудеса. Не избежали военные сборы и наш город. Мессир Сантьяго, собрав отряды и ополчение, выдвинулся на помощь основным войскам. Он взял меня с собой. Не мог расстаться, он был одержим мной, к сожалению.
Походная жизнь неожиданно полюбилась мне больше, чем жизнь в его доме. Тут я была вольнее, свободнее. Я снова ездила верхом, иногда наперегонки с Сантьяго. В тот момент, когда я выигрывала или проигрывала ему, когда мы; спешившись, красные после скачки, поили лошадей у ручья, и он целовал меня, а иногда и брал, прислонив к дереву, быстро и грубо, я любила его. Но потом осознавала, что война закончится, и иллюзия воли тоже.
Знаю, Вы, мессир Рей, читаете каждую строку жадно, похотливо. Я бы Вам расписала детали, Сантьяго был изобретателен, но не стану: времени мало, а между тем сумерки стали опускаться в колодец.
Как не люблю я ночи в колодце! Вот когда отчаяние и понимание обреченности охватывает меня целиком. Так раньше не любила я дни. Горечь ночи Сантьяго разбавлял страстью, в его объятьях я на мгновение забывалась, а потом приходил сон. А дни были пустыми. Но ночи в колодце — это иное.
Они наполнены воспоминаниями. Все больше до венчания. Когда я жила по- настоящему. Жаль, я не ведьма… Обернулась бы птицей и улетела куда-нибудь далеко, высоко, где никто меня не словит в сети.
Но я всего лишь Инес. Темно-то как… не написать ни строки. Крикнула стражникам, чтобы подали свечу. Заодно попросила еды. Холодно.
Опустили мне толстую свечу, похоже, Вы, мессир Рей, и впрямь хотите узнать, чем дело закончится. Установила ее на каменный выступ, от пламени тени по неровным стенкам колодца… Кажется, прошлое пришло за мной. Вон та тень, это Сантьяго, Раскрывает мне свои объятья. Я бы пошла к нему? Нет. Нет. Довольно. Завтра буду свободна. Пусть умру, но освобожусь от вас всех раз и навсегда. Не станет больше Инес. Будет только прах, свободный лететь, куда ему вздумается. С ветром. С дождем.
Разрыдалась. Об одном жалею. О своей семье. Что не увижу их больше. Но я уже поняла, что за все в этом мире надо платить.
В этом колодце где-то капает вода. Я столько раз пыталась найти источник этого мерного капания, но тщетно. Может, это часть пытки? Чувствуешь, как по капле уходит твое время.
Но не для меня, не для меня, мессир Рей. Я считаю, это секунды до моей свободы. Я прошу, очень прошу, сожгите меня дотла завтра. Подкладывайте дрова постоянно, снова и снова, нужно будет, жгите неделю, месяц, только чтобы больше сюда не возвращаться.
А то, может, придумаете другую смерть? Раз уж огнем никак? Вы-то можете, мессир Рей. Мессир Сантьяго мне сказал, что Вы — колдун. Сантьяго тоже был из этой породы, пусть и не так силен, как Вы. Он знал, что подмешать девушке, чтобы сделать ее покладистой, а юноше, чтобы сделать его вспыльчивым и хмельным. Знаю, что порой, скованная стыдливостью, не шла у него на поводу, и тогда он бросал какие-то травы в огонь, которые снимали с меня оковы сдержанности, и я была сама жадна до его тела. Ему это нравилось, когда я сама просила его, сама льнула к нему и ласкалась. Иногда он сдавался быстро, утоляя мой жар, а иногда ему нравилось мучить меня, смотреть, как я раздеваюсь, изнываю от желания, умоляю, прошу, готовая на все, на любой его каприз. В те ночи он бывал особенно груб. И особенно ласков после.
— Только ты, Инес, — шептал он, перебирая мои волосы, пока я плакала от пережитого унижения, приходя в себя. — Только ты есть в моей жизни. Я без тебя не смогу прожить и дня.
Только ведь травы — это не настоящая страсть. И страх — не настоящая любовь. Вы оба играли мной по вашим правилам, не спрашивали моего разрешения, мнения. Кто я для вас? Лишь игрушка. Красивая, но вещь. А я хотела растворяться в звуках леса, работать в саду, любить простого, искреннего человека. Хотела семью. Хотела, черт вас побери обоих, жить своей жизнью!
A вон та тень, горбатая, страшная, это Вы, мессир Рей. Ваша душа так уродлива. Так черна. Сантьяго не так был страшен и ужасен, как Вы. Жаль, я не сразу это поняла.
Вы стоите здесь оба и смотрите на меня. Словно еще можете наброситься. Сделать мне больно. Но уже нет. Слышите, тени! Уже нет!
Простые люди всегда добрее. Верю в это, потому что никогда зла от них не получала. Стражники здесь меня даже побаиваются, но все-таки не пытаются сделать то, что Вы, мессир Рей. Они держат меня взаперти по долгу службы, а не из прихоти.
Вот и теперь спустили мне краюху хлеба. Ем ее и вспоминаю, как вкусно пахло свежеиспеченным хлебом в доме. Матушка делает такие мягкие булочки! Печет каждый день, что не съели накануне, дает свиньям. Он на следующий день уже черствый, этот хлеб. Мама…
Кажется, я заснула. Не знаю теперь, сколько времени осталось до рассвета. Сквозь решетку в колодце я вижу звезды. Сколько звезд!
Как в ту ночь, когда Вы прибыли со смотром нашего войска. Сантьяго пришел поздно, лег ко мне под бок, прижал спиной к себе, ворча, целуя в шею. Я прикинулась спящей. Но когда его это останавливало?
Когда он закончил, прошептал, что завтра я познакомлюсь с королем. И уснул.
А я всю ночь не спала. Слушала его дыхание. Мой господин и муж. Мой хозяин. Кольцо его рук давило на меня. Думалось: «Почему я не змея? Выползла бы сейчас осторожно, уползла бы в овраг возле лагеря. Там есть ручей. Извивающейся лентой уплыла бы отсюда. Куда угодно. Хорошо быть змеей. Свернуться в клубочек и греться на камне. Спрятаться в нору, чтобы никто-никто не нашел. Почему ты не змея, Инес?».
А наутро противник напал на нас без предупреждения.
Сантьяго, облаченный в доспехи, поцеловал меня на прощание и уехал убивать. А я стала ждать исхода дела.
Вы тогда одержали ошеломительную победу. Помню, какие все были хмельные от счастья, помню песни солдат, их нестройные хоры. Помню, как мессир Сантьяго ворвался в палатку, схватил меня в объятья и закружил.
— Победили, Инес, мы победили!
И столько в нем вдруг было мальчишечьего задора, а не его привычной черной тяжести, что я сама поцеловала его в губы, и даже стало стыдно, что желала ему погибнуть в той битве…
А потом в палатку вошли Вы.
— Это и есть та самая Инес, что изменила самого распутного из моих градоначальников?
Ваш голос. Он всегда такой раскатистый, будто с гор осыпаются камни. Словно звуки спотыкаются о что-то в Вашем горле. Этот голос приковывает к себе внимание сразу. Голос короля.
Вы старше меня насколько, мессир Рей? Лет на двадцать, думаю. Во всяком случае, седина на Ваших висках придает Вашему облику мудрость, стать. А простой ободок короны призван обмануть подданных. Вы такой простой, открытый, дружески пьющий с солдатами в день победы, ласковый со всеми окружающими. Такой насквозь лживый и фальшивый.
Мессир Сантьяго куда правдивее вас: он берет то, что ему нравится, сразу. Жесток, но не скрытен. Он ударит ножом в грудь, а не в спину. Я его за это уважаю. В Вас же нет ничего, достойного уважения. Ничего, что можно было бы любить.
