Самой соседки в комнате не было, но я уже получила некоторое представление. Крепкий середнячок, прилежная ученица, из семьи не слишком большого достатка — должно быть, дочь ремесленника или не слишком удачливого купца, которому хватило средств, чтобы научить детей дисциплине и основным наукам, а вот на выезды в свет — уже нет. Даже у меня, воспитанницы «Серебряного колокольчика», куда вовсе не попадали ученики законного происхождения, был наряд для торжественного выхода. Всего один и весьма скромный, но у соседки не имелось и того.
Тем не менее, подружиться с ней всё-таки стоило. Враги — это очень хлопотно и муторно, а у такой, как я, их всегда будет с достатком.
Поэтому я развесила свою одежду, не потревожив платья неизвестной соседки, и продолжила обувной рядок своими дорожными башмаками и домашними туфельками. Плащ, в котором я проделала почти весь путь, следовало вычистить, прежде чем вешать в шкаф: не то чтобы он был таким уж пыльным, но раз уж мне предстояло соседствовать с ярой аккуратисткой, то единственный способ избежать конфликтов — вести себя ещё аккуратнее и педантичнее, чем она.
К счастью, благодаря «Серебряному колокольчику» я могла и это. А внизу, в прачечной, весьма высоко оценили одно только стремление справиться с чисткой одежды самостоятельно — поскольку выяснилось, что обычно студенты этим не занимались. Наверх я вернулась в приподнятом настроении, но надолго его не хватило: у запертой двери моей новой комнаты поджидал профессор Биант, по которому я что-то ещё не успела соскучиться.
— Добрый вечер, профессор, — произнесла я и сделала реверанс. Напоминать, что это всё-таки женское крыло, не стала: он наверняка знал расположение корпусов и без меня.
А присутствие профессора на запретной территории, вероятно, объяснялось стойким винным душком, окутывающим его фигуру подобно плохому парфюму. Картину дополнял полураспахнутый сюртук, из-под которого виднелась тонкая шелковая сорочка — такая же франтоватая и броская, как и весь профессорский наряд.
— Добрый вечер, миз Доро, — на удивление трезвым и адекватным голосом отозвался профессор и оттолкнулся от стены, которую подпирал на манер умеренно усатой кариатиды. — Я слышал, ваше зачисление было триумфальным.
— Ваше чутье оказалось выше всяких похвал, профессор, — отозвалась я, честно приложив все усилия, чтобы скрыть яд в интонациях.
Но профессор, кажется, и не ждал от меня искренней благодарности, а потому ни на грош не поверил в столь спокойную реакцию.
— Вам ещё не показали, где находится зал с накопителями и как с ними работать? — поинтересовался он.
Я рассчитывала разузнать об этом утром, поскольку в данный момент меня гораздо больше интересовало, где здесь кормят. Но накрепко вбитые в голову правила поведения не позволяли в этом признаться.
— Я ещё не имела удовольствия познакомиться с ответственными за зал, профессор, — сдержанно отозвалась я.
Он кивнул, не дослушав, словно ничего иного и не ждал.
— Следуйте за мной, миз. Я покажу вам, где вы будете встречать каждое утро в ближайшие несколько лет.
Лично я предпочитала встречать утро где-то после полудня. Следовало признать, что такая возможность и в школе выпадала нечасто, — а теперь, по всей видимости, я лишилась ее вовсе.
Хвалёный зал накопителей располагался на задворках — почти четверть часа ходьбы от общежитий. Профессор Биант не терял времени даром и по дороге устроил мне краткий экскурс в историю университета, заодно показав мне учебный корпус, где занимались первокурсники. По виду он больше всего напоминал пристройку для вступительных испытаний: лёгкая крыша, деревянные двери, незастекленные окна и, словно в противовес, основательные каменные стены, будто выточенные из сплошного монолита. Доверия это не внушало.
— К сожалению, не всем студентам удается контролировать свой дар в полной мере, — прокомментировал профессор Биант, заметив мой взгляд. — Преподаватели, конечно же, приложат все усилия, чтобы помочь вам справиться, и ежедневный ритуал посещения зала накопителей призван облегчить задачу и им, и вам. Но дополнительные меры безопасности никогда не лишние. Согласитесь, последствия от обрушения соломенной кровли едва ли сравнимы с падением глиняной черепицы.
— Разумеется, — сдержанно подтвердила я и так и не спросила, какие «меры безопасности» в университете предусмотрены на случай проливных дождей.
Наверняка мне предложат согласиться ещё и с тем, что уж лучше протекающая крыша, чем пожар в учебном классе. Спорить, не зная, насколько часто происходит то или другое, я не собиралась, а потому предалась куда более важным размышлениям — например, насколько уместно ходить на занятия с зонтиком. И не станет ли зонтик досадным образом отвлекать других студентов от гранита науки?
— Зал накопителей спроектирован по тем же принципам, — продолжал тем временем профессор Биант, вполне удовлетворённый моим формальным согласием. — Разумеется, в первую очередь потому, что пользуются им, в основном, первокурсники.
Кажется, мне пытались внушить, что единственная причина, по которой «Серебряный колокольчик» уцелел, — это не мой самоконтроль, а самое настоящее чудо. Я предпочла пропустить этот намек мимо ушей.
В конце концов, пока мне не подсовывали всякие камни для вступительных испытаний, никаких казусов с моей силой замечено не было. Она всегда ощущалась ровным, спокойным теплом — будто огонек свечи. Я могла потушить его пальцами или позволить разгореться, плавя воск и озаряя все вокруг рыжими сполохами. Но бояться свечек мне и в голову не приходило.
Так с чего это должно было измениться после зачисления в университет? Из-за соломенных крыш? Промокнуть и заболеть я опасалась больше…
Зал накопителей охотно предоставил новую пищу моим опасениям. От прочих построек его отделяло поле для спортивных мероприятий и внушительный забор — каменный и высокий, такой основательный, что поначалу я приняла его за наружную стену, опоясывающую весь замок. Потом из-за забора показалась крыша приземистой постройки и развеяла все иллюзии, но куда больше меня поразила клумба с роскошными белыми розами.
Нигде в замке мне не попадались на глаза цветы. Эджин всеми силами демонстрировал, что здесь бал правят практичность, благоразумие и рациональность. Розы в концепцию вписывались из рук вон плохо, как и карабкающаяся по стенам постройки бугенвиллея — насыщенно-фиолетовая, такая яркая, будто ее специально подбирали, чтобы оттенить суровую серость камня.
— Не удивляйтесь, — посоветовал профессор Биант и галантно подал мне руку, чтобы помочь спуститься со ступенек, ведущих от спортивной площадки к цветочному садику за забором. — С магами земли тоже случаются досадные инциденты, и им тоже нужно куда-то сбрасывать излишки силы. Цветы в этом плане гораздо предпочтительнее почвы под ногами или, тем более, каменных стен. К счастью, абсолютное большинство магов оказывается вовсе не способно на работу с камнем, не то основателям университета пришлось бы преизрядно поломать голову над строительными материалами.
Я послушно улыбнулась в ответ на шутку.
— Значит, маги земли зал накопителей не используют?
— За исключением пары-тройки человек в десятилетие — нет, — подтвердил профессор Биант и придержал для меня дверь.
Из помещения пахнуло влажным жаром, будто из хорошо растопленной бани. Я почти ощутила, как волосы закручиваются в небрежные кудряшки, и невольно отступила на полшага назад.
Сопровождение профессоров в бани в мои планы на ближайшее будущее не входило. Что бы они там себе не понапридумывали про бесконтрольный дар!
— Вам подчиняется стихия огня, миз Доро. А Эджин нуждается в тепле зимой, в жаре для кухонных печей каждое утро и в горячей воде — практически ежеминутно. Все студенты, не прошедшие тест на владение собственной силой, помогают университету тем, что сбрасывают свою силу, так сказать, в общий котел. Ванная на вашем этаже работает благодаря магам воды, в столовой круглый год есть свежие овощи и фрукты благодаря магам земли, а в аудиториях никогда не бывает душно благодаря магам воздуха. Студенты избавляются от излишков силы и одновременно тренируют те навыки, которые пригодятся за стенами университета.
