— Хорошо, — кивнул он, и я, поклонившись, быстро вышла.
Пока что это купание было самым волнительным, будоражащим событием за последние пять лет. И я понимала, что вряд ли ночь завершится спокойным сном. В городе все новобрачные спали в одной постели, и муж имел право в первую же ночь овладеть женой. Йан вряд ли отложит супружеские обязанности напотом, и я старательно гнала прочь мрачные мысли.
Детство было погублено вечность назад, юность давно прошла. А теперь я потеряю и чистоту. Я надела длинную, плотную сорочку, расплела косу и расчесала волосы, как того требовал обычай. Потом, рассердившись, снова сплела пряди и заколола их высоко на макушке.
— Итак, одна постель на двоих, — сказал, заходя в комнату, Йан. Он обмотал полотенце вокруг бедер, но оно едва держалось, и я посмотрела в сторону. — Отлично придумано. Если с человеком неприятно даже лечь рядом — о каком супружестве может идти речь? Проверим.
— Проверим, — прошептала я. — Но сначала я должна тебя перевязать.
Мужчина не сопротивлялся. Пока я готовила склянку и тряпицы, он сбросил полотенце и надел короткие нижние штаны. Слава богу! Теперь от него пахло тревожно и волнующе. Резковатый мужской запах, уже не сладкий, но всё ещё древесный.
— Вот так. Не больно?
Он даже не потрудился ответить, и я нахмурилась. Нашла, о чем спрашивать! Для него это наверняка жалкая царапина.
— Готово. Удобно?
Йан кивнул, не сводя с меня взгляда.
— Почему убрала волосы? Распусти, я хочу увидеть их.
Снова приказ. Снова я должна подчиниться. Я вытащила простые шпильки, и белое золото рассыпалось по плечам, нежными завитками упало на грудь, плащом укрыло спину. Года три назад я ещё мечтала встретить своего единственного, которому понравится не только внешняя, но и внутренняя моя красота. Тогда я ещё верила, что он существует, и когда-нибудь найдёт меня, спасёт от постоянных унижений, боли и одиночества. Его пленительный образ долго преследовал меня, пока не был изгнан даже из снов постоянной необходимостью строить из себя ту, кем я не являюсь. Я научилась носить маски, и чувствовала, что вскоре потеряю себя настоящую, но иного выхода не видела. Страхи окрепли после встречи с пожилым чудаковатым колдуном, который едва не стал моим мужем. Тогда-то я и надела самую прочную маску, за которой спрятала своё прошлое. Тогда погибли мои светлые нежные грёзы и вера в то, что каждый может обрести любовь.
Задумавшись, я запоздало вспомнила о Йане, и осторожно посмотрела на мужа. Он медленно улыбнулся.
— Ты знаешь причины моей дешевизны.
Он кивнул на матрас рядом с собой.
— Ложись, Нуала.
Всё. Конец. А, точнее, начало. Я не сомневалась, что это будет ужасная ночь, и попыталась оттянуть время:
— Моя подруга когда-то гостила на севере…
— Мне мало сказали о твоём прошлом, — перебил Йан. Он протянул руку и накрутил на палец светлую прядку.
— Они мало что знают — я не разговорчива, — сглотнула я.
— У тебя были мужчины? — вдруг спросил он.
Я сжала зубы, краснея. Он всё равно узнает правду, но как же мне хотелось соврать! Показать себя с худшей стороны, чтобы Йан ушел, оставил меня в покое хотя бы потому, что я неожиданно для себя самой почувствовала к нему притяжение.
— Не было.
— Хм, это странно. Я думал, вардарцы не столь трепетно относятся к сохранению девственности, а ты красива и свободна.
— Я не вардарка, — процедила я. — Мне не нужны ласки без обещаний, или обещания, которые мужчины не выполняют.
— Но здесь все считают иначе, — сказал мужчина. — О тебе многое говорят, Нуала.
Я почувствовала, как в груди задрожало.
— Неужели действительно лгут? Зачем? Завидуют? Ты исключительна, и знаешь это, и служитель утверждал, что имеешь обыкновение отправляться на долгие одинокие прогулки в лес. А в лесу есть поселение…
Я знала, к чему он клонит, и почувствовала, как гнев, подобно горячему облаку, поднимается от груди к губам.
— Я многое слышала о зальмах, Йан! — выхлестнулось наружу досадное. — Говорят, вы глупы, заносчивы, и единственное, что умеете хорошо — это сражаться. Вероятно, на Зальмите также отвратительно, как на пустошах Логва, или на болотах Ихдун…
— Ты не была на моей родине, не видела её, но всё же утверждаешь, что жизнь там тяжела и бессмысленна?
Меня пробрала дрожь от его взгляда.
— Люди говорят одно, а книги — другое… — попробовала извиниться я.
— Зальмиты не прощают трёх вещей: предательства, лжи и когда кто-то оскорбляет их родину, — сказал мужчина вроде спокойно, но взгляд был тяжёлым. — Я бы хотел поверить тебе, но как это возможно, когда против трёх десятков «лгунов» ты со своей правдой одна-одинёшенька? Кто подтвердит, что ты не успела влюбиться, завести любовника, прельстившегося твоей красотой, несмотря на проклятие?
— Можешь не верить! — произнесла я, желая больше всего дать ему пощечину. — Думай, как тебе угодно. Мне всё равно.
— Смотри мне в глаза, Нуала, — спокойно приказал он, и я поджала губы.
— Что наговорили обо мне все эти люди? Что я бегала на свидания с лесными воинами? Хорошо, вот тебе признание: бегала. И у меня их было десять, по меньшей мере!
— Тогда тебе будет совершенно не страшно испытать и меня среди прочих, — кивнул он, и тотчас повалил меня на постель, накрыв своим тяжёлым, твёрдым телом.
Я вздрогнула, подавив отчаянный крик. Нет, только не так!
— Я не…
— Помолчи.
Он попытался поцеловать меня, но я сомкнула губы.
— Теперь будешь изображать жертву?
Он грубо раздвинул мои ноги и задрал сорочку, и я, оцепеневшая от происходящего, крепко зажмурилась. С воином бесполезно бороться — одним ударом он мог лишить меня сознания, и имел на это право по вардарским законам. Я не испытывала ни отвращения, ни гнева — только ледяной ужас обреченной на гибель, очень похожий на тот, что жил в сердце с мгновений смерти моих близких.
Ничего не изменишь. Нужно смириться. Боль всегда будет частью моей жизни. Я ощутила, как он скользнул рукой вниз, и закусила губы, зная, что на нежной мякоти останутся следы зубов. В следующий миг последовала неприятная, резкая боль, и я пискнула от неожиданности, чувствуя, как из глаз брызнули слёзы. Впрочем, было далеко не так больно, как я ожидала, и Йан тотчас отодвинулся, позволив мне отползти в сторону.
Я кинула взгляд на простыни: крови не было.
— Ты не…
— Нет, конечно. Я не насильник. — Он поморщился. — Ты имеешь право сомневаться в моём благородстве, я имею право сомневаться в твоей чистоте, но теперь мы узнали друг друга немного лучше.
Слезы всё ещё текли по щекам, и тело снова обожгла ярость.
— Что ты сделал?
— Всего лишь проверил, как ты реагируешь на прикосновения. Тебе явно было больно принять меня.
— Но ты не раздет…
Я всё поняла и вскочила с постели, дрожащая, униженная и злая. Неужели он всего лишь коснулся меня пальцем?..
— Так нельзя!
— Я не намерен оправдываться, Нуала, — нахмурился Йан. — И не сожалею о том, что сделал. Ложись спать, завтра мы сразу после церемонии уезжаем. — Он перехватил мой взгляд и повторил тяжело и тихо: — Сейчас же ложись рядом со мной.
Я утёрлась, проглотила рыдания, и подошла к постели. Йан откинул одеяло, и мне пришлось, несмотря на клокочущую ярость, устроиться у него под боком. О какой любви могла идти речь после такого? А вдруг я преувеличила свои страдания?
Супруг лежал рядом, но не касался меня. Я слышала, как он глубоко и размеренно дышит. По потолку скользили густые тени, они сталкивались и создавали свой собственный призрачный лес. Я терялась в нём, оплетаемая длинными ветвями, и, несмотря на то, что держали они крепко, всё равно падала, беззвучно крича от страха. Не засну. Мне даже дышать было трудно.
Внезапно Йан вздохнул и поймал меня за плечи, притягивая к себе.
— Напугал?
— М… — только и смогла выдавить я. Начну говорить — тотчас разрыдаюсь.
Йан мягко погладил меня по голове.
