и края. Громкие крики и раскаленный металл котлов, в котором вращалась бесконечность пороков. Нужно немедленно просыпаться.
Слишком жарко. Обжигающее пекло неприятно стискивает кожу, и я нервно подскакиваю на постели, возмущенный реалистичностью кошмара.
Оборотням они не снятся.
Потирая глаза в полусонном бреду, я с трудом разлепляю глаза. Густой белесый туман, в котором погрязла вся комната. Горло наполняется едким запахом гари, от которого перехватывает внутренности.
Пожар.
Перемахнув через письменный стол, в один прыжок оказываюсь у двери и наваливаюсь на нее всем весом тела. Оттуда тянет невероятным жаром, пахнет бензином и машинным маслом. Если вовремя не вырвусь отсюда, то погибну как печеная картошка в бензине — тут все на воздух взлетит вместе с моей квартирой. Несмотря на адские усилия, дверь не поддается, словно ее подперли чем-то тяжелым с другой стороны.
— Черт!
Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону, когда изношенный пол прошивает здоровенный язык пламени, вырвавшийся с автомастерской. Едва не падаю навзничь, пораженный злобой огня.
Пламя тут же перекидывается на деревянный стол, охватывает бумаги. Меня обдает пеклом пожара, задевая кожу руки. Вскрикнув от боли, пячусь в противоположную сторону. Через мгновение половина комнаты тонет в черном дыму, а стол разламывается пополам, взметнув в воздух сноп обжигающих искр.
Человек бы давно задохнулся в этом горячем смраде, но я сумел проснуться. И теперь пора бежать, пока не начал рушиться пол.
Времени нет, поэтому я разбегаюсь, насколько это возможно, и выпрыгиваю из окна. Сверкает стекло, в обожженной руке застревают осколки. Автомастерская полыхает сверхновой звездой. Перед приземлением меня обдает обжигающим воздухом, полоснувшим по обнаженной спине.
Рухнув на землю, почти теряю сознание от боли и удара об асфальт. Озираясь по сторонам, вижу паникующих людей и гигантский черный внедорожник, остановившийся прямо там, где мы с Вал распрощались до утра.
Это просто дым, я просто надышался…
Плохо соображая, что делаю, перекатываюсь на живот и упираюсь руками в асфальт. С трудом поднявшись на ноги, ковыляю к можжевеловым кустам возле соседнего дома. Рухнув в изгородь, оцарапываю руки кривыми ветками. От ожога саднит кожа, в груди застревает густой дым, покрывая внутренности сухой горькой резью.
Приподнявшись на локте, смотрю в сторону горевшей автомастерской. Интересно, каким чудом я вообще выбрался?
Судорожно выискиваю черный внедорожник, но тот словно пришел следом за кошмарным сном — его и след простыл. Облегченно уронив голову на мягкую землю, я понимаю, что спасен. Просто привиделось.
Слишком тяжело оставаться в сознании. Голова тяжелеет, раны ноют, осколки впиваются в кожу. Потерявшись между сном и реальностью, я закрываю глаза.
6 (Прошлое Рождество)
— Спокойно, Бруно. Без резких движений. — Ровный голос Вальтерии кажется гулким, словно кто-то вставил в уши стальные трубки для усиления звука. — Глаза открыть можешь?
Шуршание медицинского халата и тихие шаги по голому кафелю. Обострившийся слух тут же улавливает эти детали. Мышцы одеревеневшего лица отказываются слушаться, и я едва выдавливаю несколько слов:
— Где… я… сейчас?
— Ты дома.
Щелчок выключателя. На потолке в тысячу светил полыхает лампа, сработавшая катализатором моего воскрешения. В эту же секунду распахиваю глаза.
— Вот дьявол!
Операционный свет слепит, и каждый лучик электричества выжигает в глазах слезы. Переборов свинцовую тяжесть мышц, я неловко протягиваю ладонь и смахиваю скопившиеся в уголках глаз соленые капли.
— Как ты себя чувствуешь?
Вал стоит в углу лаборатории, прислонившись к столику для инструментов. На ее рубашке красуются четыре гигантских полосы, а бледную кожу пересекают блестящие глубокие алые порезы.
— Откуда? — выдыхаю я.
— Пустяки, заживет. — Рихтенгоф даже не смотрит на свои ранения. — Как ты себя чувствуешь?
— Это я тебя… так?
— Бруно, прекрати.
— Я или нет?!
Вампир тяжело вздыхает и сдается под натиском моей надвигающейся истерики.
— Ты. Но ты был не в себе, я понимаю.
— Боже…
Едва удерживая простыню на бедрах, оглядываю свой обнаженный живот и грудную клетку со змеей татуировки на ключицах. Разумеется, одежда разлетелась в клочья, когда я обратился. Мышцы ноют после тяжелой трансформации, а на предплечье темнеет синяк.
— Тебя было просто не удержать, — мрачно поясняет Вал, кивая на фиолетовое пятно. — Я старалась не применять силу, но…
— Что значит «старалась не применяться силу»?! — вскидываюсь я. — Мы уже тысячу раз это обсуждали! Если я нападаю, ты должна защищаться! А если бы я тебя убил во время своего приступа?!
— Это исключено.
— Господи, Вальтерия… — Прячу лицо в ладонях. Мышцы в руках дрожат от слабости и боли. — Я надеюсь, эти порезы — единственное, что я с тобой сделал.
— Не волнуйся. Все будет в порядке.
Она слабо улыбается и шагает в сторону столика для препаратов, чтобы взять оттуда шприц с успокоительным. Сердце обрывается куда-то в район пяток, когда я вижу, как сильно она хромает на правую ногу.
— Что с тобой? — шепотом спрашиваю я.
— Закончили, — резко отвечает вампир. — От твоих запоздалых сожалений мне легче не становится. Ты не виноват, поэтому осядь уже.
— Но…
— Хватит. — Рихтенгоф перекатывает ампулы по железному столику. — Нужно будет вколоть еще — для профилактики. Одиночный приступ может спровоцировать множественные обращения.
— Не хватало, чтобы я тебя еще раз покалечил. — Потираю лоб ладонью и встряхиваю головой. — Если бы ты только знала, из-за чего я взбесился…
— Примерно представляю, — сухо откликается вампир. — Когда мы вернулись, то обнаружили Оливию и Джейсона спящими в обнимку на диване. Громкие вопли Байрона остановил лишь невероятный жест твоего друга — он встал на одно колено и сделал девушке предложение.
— Как ты на это отреагировала?
— Никак, Джейсон никогда особо не дружил с головой. Меня больше интересовало, куда подевался ты.
— Как хорошо, что я в это время валил сосны в лесу…
— Я догадалась, что с тобой произошло, но все равно подумала так же. — Вал невесело улыбается. — Не думала, что тебя так это заденет.
— Это от зависти, — бурчу я. — Выпил и почувствовал себя до одури одиноко, когда они целовались под омелой. Кошмар.
— То есть даже не ревность?
— Зависть от ревности я отличаю. — Свешиваю ноги со стола, придерживая простыню на бедрах. — Еще и предложение руки и сердца. Хорошо, что я застал только первый акт спектакля.
Тупо смотрю на свои голые ступни. Зрение все еще острое — так бывает сразу же после приступа, когда звериная кровь еще не отхлынула.
— Как там Байрон? — спрашиваю я.
— Убит горем, сломлен и пьян до зелена змия. — Вал поднимает глаза к потолку. — Отсыпается наверху.
— А где… ну…
— Ромео и Джульетта уехали, я их особо не задерживала. Не хотела, чтобы тебя снова заклинило.
— Здорово. И Байрон не расстроится, когда проснется.
— У него будут заботы
