class="p1">— Прекрати, а? — мысленно попросила я. — Ну, пожалуйста.
Но грифон делал вид, что не слышит.
— Ты же прекрасно знаешь: презренные серые тебе не соперники. Ты ж у меня самый сильный, самый смелый, кровожадный, беспощадный, боевой… Ну?
Колокольчик сбавил скорость, изогнул голову, насмешливо блестя глазами.
— Лучший. Самый лучший! Самый умный и самый красивый грифон среди всех существующих миров!
— Хрр-р-р-р, — довольно отозвался грифон.
— Смотри, там какой-то город, — присмотрелась я. — Довольно крупный.
Ироничный клекот был мне ответом.
— Зря смеёшься, кстати. Нельзя же быть таким снобом! Скажите пожалуйста… Его величество грифон в самой столице проживали, из королевских конюшен вышли… Когда это было-то? Мы с тобой давно уж простые бродяги, забыл?
— Кр-р-р…
— Что? Мерзкий городишко? Ты не справедлив. Смотри, вон и стена вокруг, и ратуша, и форт на скале… Разве не прелесть? Как тебе? Мне нравится.
Грифон резко зашёл на крутой вираж — явный признак того, что я по мнению грифона, несу очередную глупость. Вообще-то Чик лёгок на подъём и так же, как и я, любит путешествовать, но вот зимовать королевский грифон предпочитал в специально оборудованных конюшнях. Лучше — при дворе его величества. Ну в крайнем случае в пожалованном тем самым величеством поместье. Поместье, дающее право на графский титул, мне, действительно, выдали. Вот только я его не любила. Пусто, холодно. Прислуга настороженно косится, вздыхая о прежних хозяевах: злых, требовательных, — одним словом, «правильных», достойных, с их точки зрения, уважения.
— Перестань! — я пригнулась, обняв Колокольчика за шею. — Обещаю, что позабочусь о тебе. Всё, решено! Зимуем…
— Не надо! — раздался девичий крик, заглушив моё жизнерадостное «здесь».
Я вздрогнула: проснулась привычная готовность ждать худшего — отпечаток страшной войны, когда свои становятся врагами: брат — за мятежников, сват — за короля. Запах предательства, которого ожидаешь ежесекундно, привычка вечно нюхать воздух — не пропустил ли чего, окрест летающего… Наверное, теперь это на всю жизнь, но сейчас некогда об этом думать:
— Вперёд! — я с трудом сдержалась, чтобы не проорать боевой клич верных Альфреду войск: «Грифоны и король!»
Мы упали перед двумя солдатами, волокущими тоненькую девчушку, совсем ещё ребёнка. Тёмные косы растрепались, гибкое тело извивалось змеёй, из горла рвались отчаянные звуки.
При виде нас все дружно отпрыгнули. Ещё бы, когда с неба падает злобно рычащий грифон размером в полторы крупных лошади, тут уже хочется оказаться подальше.
Крик девушки мгновенно смолк. Секунду спустя отборной бранью разразились солдаты. Едва поток фантазии служивых иссяк, все застыли, настороженно разглядывая друг друга. Все, кроме Колокольчика, который рыл передними лапами землю — плохой знак. Очень плохой…
Солдаты в форме королевских войск были трезвы. Не пьяные, не расхристанные. Вполне себе опрятно выглядят. Что ж, уже легче. Можно попытаться договориться.
— Что происходит? — спросила я, копируя высокомерный тон герцога Норфолка.
— А ты… вы… вообще кто?! — тот, что был постарше, первым пришёл в себя, правда, на грифона всё ещё посматривал с опаской.
Совсем молодой напарник его, смертельно бледный, держался, как мог, даже окинул нас с Колокольчиком сердитым взглядом. Осмелел, значит…
— Графиня Вержи́ — эмиссар его величества, короля Альфреда.
— Бабы эмиссарами не бывают! — вдруг выдал молодой, но тут же зашёлся кашлем.
Противным таким кашлем. В горле, видно, запершило. Всё, что могу. Это только в сказках изо рта пустозвонов жабы выпрыгивают. А жаль…
И только я так подумала, прилетело красавцу от старшего поколения доброй, звонкой затрещиной, — красота!
Пока парень тёр затылок, старший ткнул пальцем на грифона, затем тем же пальцем покрутил у собственного виска, мол, соображать же надо! Этот птенчик сожрёт заживо не подавится. Жить надоело?
Солдаты поклонились и встали по стойке смирно.
Место действия потихоньку заполнялось людьми — зеваками, любителями бесплатных представлений. Вот где они были, когда девчонку волокли эти двое, не пойми куда, не пойми за что, а? Или они на грифона посмотреть пришли, а пойманные девчонки не интересно? Похоже, Колокольчик всё же был прав: мерзкий городишко…
— К-г-х-р-р-р…
Я пыталась понять настроение толпы. Знать бы, где ближайший пункт расположения королевских войск и сколько до него перелётов из этого медвежьего угла? На случай, если спасение этого растрёпанного, чумазого, зарёванного чуда осложнится. Ясно же, что бросить девчонку теперь я уже не смогу…
— Повторяю вопрос: что здесь происходит? — рявкнула я как можно более гневно.
Девчонка замерла. Бежать пленница больше не пыталась, а услышав слова «эмиссар» и «графиня», сникла совсем. Или показалось?
— Разрешите доложить, ваше… — старший запнулся и посмотрел на напарника, но это ему не помогло: малой застыл, открыв рот, вперив в Колокольчика немигающий взгляд
— Сиятельство, — пришла я несчастному на помощь.
Солдат с подозрением оглядел «моё сиятельство» от капюшона болотного плаща до кончиков сапог (зачарованных, между прочим, из кожи прекрасной выделки). Зря сомневается: мой наряд стоил не дешевле парадного одеяния придворных, включая драгоценности. Плащ, кстати, тоже зачарован специально для полётов в небе. Может обеспечить пятнадцать замедленных падений с грифона и стоит целое состояние!
В случае непредвиденной ситуации наездник, вылетая из седла, падает медленно, так, чтобы грифон успел спасти своего всадника. Сколько жизней было сохранено благодаря усилиям магов!
— Я жду, — напомнила я о себе.
Пауза затянулась. Задумалась я, задумались солдаты и пойманное ими дитя. Каждый — о своём.
— Девчонка — преступница, — зло бросил молодой, кивая на дрожащую фигурку.
— Сам ты преступник, — выпалила какая-то краснощёкая женщина. — Небось тоже бегал к её родителям, пока те живы были? За травами? А осиротела Улька — всё?
— Они умерли, — начал было солдат, но тут из толпы раздался ещё один голос:
— Сгорели, храни Спасительница светлые души! Лечили дураков вроде вас, сил не жалея, вот и…
«Лечили?» — я замерла, догадываясь, в чём дело.
— Она нарушила закон! — рявкнул солдат, нахмурившись.
Толпа расступилась и вперёд вышел, чуть прихрамывая, аккуратно одетый улыбчивый старичок. В голубых глазах любовь к миру. К людям и всему живому на земле. Огромная, искренняя, бескорыстная любовь, настолько чистая и светлая, что верилось в неё почему-то с трудом…
— Уля, — обратился он к ней, склонив голову.
— Да, господин Ллонк, — не поднимая глаз, прошептала девчонка, съёжившись под полным любви взглядом.
— Ты торговала лечебными травами на площади перед бывшей аптекой твоих родителей.
— У нас хлеба не было, Ришка без молока третий день, — по щекам в два ручья побежали слёзы.
— Да что ж ты не пришла-то ко мне, дурёха, — всплеснула руками женщина.
— Все слышали? Это признание! Торговала травами без разрешения!
— А ты, кровопивец, следил за ней, да? Давно глаз на аптеку Лоранов
