— Демонесса, которую ты уничтожила в Венеции, — вторая дочь Люцифера.
Я поняла, что он знает о моем присутствии, вошла и закрыла за собой дверь.
— А натурщица?
— Всего лишь служила ей телом. А та, что напала на Джонни и Диего здесь, в Барселоне, его первая дочь. Вечно слепая Ярость — Кали теперь обладает глазом Локи. Сколько времени пройдет, прежде, чем она найдет глаз оборотня? Прежде, чем увидит женщину, которая станет телом для Ноктуны? Мы лишь пытаемся отсрочить неизбежное. Ноктурна породит того, кто покончит с этим миром навсегда. Нами играют, как пешками, а мы пытаемся переписать сценарий в свою пользу.
— У нас получится?
— Может быть. Но когда все ветки бьют тебя по лицу, ты в чужом лесу.
Мне хотелось сбежать от всего этого. Сбежать от него… Мысли о нем преследовали меня постоянно. Что бы я ни делала, образ демона, его тень, стояла в подсознании. Когда наступает ночь, я оказываюсь один на один с этими мыслями, не в силах противостоять им или отвлечься. Желание изматывает меня, физическое страстное влечение к его телу.
Когда мы появились в агентстве после столкновения с Кали, он почти небрежно бросил меня на диван, стащил с себя окровавленную рубаху, обнажил такой торс, что у меня дыхание перехватило. Он повернулся к Лике, чтобы взять чистую одежду, и я почти ожидала увидеть на его спине шрамы от крыльев, но… там только были мышцы, чуть смуглая кожа, такая ровная, без родинок, шрамов, татуировок. Перед сном он являлся мне таким, и мне хотелось дотронуться до спины, провести рукой по его коже, опускаясь все ниже. Я хочу узнать, как он целуется, хочу вдохнуть запах его кожи, чувствовать контакт с ним, соединить наши солнечные сплетения так, чтобы эта мучительная тяга успокоилась и ослабла хоть на мгновение.
Мы почти не виделись в эти дни. Он постоянно был с Ликой и Джонни, я порой лишь слышала их голоса в коридоре агентства. Я ему не нужна. Вопреки моим ожиданиям, он не бегает за мной, пытаясь отнять душу или соблазнить. Он вообще про меня забыл. И он прав… я всего лишь маленькая девочка в темном лесу. Я сдамся, едва он приблизится ко мне.
Он даже не пошевелился, говоря со мной. А если бы он встал, если бы подошел, мне стало бы легче переносить это душевное напряжение и страх перед неизвестностью.
Ночные кошмары еще одна из причин, по которым я не тороплюсь засыпать и думаю о графе. Лучше думать о его теле, корчиться от желания, чем убегать по темному городу от Мрака, пытаться спастись от демонесс, спасаться от зомби в лесу. Лика варит мне успокоительные чаи, но кошмары все равно не уходят. А наутро просыпаться сложно и даже неохота.
На следующий день Лика отвела меня в кафе на работу. Практически силой. Пепе увидел меня и нахмурился. Я отработала смену, но выходить мне не хотелось. В кафе Пепе появлялась иллюзия, что все беды остаются за дверью. А внутри так хорошо и спокойно. Несмотря на то, что я видела Диего, поджидавшего меня на углу, я затеяла генеральную уборку на барной стойке. Пепе подсел и долго подсчитывал что-то в своей бухгалтерской книге, которую вел по старинке. Мы долго работали в полном молчании, так что слышно было тиканье старых часов, показывающих неправильное время, в подсобном помещении. Пепе всегда шутил, что время они показывают правильное, просто это время в каком-нибудь другом городе. Я мыла чашки и думала о графе Виттури. Мне бы хотелось, чтобы он вошел в это кафе, сел за стойку и заказал кофе. Каким он будет? С перчинкой? С шоколадным вкусом? Соленый? Или просто очень крепкий с большим количеством черного осадка?
Его губы будут иметь вкус этого кофе, если поцеловать его после того, как он сделает первый глоток…
Чашка со звоном выскочила из рук в раковину. Хорошо, что не разбилась. Только я не выдержала. Я только сейчас поняла, как натянуты во мне нервы, мышцы, сухожилия, словно я пытаюсь превзойти саму себя, не желая признавать то, что выше головы не прыгнуть. Я оперлась руками о мойку.
«Бесполезная девчонка».
Я такая бесполезная, что меч падает из рук, желание побеждает рассудок, а интуиция глушится какими-то дурацкими доводами.
— Все в порядке, дочка? — Пепе внимательно смотрел на меня.
— Да, — как можно более живо ответила я. Получилось примерно как радостное восклицание мертвеца в гробу. На самом деле, мне очень хотелось поплакать, но я понимала, что плакать можно только ночью, наедине с самой собой, когда горечь и страх перемешиваются с желанием и отчаянием. Я никому не могла рассказать о своих мыслях и сомнениях. Ни с кем не поделиться. С Цезарем я пыталась разобрать часть проблем, но он свел все к графу, еще раз запретил мне с ним сближаться и оставил один на один со всеми остальными страхами. Моя психика не выдерживает нагрузки всей этой ирреальности. Еще немного, и я впаду в истерику от всего, что происходит вокруг. Я не справлюсь. Я не герой. Господи, да я даже не могу взять себя в руки и вести себя прилично со взрослым мужиком. Как перестать фантазировать о нем, как стать сильнее самой себя? Еще немного, и меня просто взорвет от всего этого безумия.
Домой на квартиру мы с Джонни вернулись через неделю после того, как покинули ее вслед за призраком. Юка и Мартин устроили нам праздничный ужин, как оказалось, Джонни наплел Мартину целую историю о том, как мы ездили в Пиренеи, там с ним приключился несчастный случай, он потерял глаз, но зато мы с Джонни сблизились. Очень сблизились.
Пока я врубалась в эту историю, которую мне, конечно же, Джонни не рассказал заранее, приходилось глупо улыбаться, молчать и пытаться высказать бровью и уголком губ мое истинное отношение к его задумке. Потом я долго шипела на него шепотом, но он молчал и только синий глаз его зло сверкал по соседству с черной повязкой. Меня изматывало одно его присутствие рядом. Чувство вины и страх перед ним, совершенно необъяснимый и новый, такой колко-хрустящий, как вещь с магазинной полки, постоянными пиявками пили мое самообладание. Почему-то этот новый Джонни, с внешностью пирата, не заслуживал того доверия, что раньше. Его розыгрыши стали более злыми, чем раньше. Если мы все страдали от его шуток, довольно невинных, вроде того, как незаметно убрать со стола во время обеда бутылку пива Мартина, стрельнуть так же незаметно телефон Итсаску, спрятать инструменты Сержа в столе Лики, напугать внезапным появлением из-за угла Юку, то теперь он стал просто невыносим. Поджог локоны Лики, ввел вирус в компьютер Итсаску, залил какой-то несмываемой грязью новое пальто Диего. А меня подставил морально. Заставив врать друзьям в глаза.
Пишу это, а от злости меня потряхивает. Даже в своей комнате не могу побыть одна: ночью одноглазый пес, словно Цербер, сторожит меня в ногах».
Настя проснулась ночью рывком. Села на кровати и долго не могла понять, где сон, а где реальность. Ночные кошмары стали такими четкими, что, проснувшись в темноте, она пыталась определить, где она. Рычание собаки сбивало с толку, но потом она сообразила:
— Джонни, что происходит?
Она протянула руку и нащупала спящего в ее ногах пса. Его шерсть стояла дыбом. Под ее рукой он превратился в мужчину и через мгновение навис над ней черной тенью.
— Тише, Настя.
Настя лежала, боясь шевельнуться. От Джонни шло тепло, он крепко обнял ее и лег рядом. Это было очень кстати, потому что после происшествия с Кали она все время мерзла и чувствовала озноб. Но тут же она подумала, что это очередной его розыгрыш, хотела возмутиться, но он зажал ей рот. И тут она услышала, помимо их дыхания, еще одно, свистящее, под дверью. Кто-то стоял там, сипло дыша, и Настя почувствовала, как каждый волосок на ее теле становится дыбом. В темноте сверкнул серебряный топорик, который Джонни аккуратно взял в руку. Они лежали так, прижавшись друг к другу, несколько минут, пока, тихий вздох не раздался под дверью, и шаги не удалились по коридору прочь.
— Кто это был?
— Не знаю, — шепот Джонни был искренним, с тенью страха. — Но он ушел.
