— Здравствуй, матушка, — Чаян спешился резво и поспешил к ней.
За ним — Леден, первый раз за много дней, искренне и ласково улыбаясь. Они поочерёдно обняли мать, что-то тихо у неё спрашивая, а та отвечала, хмуря изогнутые светлые брови. Стало быть, об отце справлялись да о том, как она одна его смерть тут переживала. Наблюдая за встречей княгини с отпрысками, Елица спрыгнула на сухую землю, подняв над ней пыль. И даже совестно стало: почти по-мужицки получилось. Уж она в седле за две последние луны насиделась вдоволь, привыкла даже.
Любогнева посмотрела на неё поверх плеча Ледена и вдруг, отодвинув его в сторону мягко, пошла к ней. Елица и растерялась даже: что говорить? Как объяснить свой приезд, коли спрашивать начнёт? Но княгиня остановилась напротив, сложив руки перед собой, окинула её взглядом спокойным и неожиданно заговорила первой:
— Здрава будь, Елица, — уголки её губ дрогнули, но линия рта осталась твёрдой.
— Поздорову, княгиня, — Елица поклонилась ей почтительно.
Женщина только подбородок выше вздёрнула, как снова они взглядами встретились.
— Вот уж не думала, что дочь Борилы когда-то здесь увижу. В этих стенах, из которых он сбежал, словно вор. Что же привело тебя сюда? На привязи ведь никто не тащил, верно?
— По моей воле приехала, — подоспел на выручку Чаян. Обнял мать за плечо, будто пытаясь утихомирить. — Помогать нам в поисках Сердца. Не гневись, матушка. Она о делах своего отца мало что знает.
Та взглянула на него подозрительно, взяла пальцами его подбородок, слегка за бороду короткую ущипнув. Усмехнулась, что-то, видно, прочитав на лице сына.
— Всё ясно с тобой, — бросила только — и отпустила. — Что ж, проходи в дом, княжна. Будешь дорогой гостьей.
Та снова поклонилась слегка, невольно робея под взглядом этой надменной, словно изваяние Богини, женщины. Да та и не увидела, верно. И не знала бы Елица, какая беда приключилась с Леденом в детстве — подумала бы, что от неё он свою холодность унаследовал. Чаян пошёл подле матери, лишь коротко обернувшись и одарив короткой ободряющей улыбкой. А вот младший вдруг рядом оказался.
— Не бойся её, — проговорил тихо. — Она с виду грозная, а на деле добрая. Только подружиться с ней надо.
Он придержал её под локоть и повёл к терему. Елица успела только взглядом выхватить взволнованное лицо Веи, которая уже почти затерялась среди захлопотавших кругом челядинок.
— Как же подружиться с ней? Если она меня, верно, терпеть не может. Даже не зная.
Елица взглянула на княжича, подняв к нему лицо. И заметила, что как будто изменился он слегка, потеплел: видно, дом отчий так его согревал. Пальцы Ледена сжались на её руке чуть сильнее — аж дрожь лёгкая по спине прошлась — до того сильно захотелось, чтобы ладонь в его ладони оказалась. Глупое желание. Несвоевременное. Но мысль эта выстрелила в голове неожиданно и растеклась по телу жарким волнением.
— Подружитесь, — ободрил её княжич. — Вот присмотрится и поймёт многое. А там и злиться на тебя перестанет за деяния твоего родителя.
Елица повела плечом и ступила на крыльцо, всё так же ощущая поддержку его. Перед тем, как войти в терем, Чаян ещё раз оглянулся — и мгновенно взор его словно тучами затянуло — того и гляди Перунов огонь из них пыхнет. Вместе с Леденом вошли они в сумрак дома. Елица не сводила взгляда с прямой спины Любогневы, рассматривала широкую полосу вышивки по вороту её бледно-синей рубахи. И сердце всё сильнее трепыхалось: не оставит её княгиня без внимания, снова допытываться начнёт да рассказами недобрыми об отце сыпать.
Поднялись они скоро на второй ярус терема — в женскую его часть. Где-то позади тихо переговаривались челядинки, неся вещи Елицы в хоромину, которую ей подготовили. Хоть и прикинулась Любогнева, что не жала её, а знала всё равно, что приедет. Гонца вперёд отряда давно отправили. Чаян повёл матушку дальше, а Леден остановился у другой двери, за которой тут же пропали хлопотливые служанки, исподволь на них поглядывая.
— Я с братом увидеться хочу, — почти шёпотом сказала Елица, опуская взгляд.
А княжич всё продолжал её держать, словно забыл убрать руку.
— В трепезной на обедне встретитесь. А там будешь с ним столько, сколько захочется, — уверил. — Пока он не отбудет на встречу с Зимавой. Чаян ей обещал.
— Как так он пообещал ей? — интересно вдруг стало, хоть дела это, верно, личные между Чаяном и мачехой.
— За то, что она расскажет, куда ты пропала, когда похитили тебя зуличане. Ведь он не знал поначалу, — Леден покривил губами, словно мысль эта неприятной ему показалась.
Елица усмехнулась только и головой качнула: эх, Зимава. И тут выгоду себе нашла, не подумав о том, что в Зуличе может ждать дочку супруга почившего очень большое несчастье. Да и, верно, решала она, как бы от неё избавиться. Может, и надеялась, что, несмотря на старания Чаяна, та всё ж не вернётся.
— Спасибо, — только и смогла она ответить.
Рука княжича скользнула вниз, и пальцы твёрдые, вечно скованные стужей, сжали на миг ладонь Елицы. Она вскинула взор, ткнувшись им в ледяную стену его глаз. И захотелось на миг увидеть, что же на самом деле скрывается за ней. Интересно, а Вышемила видела?
Княжич отпустил её и пошёл назад, хватаясь за черен ножа, что у пояса висел.
Горница оказалась просторной, хоть и чуть темноватой по сравнению с той, что в Велеборске осталась, да всё ж светлее, чем изба Сновиды в Звянице. Пахло внутри приятно — ландышами. Стоял небольшой букетик их в низком горшочке на столе у окна. Одна челядинка поправляла и без того аккуратно застеленную лавку. Другая расставляла посуду: кувшин с водой и кружки. Вдруг княжне с дороги попить захочется. Едва не ткнувшись Елице в спину, вошла Вея — и тут же девушек прогнала.
Скоро собрались они к обедне: проводила одна из челядинок в трапезную, где дожидались уже княжичи и матушка их. А подле Чаяна, словно под его присмотром особым, сидел Радан, ничуть, кажется, не испуганный уже. Видно, привык к новому месту, да никто его здесь не стращал. Мальчик поднял ясный взгляд на Елицу — и не узнал, конечно. Она как в Звяницу уезжала, он совсем ещё младенцем несмышлёным был. А потому она вдруг растерялась, как теперь быть.
— Здравствуй, Радан, — Елица улыбнулась, чувствуя, как дрожат губы.
— Здравствуй, — буркнул мальчик растерянно и покосился на Чаяна.
Больше и сказать было нечего: ободрить бы княжича маленького, да какими словами это сделать можно? Он ведь домой, кажется, и не рвётся вовсе.
Светоярычи встали почти одновременно. Чаян коротким движением провёл по поясу и опустил на Елицу тёплый взгляд.
— Мы оставим вас. Верно, вам есть, о чём поговорить. А нам надо бы и вече созывать.
Братья поклонились матушке и вышли, оставив Елицу почти наедине с княгиней. Радан лишь посматривал то на одну женщину, то на другую, и помалкивал, чувствуя себя, верно, так же неловко.
Елице и кусок в горло не лез под пристальным взглядом Любогневы — она только шевелила в миске нежеланную вовсе еду и ждала, что, может, княгине наскучит это занятие и она отправится к себе.
— Чаян сказал, что ты не знала почти ничего о том, что сделал твой отец, — заговорила она вдруг, едва не заставив вздрогнуть.
— Я знаю только, что вражда князей была из-за Сердца. Больше ничего, — Елица отложила ложку, совсем передумав есть.
— Началась она вовсе не с этого. Кража Сердца только всё осложнила.
— Так что же случилось?
— Женщина случилась, как часто бывает, — покривила губами княгиня. — Потому и рассорились друзья. Кровные братья. Потому как не поделили её. Светояр ей был мил, а она — Бориле. Князь женой младшей хотел её сделать. Но она, говорят, с Борилой сбежала. А кто судачит, что похитил он её.
Елица сглотнула тихо: так сильно засвербило в горле. И догадки ясные тут же полезли в голову: уж не её ли матушку побратимы не поделили? Или была другая до неё? Чьё имя теперь уж никто, кроме Любогневы, и не вспомнит?
