Патч снял маску и тихонько засмеялся где-то в районе моей шеи, сдвинув волосы за спину. От него исходил невероятный аромат. А сам он был теплым и крепким и таким родным. Сердце забилось быстрее, сжимаясь от чувства вины. Я солгала Патчу. И не могла забыть этого. Я закрыла глаза, отдаваясь поцелую, стараясь раствориться в этом моменте. А тем временем ложь неустанно билась, билась и билась в голове. Я приняла дьявольскую силу и запудрила Патчу мозги. И я все еще ее принимаю.
— У твоего костюма есть один недостаток, — проговорила я, разрывая поцелуй. — Он не скрывает твою истинную личность. Нельзя, чтобы нас видели вместе, не забыл?
— Я заскочил всего на минутку. Не мог пропустить вечеринку моей девочки, — промурлыкал он, опуская голову для еще одного поцелуя.
— Ви еще не появилась, — снова заговорила я. — Пыталась дозвониться ей на мобильный. И Скотту. Но оба раза меня перекидывало на голосовую почту. Мне следует беспокоиться?
— Может, они просто не хотят, чтобы их беспокоили, — проговорил он мне в самое ухо глубоким, хрипловатым голосом. Он приподнял подол моего платья, поглаживая пальцами обнаженную кожу бедра. Тепло его ласк затопило всю мою нечистую совесть. Задрожав от испытываемых ощущений, я снова закрыла глаза, в этот раз непроизвольно. Напряжение спало. И я чаще задышала: он в точности знал, как и где ко мне прикоснуться.
Приподняв, Патч усадил меня на край умывальника, его руки тут же заскользили по бедрам. Голова закружилась, и меня бросило в жар, а когда он снова добрался до моих губ, готова поклясться, между нами проскочили искры. Его прикосновения обжигали страстью. Трепещущее, одурманивающее тепло, разливающееся по венам каждый раз, когда я была с ним, ничуть не ослабевало, не зависимо от того, как часто мы флиртовали, целовались, прикасались друг к другу. Скорее наоборот, оно стало еще ощутимей. Я хотела Патча, и в такие минуты не доверяла сама себе.
Не знаю, как долго дверь ванной оставалась открытой, прежде чем я это заметила. Я отдернулась в сторону от Патча, хватая ртом воздух. В темном проходе стояла мама, бормоча себе под нос, что этот замок никогда не работал как следует, и что она уже сто лет намеревается починить его, когда ее глаза, видимо, привыкли к темноте, потому что она замолчала на полуслове.
Ее рот захлопнулся. Лицо побелело… затем налилось глубоким, испепеляющим румянцем. Я еще никогда не видела ее такой разъяренной.
— Вон! — она указала пальцем на выход. — Сейчас же убирайся из моего дома, и не вздумай еще раз вернуться или дотронуться до моей дочери! — злобно прошипела она Патчу.
Я спрыгнула с умывальника.
— Мам…
— Ни слова! — отрезала она, повернувшись ко мне. — Ты сказала, что рассталась с ним. Ты сказала… то, что было… между тобой и ним… закончилось. Ты солгала мне!
— Я объясню, — начала я, но она вновь развернулась к Патчу.
— Вот чем ты занимаешься? Соблазняешь юных девочек в их же домах, пока их матери стоят всего в метре от них? Тебе должно быть стыдно!
Патч взял меня за руку, крепко ее сжимая.
— Как раз наоборот, Блайт. Ваша дочь значит все для меня. Целиком и полностью. Я люблю ее — что может быть проще? — Он говорил со спокойной уверенностью, в то время, как его подбородок сделался неподвижным, словно был вырезан из камня.
— Ты разрушил ей жизнь! С того самого момента, как она встретила тебя, все полетело к чертям. Ты можешь отрицать это, сколько влезет, но я знаю, что ты был причастен к ее похищению. Выметайся из моего дома, — прорычала она.
Я вцепилась в руку Патча, неустанно повторяя в его мыслях: Прости, прости, пожалуйста. Все лето я провела взаперти в какой-то хижине в непролазной глуши. Именно Хэнк Миллар стоял за моим похищением, но мама этого не знала. Ее разум соорудил огромную стену вокруг воспоминаний о нем, сохраняя все лучшее и выкидывая все остальное. Я винила Хэнка и винила дьявольскую силу. Мамин разум говорил ей, что ответственность за мое похищение лежит на Патче, и для нее это была такая же неоспоримая истина, как то, что солнце встает на востоке.
— Мне лучше уйти, — Патч обратился ко мне, обнадеживающе сжав руку. Я позвоню тебе позже, — добавил он только для меня.
— Надо думать! — бросила мама, ее плечи приподнимались от напряженного дыхания.
Она шагнула в сторону, позволяя Патчу выйти, но тут же перегородила путь, не дав мне сбежать.
— Ты под домашним арестом, — заявила она железным тоном. — Наслаждайся вечеринкой, пока она не закончилась, потому что это твоя последняя встреча с друзьями на долгое-долгое время.
— Тебе хоть интересно выслушать мое мнение? — огрызнулась я, разозленная тем, как она отнеслась к Патчу.
— Мне нужно остыть. И в твоих же интересах дать мне время. Может, завтра я буду в настроении для разговоров, но только не сейчас. Ты соврала мне. Встречалась с ним за моей спиной. А что еще хуже — обнажалась тут перед ним прямо в ванной. В нашей ванной! Ему нужно от тебя только одно, Нора, и ему все равно, где это получить. Но, знаешь ли, нет ничего романтичного в том, чтобы потерять девственность в туалете.
— Я не… мы не… потерять девственность? — я покачала головой, скривившись от отвращения. — Забудь. Ты права — ты не хочешь слушать. И никогда не хотела. Особенно если дело касается Патча.
— Все в порядке?
Обернувшись, мы с мамой обнаружили Марси прямо за дверью. Она держала в руках пустой котелок, смущенно пожимая плечами.
— Простите, что прерываю, но у нас закончились глаза монстров, они же чищенный виноград.
Мама смахнула с лица прядки волос, стараясь собраться.
— Мы с Норой как раз заканчивали. Я могу быстренько съездить в магазин за виноградом. Больше ничего не заканчивается?
— Сырный соус начо, — пропищала Марси, словно мышка, которой было невыносимо стыдно навязываться, пользуясь добротой моей мамы. — Но это не так уж важно. То есть, это всего лишь соус. Конечно, не с чем будет подать чипсы, и это мой любимый, но, в самом деле, это не так важно.
Кротчайший вздох сорвался с ее губ.
— Ладно. Виноград и соус начо. Что-нибудь еще? — спросила мама.
Обняв котел, Марси просияла.
— Нет. Это все.
Выудив ключи из кармана, мама вышла, двигаясь резко и напряженно. Марси, однако, осталась.
— Знаешь, ты ведь всегда можешь изменить ее воспоминания. Внушить, что Патча никогда здесь не было.
Я холодно взглянула на нее.
— Как много ты слышала?
