с Аннушкой.
— Спасибо тебе, Миша. Ты с Анной говорил? Кто ее видеть мог так, что бы запомнить?
— Расстраивать я вас, государыня, не хочу. Жена Михаила Салтыкова приезжала. Сынок у нее животом маялся, зелье просила сварить. А муж к простой травнице не отпустил.
— Миша, еще один, значит! Он всегда с дурными идеями был. Неужели против меня пошел? После того, как обласкан, был? Не бери в голову. Что мои племянники собой представляют, я знаю. Но их мать меня буквально спасла, когда я в опале была. Долг у меня перед ней неоплатный. Но только до тех пор, пока они Мише моему вредить не станут! Пойдем, с Анной поговорим. Может, что то она поняла! И, Миша, господи, одни Михаилы, запутаюсь я с вами. Будешь князем Михаилом. Так вот, князь, если что в Коломне накопают — сразу ко мне! Кто бы виноватым не был! Невзирая на лица! Чую я, Мишу спасать от этой девки надо!
— Подождите, государыня, Хотел подарить этой, избранной, шкуры лисы редкой, степной, не вышло. Не побрезгуйте, сам ловил, учился с беркутом охотиться. Тут на женскую шубу и на шапку хватит. Хотите — одарите кого-нибудь.
— Спасибо, ты бы матери и жене подарил, я чину монашеского, мне такое роскошество носить невместно.
— Я много привез, там и маме, и жене, и невесткам хватит. Я еще прикупил у башкир все, что они за зиму набили. Я-то весной приехал, шкуры уже не такие роскошные были. Охотились больше для уменьшения их количества, что бы не расплодились и хозяйству не вредили. Но они не так линяют, как наши лисы. Башкиры объясняли, что у них шерсть за два дня выпадает, и они все лето облезлые ходят, а к осени отрастает вновь. Но эти — башкирские, зимние, им сносу не будет!
— Спасибо, возьму. Старые кости тепла требуют! Манька, отнеси подарок в мою кладовую, да пригласи на завтра портного, и скорняка, шубу шить. Пошли, князь, спросим, что Аня поняла из детского лепета!
Анна с Настей нашлись в компании царя в следующем покое. Настя играла с Михаилом в ладушки. Михаил все пытался выяснить у Анны, что не понравилось ее дочке в избранной невесте.
— Прости, государь, Настю понять иногда сложно, не все я в ее речи разобрала. Поняла только, что испугалась она чего-то, — уклончиво отвечала Анна.
Настя встретила Мишу восторженным: — Папа! — и полезла ему на руки.
— Простите, государыня, вы же меня просили сердце проверить, а мы отвлеклись. Давайте пройдем к вам в покои, я проверю. Миша, подождешь меня, с Настей. Простите, государь, дело, прежде всего!
Анна поклонилась Михаилу, взяла под руку Марфу, и они пошли в ее покои. Но не дошли. Войдя в следующий покой, Марфа остановила Анну.
— Выкладывай, что хотела сказать! Сил терпеть нет!
— Давайте хоть свернем куда-нибудь, вдруг государь Михаил пройдет и нас увидит!
— Хорошо, давай сюда!
Они зашли в комнатку, увешенную иконами. Марфа села на скамью, похлопала рядом с собой.
— Все так плохо? — спросила.
— Плохо, — прямо ответила Анна — Такое количество плохих слов я от Насти еще не слышала. Она еще плохо говорит, все-таки только два годика, но детских словечек знает много. И если раньше самая длинная фраза у нее была, когда она требовала поехать в Псков, к папе, а мы только что получили известие, что Миша погиб, то сейчас она выдала еще длинее. Я вам ее перескажу, может поймете сами: — «Тетя бяка, фу! Кака! Незя-я дядя Миша, месте, кака! Темно! Черна кака! Вреть, бяка»!
— То есть, тетя плохая, нельзя вместе с Мишей быть, и она врет? А кака, что она этим говорит?
— Кака ей няньки говорят, когда она грязное что-то берет. Говорят — «фу, кака»
— То есть эта Мария грязная, черная, плохая и врет? Темная. И нельзя с ней быть Мишеньке?
— Да, можно так перевести. В чем грязная и что врет, пыталась спросить, она еще объяснить не может, слов нет. Плакать начала. Я прекратила. Она и так волновалась.
— Конечно, не надо девочку напрягать! И так все ясно! Анна, Христом — Богом прошу, как только станет хоть что-то известно из Коломны, сразу сообщите. И что с Мишей делать, ума не приложу! Вы же знаете, он упрямый! Решил, что влюблен, на отступиться. Жаль, конечно, что ты ему опасна была, но что поделать!
— Простите, государыня, даже если бы и не была опасна, все равно за него бы не пошла. В нашем роду любят один раз. Вон, маменька смерть папы не пережила. Бабушка Аглая после смерти деда держится только потому, что много дел семейных навалилось. Боюсь, что уладится все с моим наследством, и уйдет она от нас к своему Юрочке! А я Мишу своего, как увидела, так и поняла — вот, судьба моя!
— Понимаю. У нас с Федором так же было, пока проклятый Годунов нас не разлучил. Ладно, что сейчас с Мишей делать?
— А вы с моим Мишей посоветуйтесь. Он в этом деле дока. Двух королей, одного Великого Канцлера и кучу другого народа вокруг пальца обвел. И здесь что-нибудь придумает!
— Хорошо, сердце долго смотреть? А то, что мы мужчинам скажем?
— Просто посидите спокойно, успокойтесь. Вот так!.. Для вашего возраста, простите, и всех тревог вашей жизни сердце вполне хорошее. Лучше, чем у государя Михаила. Ему много вреда детские годы принесли. Та болезнь, что у него у нас в избушке случилась, это не первый случай. Просто очень сильный. И хорошо, что бабушка его увидела и сразу болезнь распознала. А то угасал бы тихо, и никто бы не знал, отчего. А сейчас лечить будем. Вот здоровье и окрепнет.
— Спасибо, успокоила. Пойдем к мужикам, заждались. А с Мишей я переговорю, как ваши из Коломны воротяться! Может, раскопают что-то!
В Коломну на богомолье Аглая поехала рано утром. Вернулась через неделю, мрачная, как туча грозовая. Сразу, с дороги к Михаилу пошла.
— Миша, можешь срочный разговор с Марфой устроить? Нам всем троим и тебе с Анной! Решать срочно надо с царской невестой!
— Что, все так плохо?
— Хуже не бывает.
— Отдохните с дороги, мы в Кремль съездим с Анной. Якобы надо у Марфы еще раз сердце проверить! Договоримся, за вами пришлем! Только в баню сходить с дороги не выйдет.
— Не до бани, Миша! Поезжайте скорей!
Через два часа все вместе сидели в укромной комнатке у Марфы, Аглая, Агафья и смущающийся Николай докладывали,
