с неба, однако достойно пережил перестройку и новое лихое время. Нашёл работу по душе и крепко стоял на ногах. Всю жизнь прожил со своей женой, воспитали двух сыновей, которые из-за своего коренастого сложения напоминали двух боровичков.
Кто-то их одноклассников уехал по распределению после учёбы, да так и остался в одной из бывших республик Советского Союза, кто-то умотал за границу, как только это стало возможным. Проредили наши ряды алкоголь и наркотики.
Прервал мои размышления окрик Михаила Борисовича, нашего математика:
– Иванова, проснись! Сдай домашнюю работу!
Растерянно перевела на него взгляд, всё ещё находясь в плену воспоминаний:
– Я…Я забыла дома тетрадь, – щёки покраснели от неловкости.
– Эх, весна, – неожиданно по-доброму улыбнулся учитель, – сам молодым был. Но в понедельник сдашь две работы, – он строго погрозил пальцем.
– Хорошо, – краска стыда всё ещё не желала покидать моего лица.
Остальные уроки пролетели одним мгновением, пучина нахлынувших воспоминаний не желала отпускать, и я так и просидела, задумавшись о прошедших днях юности.
Подходил к концу пятый урок, когда вспомнила, что после занятий предстоит разговор с Николаем и поход до дома. И, сказав Светке, что у меня очень болит голова, трусливо смылась на перемене.
Дома могла быть Алка, поэтому время до окончания занятий я провела в небольшом сквере, рассматривая прохожих и любуясь той удивительной атмосферой спокойствия и умиротворённости, что была присуща семидесятым годам. Ей, казалось, был наполнен воздух. На лицах прохожих играла лёгкая улыбка. Не как теперь, либо взгляд в пол, либо фальшивый оскал в тридцать два зуба. Так непривычно было видеть маленьких детей, серьёзно шагающих по своим делам без родителей, не боящихся, что их украдут или заманит в подворотню педофил. Тогда и слов таких не ведали. И можно было обратиться за помощью к любому, зная, что тебе её окажут. Без денег, без напускного равнодушия. Просто так. От всего сердца. И большое сердце было словно у самой страны. Горящее от доброты миллионов людей, не напоказ заботящееся о каждом человеке без исключения.
Наверное, так подходят к концу самые счастливые сны. Скоро я проснусь и, кряхтя и разминая спину, отправлюсь на свою нудную, тяжёлую работу. Ноги к концу смены отекут, наливаясь взбухшими узлами вен, руки будут болеть от хлорки, давление скакать вместе с переменчивой весенней погодой. И опять потянется вереница лиц покупателей. Равнодушные ко всему подростки, с набитыми жвачкой ртами, приветливые старушки-склочницы, которые выходят «в люди» за очередным скандалом, всегда спешащие после работы женщины с маленькими детьми, что вечно хнычут и клянчат сладости.
Разница времён так больно ударила по нервам, что на глаза выступили слёзы. Смахнув их, я пошла домой. Если у меня есть ещё возможность провести время с родителями, то не надо её упускать.
Квартира встретила меня знакомым запахом греющегося на плите обеда, только сейчас я поняла, насколько сильно проголодалась. Странно для сна, но загружать себя очередными грустными мыслями не стала. Разувшись, прошла на кухню, там хозяйничала Алла:
– А, уже вернулась? Доставай себе тарелку, сейчас будем обедать, – она раскладывала на столе приборы, резала хлеб.
– Что на обед?
Сестра с тревогой взглянула на меня:
– Ты сегодня какая-то странная, сама же вчера у мамы котлеты просила с пюре.
– Точно, я забыла.
Алла подошла и положила руку мне на лоб:
– С тобой всё нормально, сестрёнка? Чудная какая-то. С Колькой поругались?
– Н-нет. Откуда ты про него знаешь? – не помню, чтобы я до окончания школы рассказывала родным о нашем романе.
Сестра усмехнулась:
– Я же не слепая. После школы кто тебя каждый день провожает? Кстати, почему сегодня одна?
– Так, настроения нет, – я достала тарелки и принялась раскладывать еду.
– Поня-я-я-тно, – промычала Алка, засунув в рот ложку с пюре, – точно поругались. Вот и у меня полная неопределённость, – она подпёрла щёку рукой и тоскливо взглянула в окно.
– Почему? – я не помнила, чтобы сестра откровенничала со мной.
– Что почему? Будто не знаешь. Ярик. Вот вроде нравлюсь я ему, но он не подходит. Ходит, глазами стреляет, а на танцах будто не замечает. Странные они эти мужчины.
Алла вновь принялась за еду, а я вспомнила, о ком идёт речь. Ярик учился с ней в одном институте, только на пару курсов старше. Симпатичный парнишка, с русыми, словно рваными вихрами и прозрачными голубыми очами. Странный их цвет походил на две льдинки, спрятавшиеся в его глазах, будто у сказочного Кая. Они познакомились на каком-то из субботников, но дальше дело не шло. Ярослав был неизменно вежлив, помогал, если Алла обращалась к нему, но на этом всё.
Встречаться с ним сестра так и не стала несмотря на все её старания. Потом она познакомилась с Борисом, что долго и красиво ухаживал за ней. Но их брак долго не продлился. Поженились они на четвёртом курсе, получили комнату в общаге. К такому Алка оказалась не готова. Её бесило всё: общая ванная, кухня и маленькая комнатушка, где слышимость была такая, словно живёшь вместе соседями. Через месяц она подала на развод и вернулась к родителям.
Потом было несколько мимолётных романов, из-за которых мы часто ругались, в это время Алла напрочь забыла о больной матери, и мне приходилось сбегать с пар, чтобы ухаживать за ней.
В конце концов, она вышла замуж за своего преподавателя, с которым случайно столкнулась в магазине. Тогда уже она не была его студенткой, их роману ничего не мешало. Страсть кипела бурно и вскоре сестра вышла замуж за представительного Вячеслава Тихоновича. Он был её старше, но это казалось только подчёркивало статус сестры в глазах окружающих. Ощутимым довеском к мужу стала его большая трёшка и старенький жигулёнок.
– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – отвлекла меня Алла.
– Хорошо, – всё новые и новые воспоминания не давали покоя, они всплывали, словно из тёмного омута времени, где я старалась их похоронить навсегда.
Папа работал в одной остановке от дома, в проектном бюро и потому возвращался чуть раньше мамы, которой приходилось ездить на завод, где она занимала должность секретаря-машинистки.
Сидя за накрытым столом, он дожидался её, и лишь потом все приступали к ужину.
Так и в этот раз, в подъезде процокали каблучки, с неизменными железными набойками. Тихо отворилась дверь и раздался весёлый мамин голос:
– Народ, я дома! – бросив авоську с продуктами в прихожей и переобувшись в вязанные тапки, мама прошла в ванную.
– Иришка, иди помоги матери с сумками, – позвал меня папа.
Я пошлёпала в коридор, схватила тару и потащила её на
