– Так… разным, – он сразу напрягся и растерял всё красноречие, – разными делами… Не забивай голову!
Она перестала улыбаться. В голубых глазах промелькнула догадка.
– Светлые Небеса! Ты… это… Ты из вольницы, что ли?
Он промолчал и отвернулся.
– Ох, Всеблагая! – Аллонда расстроенно вздохнула. – Вот как меня так угораздило? Слушай, давай-ка выметайся! И так, чтобы соседи не видели. Где дверь знаешь…
Она попыталась вскочить с постели, но тут же была опрокинута на спину. Он навалился сверху, зашептал горячо и сбивчиво, чередуя льющийся поток слов с беспорядочными короткими поцелуями:
– Голубка моя, ну что ты! Чего ты испугалась? Не надо меня бояться! Я не дам тебя в обиду, никому не позволю… Я без тебя жить не могу! Я без тебя сдохну просто от тоски! Аллонда, у нас всё будет! Клянусь! Будет дом, и деньги будут, семья будет, как у всех, детишки… Всё бросим и начнём жизнь сызнова. Хочешь? Хочешь, я всё это кину? Только скажи! Уедем из Эсендара, я брошу своё ремесло. Заживём как честные люди. Я тебе клянусь!
– Испугался? – фыркнула она, в голубых глазах – сумасшедшие искорки. – Вот, в следующий раз, подумаешь, прежде чем скрывать что-нибудь или мне врать. У меня разговор короткий!
Он выдохнул тяжко, покачал головой.
– Ведьма!
– Ладно, – она попыталась выбраться из-под него, – а теперь серьёзно – тебе и вправду пора. Второй день лавка простаивает… Мне работать надо.
– А я тебе всё возмещу, – пообещал Ворон, не торопясь её отпустить.
– Ты на дом копи, богатей! – засмеялась она. – Эливерт, в самом деле, давай прощаться… Приходи, как стемнеет. Я тебе сейчас второй вход покажу. Со двора, а не с улицы.
– Я знаю, где у тебя второй вход…
– Пошляк! Я про дверь…
– А я про что? – фыркнул Ворон, поцеловал в шею, поглаживая по бёдрам, подтянул её чуть выше. – Я же вор. Я сразу присматриваю все пути отступления. Сейчас уйду… Немножко ещё… Хорошо?
– О, Небеса! Прекрати! – засмеялась она. – Что ты опять делаешь?
– Ну… Ещё разок… На посошок… – мурлыкнул он в ухо Аллонде и слегка прикусил мочку.
***
Солнышко припекало всё сильнее, над сырыми булыжниками мостовой поднимался едва различимый парок. Похоже, день снова будет жаркий…
До осени оставалось ещё больше двух месяцев, а денег у Эливерта уже накопилось достаточно. И можно было хоть сегодня уезжать, но он не спешил сообщить об этом Аллонде.
Нет, Ворон не передумал и не пожалел о своём предложении. Он даже отдал распоряжение одному надёжному человеку заняться поиском их будущего дома. Не в столице правда, как изначально хотела Аллонда, а где-нибудь на окраине. С этим она уже почти смирилась.
В столице, конечно, людей много, и затеряться проще, да и нравилась атаману старая часть города Кирлиэса. Вокруг королевского дворца всё было помпезно-кричащим, раздражающим, а вот дальше, за рекой – уютные улочки, много садов и деревьев, и дома не такие роскошные, но живые, настоящие, светлые, так похожие на дом из его детства. Но всё-таки с таким прошлым, как у Ворона, спокойнее жить где-нибудь у границы, в глуши, где никому не придёт в голову тебя искать.
Он склонялся к Эстиу, земле в Северо-Западном Пределе. Горы до небес, сосновые леса окружают старинный город, зимой даже снег иногда бывает. А ещё река… Эстиу стоял на берегу сказочно красивой речушки.
На дом там уже должно было хватить, но Ворон решил подстраховаться. Всё-таки у его зазнобы аппетиты неумеренные, вдруг захочет особняк под стать замку владетеля Эстиу милорда Данкалнау. А у него не хватит на такой… И что тогда делать? Глазами хлопать, дескать, давай другой поищем, по средствам?
Да и нужен запас золотишка на первое время, пока обживутся.
Ворон планировал завязывать с воровством, а значит, нужно будет собственное дело начинать, скорее всего, торговлю. В делах купеческих атаман разбирался не хуже тех, кого грабил.
Второй вариант – кузница. В этом деле опыт у него был хороший, больше трёх лет пахал на кузнеца Горбача денно и нощно. Но только вот делал он это не добровольно, а будучи рабом безвольным. И потому работа такая в душе настолько тесно сплеталась с воспоминаниями о худших днях его жизни, что хотелось зажмуриться и сбежать куда подальше.
Ладно, с этим разберётся потом… После свадьбы. Не пропадёт. Голова есть на плечах, руки-ноги на месте, а что ещё надо? Остальное всё в твоих руках.
Эливерт давно привык не ждать подарков от жизни. Хочешь жить – умей вертеться, хочешь жить хорошо – вертись в три раза быстрее. А когда твоя женщина любит носить глейнские жемчуга и плащи из меха макдога, тут уж изворачивайся наизнанку…
Ради Аллонды хотелось изворачиваться, вертеться, прыгать выше головы, идти на неоправданные риски… Ради Аллонды хотелось жить. Хотелось так, как никогда прежде.
И пусть Нивирт глумится – вот влюбится по-настоящему, поймёт, что значит женщина в жизни мужчины.
Все эти гулянки, девки, вино, разговоры до утра и смех до слёз, дороги и просторы, опасные ночные вылазки, драки и потехи, и даже удовольствие от хорошо провёрнутого дельца – всё это не идёт ни в какое сравнение с простым человеческим счастьем – просыпаться утром рядом с любимой женщиной.
Не сказать, чтобы всё было гладко. Порой и они ссорились. И это всегда было так – у-у-у-х-х-х! Стены в доме дрожали, и стекла звенели. Будто две молнии грозовой ночью схлестнулись в тёмном небе.
Аллонда вообще любила уколоть, поиздеваться, задеть… Но он снисходительно прощал ей стервозность, как прощал и многое другое.
Не мог только понять – зачем? Не мог понять, как можно намеренно сделать больно тому, кого любишь.
Он тоже не подарок. И порой заслуживал. Но эту её особенность понять никак не выходило.
Ему никогда не нравилось причинять боль. Даже тем, кто заслуживал, даже врагам. Иногда приходилось. И бить, и пытать, и убивать уже приходилось. Но от этого всегда было тошно. Какая в этом может быть радость?
А вот в пылу ссоры он тоже не думал над тем, что говорил. И тогда они сцеплялись как бешеные псы. Рычали и кусали, не отдавая себе отчёта.
А потом мирились! Также яростно и неистово, как ссорились. Иногда Элу казалось, что Аллонда устраивает сцены нарочно, ради вот этих безумных примирений. Он не знал ни одной женщины столь ненасытной и жадной до любовных ласк.
И лишь одно временами смущало… Она никогда не мечтала о том, что будет. То есть, наверное, мечтала, но не говорила об этом вслух. Он считал дни до осени, болтал о том, как лучше устроить свадьбу, где купить дом, как они заживут там вдвоём, и сколько у них будет детей. Она всегда улыбалась в ответ и иногда добавляла новых красочных подробностей, но никогда не начинала эти разговоры сама. Это было странно…
Он думал, что все женщины мира только и мечтают о том, чтобы выйти замуж. Его бывшие подружки зачастую начинали мечтать о таком без всякого на то повода, едва стоило сказать: «Добрый вечер!».
Хотя… Что он в этом понимает?
Подружек было не так уж густо. Нет, спал он со многими (всех уже и не вспомнить), но это всё было так мимолётно, пусто. Одно дело кувыркаться в постели, другое – две жизни в одну соединять.
Жить вместе. Это было ново, непривычно, сложно…
Ворон давно уже привык быть одиночкой, никогда прежде ему не нужно было оглядываться на других.
Нет, был верный друг Нивирт, были братья из вольницы. И за них он отвечал, тут не поспорить. Но женщина рядом – это совсем другое. Пришлось с невесёлым смехом признать, что жить, как все обычные нормальные люди, он просто не умеет.
Но он учился… Учился прилежно и быстро. Учился дарить подарки, выводить свою даму в милые её сердцу места, галантно ухаживать за столом, говорить приятности, расчёсывать её белокурые локоны вечером перед сном, выбирать для неё одежду и украшения, приносить что-нибудь вкусненькое с рынка, обнимать и целовать просто так, а не потому, что сейчас хочется трахнуть, присылать ей короткие записки о том, что ему надо задержаться или уехать, дабы она не ждала и не волновалась понапрасну. Он учился думать о ней больше, чем о себе. И у него получалось…
