И сейчас его останавливало от твёрдого отказа на приказ эла только то, что она останется без него, останется без защиты. Хотя…
— Не надо, пожалуйста, — прорыдала Милена и, обняв его, сползла с кресла к нему в руки. — Не надо так, Роар. Не надо…
И да, это всего лишь брак с женщиной, до которой ему нет дела, да и ей тоже до него дела не будет. Просто союз, чтобы была выгода фернату, были наследники. И митар знал десятки примеров, когда знатные мужи вступали в брак, а сами жили открыто со своей наложницей, которая была любимой женщиной, или содержали свободную женщину по той же причине. Но он так не умел.
Чаще всего даже, когда у него были романы с разными девицами при дворе или он увлекался кем-то из наложниц, его сложно было бы упрекнуть в неверности.
Или когда был с Язой только о ней одной думал и верен был безоговорочно, хотя и не обещал ничего, да и любовь между ними была основательной, проверенной временем, дружеской, крепкой, спокойной, как штиль. И Роар точно знал, что Яза приняла бы и поняла эту необходимость в браке для него, поддержала, была бы на его стороне в любом решении, но он всё равно мучился бы, всё равно пришлось бы договариваться с совестью, потому что был таким — верность для него была непоколебимой основой его жизни.
Прижимал к себе Милену, а сердце щемило до боли, потому что её боль была и его тоже.
— Я без тебя не смогу, — всхлипнула она. — Поэтому не говори про смерть, пожалуйста.
— И у меня без тебя не получится, но я вернусь оттуда с супругой, понимаешь? И это больно, мне безумно больно и я не хочу, чтобы тебе было, но будет и я не смогу ничего сделать с этим, светок, — у него самого не было силы в голосе.
Милена ничего не ответила, только прильнула к нему солёными от слёз губами и его унесло. С ней у него всегда была буря. И как он может её предать?
И даже договариваясь с Летой, Роара выворачивало. Он прикрывался этой великодушной идеей того, что спасёт её от совершенно потерявшего разум данэ, но на деле… всё было едино. Мерзко и тошно.
Слова Рэтара, что больше не будет его прикрывать, что отдаёт ему титул ферана, были, как удар исподтишка.
Роар понимал, что это лишь из-за того, что тан так же не может смириться с этим приказом, что его тоже выворачивает и он не может предать Хэлу.
И Рэтар мог уйти, у него были все права на это.
Для того, чтобы стать тэяром нужно было быть фераном не меньше десяти тиров, нужно было хотя бы раз быть в успешном, то есть принесшим детей, браке, нужно, чтобы ферина была возрастом большим, чем полсотни тиров, или феран должен был быть вдовцом. И феран часто становился тэяром, если сыновья были мертвы, или в браке рождались только дочери, передавая титул нужному человеку, чтобы не возникало споров о приемнике после смерти ферана.
И Рэтар мог стать тэяром Горанов действительно давно. Не было ни одной возможности у правителя Кармии возразить против этого.
Ещё когда Элгор сказал об этом, что если бы не Роар, то тан давно сделал бы так… и на самом деле это зацепило. Но тогда столько всего произошло, что митар напрочь забыл о словах брата и их действии на него.
И теперь, когда Рэтар сказал о своём решении, это чувство вернулось. Роар слишком хорошо знал своего тана, чтобы не понимать — решение окончательное, изменить его нельзя. Но вот причина.
Получалось, что Роар плох для титула ферана в обычных условиях, но когда дело приняло скверный оборот, то он сразу стал вполне годен? Выбор между долгом и Хэлой? Никогда бы Роар не мог подумать, что женщина сможет сделать такое с Рэтаром Гораном — пошатнуть преданность долгу и земле!
Сначала митар безумно разозлился. Вышел в коридор и был невообразимо счастлив, что феран задержался и не вышел следом за ним. Потому что перекосило гневом и яростью, внутри взметнулось такое дикое неистовое пламя. Он сам не понял, как удержался и не попытался смести этой злостью ферана.
И да, Роар бы не смог ничего сделать, это была бы пустая попытка вздорного мальчишки достать кого-то, кто недосягаем, но буйство чувств застилало глаза.
Конечно митар остыл и конечно понял, что на деле пытаясь заменить себя Элгором, пытаясь сопротивляться этому приказу великого всеми силами, он делал так же как и Рэтар. Но у тана был выход и он заслужил им воспользоваться.
Не мог Роар позволить себе сказать, что достопочтенный феран Изарии Рэтар Горан не достоин отдыха, не достоин стать тэяром и не достоин быть рядом с любимой женщиной. И эта скорбная мысль — Хэла была беременна и она потеряла ребёнка…
Как мог Роар вообще злиться? Какое право имел идти поперёк практически самого важного в своей жизни человека?
Феран Изарии зашёл в зал, пересёкся взглядами с митаром, кивнул, прошёл к дальней стене, и Роару стало невыносимо стыдно. Жгучий, едкий стыд разлился внутри него, причиняя боль и смиряя гордыню.
Рэтар вырастил его, заменил отца. Никогда не оставлял и не предавал, всегда был рядом. Сколько раз спасал его жизнь?
И сейчас Роар видел как тан устал — от обязанностей, которые выполнял намного дольше, чем был фераном официально, от того груза ответственности, которая лежала на нём ещё дольше, и от войны, которую вёл постоянно, не выдыхая, ожидая удара. И неужели Роар будет тем человеком, который этот удар нанесёт?
И митар смирился. Он был благодарен, что выбор супруги был свободным и можно было делать как удобно. И Лета Анпа была отличным выбором. Да, внутри будет болеть, но Лета хочет свободы и Роар ей её даст. Пусть делает, что захочет, она тоже заслужила.
Он не почувствовал плохое, когда феран ушёл с великим. Не учуял неладное, когда один из людей великого подошёл и передал просьбу правителя пройти к нему в рабочую комнату. Но когда вышел в коридор и людей эла стало больше, то уже не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять — происходит что-то скверное. А потом увидел Рэтара в сопровождении стражи и стало страшно.
Да, Роар приказывал себе быть благоразумным. Да, заходя в рабочую комнату великого эла, он давал себе чёткие указания не вестись на провокации, сделать всё, как надо и уйти, чтобы спастись и попытаться спасти тана. И по-началу всё шло хорошо, он сдерживался, сделал вид, что смиренно принимает титула ферана, не стал спрашивать, что случилось и чем провинился Рэтар, но потом всё это стало не нужно.
— В знак верности, Роар, — обыденно, словно говорил о погоде, произнёс великий, — тебе нужно передать мне ваших ведьм.
— Передать вам ведьм? — митар сам не понял, как смог это переспросить внятно. Внутри всё окаменело.
— Передать ведьм элату, — проговорил правитель бесцветным тоном. — Такая ценность, как ваши ведьмы, не могут принадлежать одному фернату, согласись, Роар.
— Великий, — в голове стучала кровь. Теперь стало понятно — Рэтар не нашёл что ответить на это, а как Роар может? — Другие фернаты тоже призывают ведьм, но элат не требует их себе в качестве доказательства верности.
— Может быть, — тон эла изменился и митар понял, что его загнали в угол. — Но как я погляжу вы с твоим таном слишком уж за них держитесь.
В голове Роара метались десятки мыслей — согласиться отдать ведьм для виду, а самому не исполнить приказ и спрятать их, дать сбежать? Всего лишь надо освободить от слова перед фернатом. Ничем другим они не связаны, а он теперь феран и значит может сделать это. Роар заплатит головой за неподчинение. Но Хэла с Миленой уйдут в портал. Исчезнут. С Хэлой Милена не пропадёт. И их не будут искать, потому что они не нужны — они всего лишь способ влияния на Горанов, точнее только на одного, на Рэтара. А Роар?
Конечно феран был прав в том, что великий знал про связь митара и белой ведьмы. Но что он будет делать с Миленой, если заберёт? Попытается заставить нового ферана Изарии в лице Роара делать так, как надо эла и Кармии? Будет вымогать беспрекословное подчинение? И можно было бы сыграть в эту игру, но слишком хорошо митар знал великого — он не сможет оставить свою похоть, свои низменные желания. Тем более призванная серая, будь она простой, или ведьмой, для правителя всего лишь вещь.
