— Это как это — запечатает? — насторожилась Василиса. — А Танечка наша, как теперь к нам попадёт, как выйдет?
— Никак. — вздохнул Кощей. — Нельзя ей больше трёх дней у нас оставаться — вернуться в свой мир уже не сможет, и тут сгинет — в прах рассыплется. Потому как нет её в летописях наших.
— Ты чтой-то, Коша? Ополоумел, речи такие страшные ведёшь да за праздничным столом⁈ — испугалась Яга, приложив ладони к сердцу.
— Правду я говорю. — ответил Кощей. — Нельзя.
— А ты поколдуй, старый ты лис, можешь же!
Кощей отрицательно покачал головой.
— Законы природы нарушать нельзя, она этого не прощает. Да и не в моей это власти.
— Как это не в твоей? — взвилась Яга. — Ничего не знаю, не лишай меня ребёнка, кровинушки моей, радости ненаглядной! Вон, к Сварогу наведайся, сварганите новые законы, изменения внесёте по поводу Татьяны и делу венец.
Кощей на слова Яги вдруг разъярился, сменив облик на своё истинное обличие, превратившись в чёрный скелет в золотых цепях, плаще и короне.
— Не будет этого! Ещё богов древних будить, из-за девчонки⁈ Завтра до заката крайний срок!
— Деда! — прошептала Татьяна и закрыла руками лицо.
Серый взвыл во всё горло, у Горыныча крылья поникли.
Яга вскочила, закрыв спиной Татьяну, молнии от неё полетели в разные стороны, волосы пламенем заполыхали, из глаз искры посыпались.
— Кош! Не прощу! — её голос отозвался раскатами грома.
Кощей вскочил со своего трона, взмахнул плащом и был таков.
Гости притихли. Музыка смолкла. Пир кончился.
Яга обняла Таню и подала руку притихшей Василисе.
— Пойдёмте, ягодки мои, в дом. А вы, — обратилась она к притихшей публике, — гости дорогие, угощайтесь, да не серчайте. Верные мои помощники вас до ваших покоев проводят, да гостинцев соберут.
Глава VIII
Глава VIII
В избушку вернулись в тягостном молчании. Яга сразу к себе пошла, занавеси задёрнула, двери закрыла — расстроилась очень.
Вася потянула Таню за руку и увела в свою комнату.
— Не хочу уезжать… — прошептала Таня чуть не плача. — Я только семью обрела, и вот опять…
— Ты нас не потеряешь. — тихо сказала Вася, и обняла Татьяну. — Не потеряешь, обещаю, мы обязательно что-нибудь да придумаем.
Нафаня скромно постучал в дверь и вошёл в комнату, неся в руках две большие кружки с ароматным чаем.
— Ничего, ласточки мои. Ничего, не печальтесь, всё устроится. — вздохнул он. — А надо будет, я и сам к Сварогу на поклон схожу, хоть и в раздоре мы, но послушает он меня. Поярится немного, но послушает, отходчивый он… Да-а…
Дверь с грохотом распахнулась и на порог влетел кот — на четырёх лапах, шерсть дыбом, зелёные глаза огнём полыхают. В общем вид имел самый недовольный.
— Я сейчас вообще ничего не понял! Это что же, это как же, где это видано? Что это за правила такие из сказки выгонять? За восемьсот лет — впервые! Неслыханная подлость! — негодовал кот.
— Кузенька! — всхлипнула Татьяна и протянула к коту руки.
Тот тут же забрался к ней на колени, пушистым хвостом талию обвил, мокрым носом к шее прижался.
— Не пущу! С тобой уйду! Это что же, как же так-то? Фиг с ней, с библиотекой этой, всё равно никто не читает, не ценит. — причитал он.
Таня обняла кота, уткнувшись носом в пушистый мех.
В дверь скромно поскребли. Ворон, понуро повесив крылья, тихонько вошёл в комнату.
— Серафимушка! Ты же мудрый, придумай что-нибудь! — взмолилась Василиса.
— Утро вечера мудренее… — назидательно сказал ворон и тяжело вздохнул. — Утром что-нибудь, да придумаю. Летописи переберу, авось и найду что полезное.
— А если у кота в библиотеке поискать? — с надеждой в голосе спросила Вася.
Много вариантов они в ту ночь перебрали, да так ничего путного и не придумали. Спать разошлись уже засветло.
Татьяна с самого утра ходила понурая, не могла себе места найти. И ночь не спала, и утром глаз не сомкнула. Никак не могла с духом собраться: пойдёт сумку собирать — тут же к Васе присядет, то кота на руки подхватит, то домового обнимет.
Яга с утра на кухне хозяйничала, да видно не с той ноги встала — коса из-под косынки выбилась, фартук тестом измазался, с расстройства все оладьи спалила, сливки разлила, кувшин со сметаной опрокинула. Всё из рук сыпалось.
Таня спустилась на кухню и увидела свою прежнюю бабулю, от вчерашней красавицы Аглаи — ничего не осталось, если только коса рыжая…
— Ба… Не хочу уезжать! — всхлипнула Таня и прижалась к Яге. — Что же это, я сейчас уеду и моя сказка кончится, и опять всё по новой: рутина, работа, серые будни. А как я теперь без вас? Без Кузеньки-шалунишки, Нафанечки нашего любимого, без Васеньки, Горыныча с Серым, без тебя? Как⁈
Яга в сердцах отбросила полотенце и прижала Таню к сердцу.
— Не плачь, ягодка моя. А кто сказал, что на этом сказка кончится? Брехня это всё, слышишь, брехня! Сказка — только начинается, да и мы никуда теперь не денемся. В гости к тебе приезжать будем. Кузьма, чую, частым гостем у тебя станет, особенно если сметанки ему припасёшь. А Нафанечка вообще к тебе в помощники вызвался, сказал, что на два дома ему в радость работать будет — на душе спокойнее, да и ты под присмотром. Ты не переживай, ну же, вытри слёзы.
— А я, как я к вам теперь попаду? — простонала Татьяна и уткнулась Яге в плечо.
— А я за тобой сама прилетать буду. — робко сказала Вася и обняла Таню. — На сером, конечно, мне не с руки к тебе приезжать будет… Но мы обязательно что-нибудь придумаем! Может Ваня что умное подскажет, портал там какой между мирами, или зазор… Я тоже скучать бу-ду-у-у! — зарыдала Василиса.
Домовой увидев эту сцену, не выдержал, достал носовой платок — приложил к глазам, а потом и вовсе в сердцах махнул рукой и ушёл в свою каморку плакать, чтобы не видел никто его слабости. Ваня спешно на крыльцо вышел — не мог девичьи слёзы видеть.
Кот долго крепился, но не сдержался и зарыдал во весь голос:
— Да что же это, да как же так-то! Некузяво это, некузяво! — кинулся он обниматься.
— Кхе-х… — откашлялся ворон. — И оно вам надо — слёзы лить? Про перстень перекидной забыли? Мало яблок молодильных ухомячили, али память после пира отшибло?
— Это какой-такой перстень? — насторожился кот и вытер хвостом слёзы. — Ты про перстень Борджиа? Так у него совсем другое предназначение, куриная ты башка! Ещё дед мой — Юлиан Базилевсович, этот перстень уволок, да спрятал от людей подальше. Там ведь как — надел перстенёк, поздоровкался с врагом за ручку, и всё, и нет никаких врагов. Яд смертоносный там в полом камне припрятан, и иголочка крошечная — укол, будто комарик куснул, а яд в кровь попал, и всё — вот и сказочке конец. В общем, куда пострашнее сказочка, чем про спящую красавицу.
— Сам ты, кошка морская серо-буро-перепончатая! — огрызнулся Серафим. — Я про кольцо золотое тебе толкую!
— Ай, Серафимушка! — всплеснула руками Вася. — А ведь забыли! Как хорошо, что ты всё помнишь! Перстенёчек тот — змеиного царя кольцо золотое, которое с руки на руку перекидываешь, и невидимые помощники всё для тебя делают! И перенесут, куда скажешь, и всё что пожелаешь исполнят!
— Вот ведь, память девичья! — спохватилась Яга. — И я забыла! Тебе Танюша оно и в подарок от нас будет — на память, да для помощи. Только не злоупотребляй, знаешь же, к магии подход особый нужен, бережливый. Чуть промахнулся — и всё. Всё порушить можно.
Таня шлёпнулась на стул, лицо руками закрыла.
— Нет бабуля, не возьму — уж больно большой соблазн, я же к тебе каждый вечер прибегать начну. Да и потерять боюсь. Опасно это, а если злые люди про это кольцо узнают? Даже подумать страшно, что может случиться. — горько вздохнула она.
— Мудрая у меня внучка! — раздался от дверей хриплый голос.
На пороге стоял Кощей в человеческом обличии — в костюме двойке, с аккуратно подстриженной белой бородой.
— Дедуля! — взвизгнула Татьяна, и бросилась Кощею на шею. — Как хорошо, что ты пришёл!