и опасная.
– Вот почему полковник чувствовал смерть, – глухо произнес я. – Здесь не самовозрожденный мертвец, а неупокоенный…
Берта сжала мою руку чуть сильнее.
– Мы найдем его, Роб. Обязательно. А пока давай начнем. Если это Делла, то медлить нельзя, зазеркалье высушит ее.
Я не стал уточнять, что это значит. Закрыл глаза, собирая всю свою магию в одну жгучую точку в груди, чтобы сказать нужные слова и выплеснуть все в отчаянном зове.
Мысли путались. Бен, мой коллега и друг, робкий зельевар, был мертв. Жаба ушла, но вернулась, приняв чужой облик, потому что любила своего хозяина и не хотела, чтобы тварь из провала, который запечатывает академия, нагло занимала его место. И Делла все это время была рядом с чудовищем, и никто ничего не заподозрил. Какая же у него сила…
– Бей, – негромко приказала Берта, и я нанес удар.
Какое-то время ничего не происходило. Я открыл глаза, всматриваясь в наши отражения в зеркале – ничего. Но потом весь мир будто бы качнулся, словно утратил привычные опоры, и я почувствовал, как из невообразимой дали мне навстречу движется огонь, тьма, смерть.
Берта успела оттолкнуть меня в сторону до того, как ее зеркало рассыпалось веером оплавленных осколков. Комнату наполнило горелой вонью, и я ее узнал: бомба-лягушка, мы делали такие на занятиях по боевой магии. Кто-то сделал эту лягушку и запустил навстречу нам, пробивая себе дорогу из зазеркалья.
– Кува-а-а! – проревела жаба. Вся академия содрогнулась, от чердаков до подвалов, и я услышал, как вдалеке заревели драконы.
Деллу выбросило мне в руки – я обхватил ее, почти задыхаясь от счастья. Растрепанная, в обгорелом платье, с мазками сажи на лице, она обняла меня, обмякла в моих руках, и я увидел, как Заклятие Паучьей вдовы молниеносно окутывает ее черными нитями.
– Роб… – прошептала Делла мне на ухо. Ее глаза потемнели, лицо заострилось – в нем не было ничего, кроме счастья и боли. – Бен… ненастоящий. Его надо остановить…
Глаза закатились под веки, и Делла умолкла.
Тук. Тук – услышал я удары ее сердца.
Тук.
Тишина.
Робин
Я бежал за живой водой так, как никогда и нигде не бегал. Когда придет беда, там, где любовь людская будет бесполезной и спасет лишь любовь Божья… сжимая в руке хрустальный фиал, я молился только об одном: не опоздать. Успеть. Добежать.
Не сразу понял, что рядом со мной несется принц Ламар и о чем-то уверенно говорит:
–...драконы влияют на заклятие… человек с драконьей кровью… – доносилось до меня словно сквозь слой ваты. – Сказка, конечно, но должно получиться!
Я отмахнулся от него. Потом. Потом. Я должен был успеть к Делле с живой водой. Сто дьяволов меня побери, почему я не взял фиал с собой, когда мы с Бертой уходили к зеркалу! Почему я не подумал…
Успеть. Я должен успеть, я успею.
Когда я влетел в покои Берты, то увидел, что Деллу перенесли на кровать, и доктор Соданберг торопливо вливает ей в рот какое-то зелье. Черные нити паутины покрыли все ее тело, и моя жена казалась закутанной в кокон. Полковник сидел рядом, слепо смотрел куда-то в потолок, и его пальцы быстро двигались так, словно он играл на рояле. Я узнал эти жесты, чары, которые творил Стенли, назывались Оковы неживого, но все это не имело значения.
Делла была мертва. Я чувствовал ее смерть, как свое собственное умирание. Она ядом наполняла каждую каплю моей крови.
– Я пережила возвращение из зазеркалья, потому что была юной и очень сильной, – услышал я голос Берты. Она стояла у изголовья, сжимая в руках белый носовой платок, и я удивленно понял, что проректор академии плачет. Линда – надо же, и Линда здесь! – была рядом с Бертой, смотрела угрюмо и сосредоточенно, и в ее лице не было торжества окончательной победы над соперницей, только печаль.
– Отойдите от нее, – приказал я, распечатывая фиал. – Все отойдите!
Опустившись на кровать рядом с женой, я увидел, как новые нити заклятия проступают поверх старых. Темные чары укутывали Деллу, как паук пеленает муху. Осторожно, стараясь ничего не повредить, я приоткрыл ее рот – новая нить вытекла из-за зубов, Делла была мертва, Господи, помоги мне… Я вздохнул и аккуратно принялся лить живую воду из фиала в ее рот – медленно, чтобы ни капли не пропало.
Смерть была ядом в моей крови. И я уничтожал этот яд, потому что не мог потерять эту девушку. Потому что я полюбил ее сразу же, как только увидел, и теперь твердо это знал.
Некоторое время ничего не происходило, и я успел испугаться и отчаяться. Возможно, за долгие годы живая вода пришла в негодность, и теперь Деллу не вернуть – у нас не хватит ни сил, ни опыта, чтобы превратить ее в некое подобие полковника Стенли. Да это будет и не жизнь – так, существование. Я не мог представить энергичную и живую Деллу, которая ходит по миру равнодушной куклой, выполняющей чужие приказы.
Это была бы уже не моя Делла.
– Роб, – негромко окликнула меня Берта. – Как там?
– Ничего, – глухо ответил я каким-то чужим голосом, безжизненным и глухим. – Где Бен?
Полковник ухмыльнулся, и только теперь я заметил алую полосу нового шрама, которая бежала по его лицу.
– Арестован, скажем так, – ответил он. – Не волнуйтесь, мы его взяли. Понял, к чему идет дело, пытался сбежать. Сопротивлялся, но у этого вашего здоровяка такие кулачищи!
Я обернулся в сторону принца Ламара: тот смотрел с такой гордостью, словно сам остановил ту тварь, которая приняла облик Бена Карвена.
Делла не шевелилась. Новые нити паутины превратили ее в черную статую в обгорелом платье.
– Отправлю его в столицу, – продолжал полковник. – Министерство магии наверняка им заинтересуется.
– И ведь никто ничего не заподозрил, – вздохнула Берта. Линда усмехнулась:
– Естественно! Тут во всем подозревали меня.
Я хотел было сказать, что это неудивительно, но в это время в комнате повеяло грозовой свежестью – яркой, оглушающей, выметающей вон всю тьму и боль. Чернота паутины поблекла, и Делла вздохнула.
Жива, подумал я. Облегчение было таким, что почти отрывало меня от земли. Жива.
Берта
