Глава 3
Сохраняя бесстрастное выражение лица, я вышла из своего укрытия, и сразу мой взгляд приклеился к огненно-рыжему петуху, упитанному сверх меры. Он шустро собирал румяные крошки под ногами Игната и задорным «ко-ко-ко» подзывал курочек из своего гарема. Его ярко-красная шишка кренилась на бок и тряслась в такт движению клюва, а длинные, отливающие зеленым перья хвоста трепетали на ветру.
Мне сразу вспомнился наш с дедом белый безымянный петушок, который точно так же призывал своих курочек на вкуснятину. Только, в отличие от Рябчика, сам он к лакомству не притрагивался — все до последней крошки раздавал своим любимкам. И сколько его бабушка ни пыталась откормить, ничего у нее не получалось.
— Ты? А ну… — новообретенный дядюшка вытаращился на меня, словно увидел привидение. — Проваливай.
— Надоело. Смени пластинку.
От усталости хотелось свалиться прямо на траву и уснуть. Только нельзя мне сейчас спать. Я вдохнула кисловатый дым и чуть поморщилась. Как бы Игнат последний наш с ним дом не спалил, пока я буду отсыпаться после всех потрясений. Поэтому перво-наперво мы с ним поговорим.
Интуиция подсказывала, что как я себя сейчас поставлю, так моя жизнь в этом доме и пойдет. Поэтому я решила время на светские реверансы не тратить и извлекла на свет детдомовские замашки. Неприятно, но неуправляемый выпивоха — вполне повод прибегнуть к тяжелой артиллерии.
— Чего сменить? — собеседник замер на месте, и только сведенные к переносице брови выдавали его обескураженность.
— Заладил одно и то же, говорю. Хватит. Никуда я не уйду. Этот дом мой и лавка моя. — Я вытащила из кармана изрядно помятый свиток и потрясла им в руке. — Ты это прекрасно знаешь. Если не нравится, сам проваливай.
— Ах ты крохоборка поганая! — взвыл оборванец на пол-улицы, и я опять засомневалась в его возрасте. Пусть голос хриплый и надрывный, но стариковским он не казался. — Всего тебе мало!
— Угу, крохоборка, — с мрачной миной подтвердила я и засунула руки в карманы. — Дальше что?
— Изгоню твою душонку, вот увидишь, изгоню!
Позабыв о Рябчике, все еще суетившемся теперь уже с тремя рыжими курочками у его ног, бородач сделал несколько шагов в мою сторону.
— Изгоняй сколько влезет, но… — Прокуренное дыхание, смешанное с запахом давно не чищенных зубов и пропотевшей одежды, заставило меня поморщиться, и произнесла я не то, что собиралась. — Жить отныне будешь по моим правилам, понял?
— У-у-у, девка бесовская свалилась на мою голову, — снова взвыл оборванец. — Чем я Светлому Хранителю Леса не угодил? Чем прогневил его?
— Кому не угодил?
— Ничего святого в тебе не осталось, приблудная, — с выражением безграничной досады махнул он рукой. — Светлый Хранитель нас покинул не навсегда, слышишь? Когда Лес оживет, он вернется и тогда — берегись!
— Непременно. А пока твой Хранитель тебя не слышит, будешь делать то, что я скажу.
Недоброе выражение осунувшегося лица не убедило, что понял меня Игнат правильно. Для надежности надо чем-то его запугать — ведь выпивохи признают только силу — тогда, возможно, мы поладим.
— Не будешь слушаться, темные силы призову. Они оплетут тебя по рукам и ногам черными студенистыми щупальцами и утащат к себе.
Произнесла я тихо и успела подумать, что теперь он точно примет меня за сумасшедшую. Ну и ладно. Лишь бы подчинился.
— Мало тебе, окаянная, всех несчастий, которые свалились на наш род? Пощади… — пронзительно взвыл мой дядюшка и поднял обе руки со сжатыми кулаками над головой.
Его слипшиеся космы выскользнули из-под воротника рубахи и змеиными хвостами скользнули на плечи. Борода тоже выпрямилась и оказалась еще длиннее, чем я думала: некоторые ее клочья доставали до живота. Сам же родственничек, казалось, вот-вот рухнет на колени.
Испугался пустой угрозы? Ну ничего себе! Мои брови взлетели вверх. И, с трудом сохраняя невозмутимость, я озвучила первое требование.
— Будет тебе пощада на сегодня. Но только если ты сменишь одежду и сходишь в баню.
— У-у-у, горе мне, горе, — опустил руки и вцепился в свисающую паклями бороду оборванец. — Где мне, по-твоему, одежду взять?
— В шкафу?
— Святой Хранитель Леса, — опять завывание родственничка всколыхнуло пространство. — Чем я тебя прогневил?
— То есть другой одежды нет?
В ответ бородач затряс головой.
— Ничего нет, Светлым Лесом клянусь, — угодливо закивал он и сложил руки на груди.
— Хорошо, в баню завтра пойдешь, — кивнула я и принялась соображать, где можно раздобыть рубаху со штанами. Новая не нужна. Главное, чтобы чистая и без дыр.
— Бани, если ты, дорогая племянница, забыла, у нас уже нет, — несмело пробурчал он себе под нос.
— Нет бани, и что, теперь грязным ходить и вонять на всю округу?
Может, не все соседи меня в штыки принимают и удастся договориться о помывке? Эх, были бы деньги… Но, судя по облику дома и его бывшего хозяина, здесь и медного грошика не сыскать.
Глава 4
«Карман — крайне ненадежное место для столь ценной бумаги», — подумала я и повертела свиток в руках. Ведь ничего, кроме захудалого наследства, в этом мире у меня нет. А если что-то и сохранилось с тех времен, когда настоящая Анастасия покупала модное пальто, то я об этом ничего не знаю и вряд ли узнаю.
Да и не нужны мне ее заначки! Я здесь всего час как обживаюсь, и чем больше узнаю, тем меньше мне нравится эта самая Анастасия. Лучше я сама найду способ, как честно денег заработать. Руки есть, голова на месте, работать готова от зари до зари.
Неужели я пропаду? И, пообещав себе поскорее найти для документа более надежное хранилище, я все-таки сунула хрупкую трубочку обратно в карман.
Солнце на небосводе сияло еще высоко, но дел, которые предстояло успеть сделать до наступления темноты, было много. Не глядя на хмурую физиономию моего новообретенного родственника, я вышла в сени. Очутившись в облаке знакомых ароматов, я прошла прямиком к темному чулану, который, как я подозревала, и был их источником.
Распахнула настежь дверь, и дневной свет, разрезая темноту, хлынул на стену передо мной. И я загляделась на крепкие вязанки трав, развешанные на каждом ее свободном пятачке.
Обнаружился здесь и зверобой с мелкими листочками и желтыми цветками. И прутики шалфея, и соцветия-корзинки ромашки. И листья мать-и-мачехи. Я не удержалась и провела ладонью сначала по ярко-зеленой стороне листочка, а потом по ее белесой «изнанке». Даже сухой, лист оправдывал свое название: вверху холодный и теплый внизу.
Неторопливо я прошлась вдоль запасов Олимпия Ладиславовича, и с каждым шагом мое настроение улучшалось. Покойный зельевар дело свое знал и собирал только целебные травы. Если меня одолеет депрессия, или подхвачу бронхит, или навалится еще какая-нибудь напасть, будет чем лечиться.
И пчелки не привиделись же мне под полом?
Сейчас весна — значит, самое время сделать улей. Чтобы, когда молодая пчелиная семья отделится от остального роя и станет искать себе новый дом, мне было что ей предложить.
Тогда у нас с Игнатом будет мед и на случай простуды, и просто к чаю.
И не только мед! Прополис и пчелиный яд… И пчелиные соты для воска.
Размечталась я так сильно, что не только прошла усталость — я даже почувствовала прилив сил. Но время не ждет, и я заставила себя перестать витать в облаках и переключиться на то, что есть здесь и сейчас, — на прекрасный чулан с целебными травами. И я продолжила исследовать его содержимое.
По мою правую руку к бревенчатой стене крепился широкий стеллаж с множеством склянок. Я наугад взяла одну из них и, оставляя след на толстом слое пыли, провела ладонью по притертой крышке.
На миг у меня появилось чувство, что я попала в старинную аптеку. И что сейчас из теней в углу покажется строгий седовласый провизор и поинтересуется, что меня беспокоит.
Я стряхнула наваждение, открыла пузатенькую склянку из темного стекла, и меня едва не закружило в аромате корневища валерианы.