Ознакомительная версия.
Во тьме, окружившей со всех сторон, стали заметными мельтешащие тени. Что-то стремительно приближалось. Через мгновение на место, на котором она спала, вылетели две зубастые тени и, оглашая окрестности диким ревом, поднимая с земли ворох прелой листвы, сошлись в поединке не на жизнь, а на смерть.
Крепко вцепившись в ствол, сквозь темноту, мешанину листьев и густо переплетенных узловатых ветвей, Лена пыталась разглядеть, что твориться под ногами.
Какое-то время дерево сотрясалось от мощных ударов. Потом пронзительный, отчаянный яростный вой поражения пронесся под небом. И стих. Теперь снизу доносилось только довольное чмоканье. Да влажные, утробные звуки, ясно указывающие на чье-то не слишком гуманное пиршество.
Лена тряслась, как лист на ветру, стараясь не думать о том, как одно чудовище пожирает другое. И о том, что ею, возможно, кто-то тоже вскоре заинтересуется в гастрономическом отношении. Чудище неизвестного мира вполне могло уметь лазить по деревьям не хуже её самой. Но, насытившийся зверь не делал попыток забраться на ветки. Возможно, что Лены он не заметил, или попросту она была не в его вкусе, но, пофырчав, порычав, зверь удалился, тяжело переступая с лапы на лапу.
И без него поводов для страха в ночном лесу было множество. Колыхание веток. Шепот перебираемой ветром листвы. Лай лисиц. Уханье филинов. Даже стрекотание неизвестных насекомых, все раздражало оголенные нервы.
Все-таки, несмотря на свои страхи, Лена, наверное, задремала. Потому что, когда в очередной раз дернулась от холода или непонятного звука, между ветками вползали благословенные солнечные лучи. Они неторопливо разгоняли сумрак, золотя верхушки высоких деревьев. Ласкали тянувшиеся к свету листики. Пробежались игривыми зайчиками по шероховатым узловатым стволам. И в последнюю очередь нехотя остановились на разорванной окровавленной кабаньей туше, над которой густым роем уже клубились рои мух. Вид разорванных, истекающих всеми возможными в живом организме, жидкостями, внутренностей, вперемешку с костями и мехом, был, мягко говоря, не эстетичен.
Поспешно спустившись с дерева, девушка припустилась бежать, опасаясь, что остатки ужина невиданного чудища привлекут к себе других, мелких хищников, желающих полакомиться падалью. Они могут оказаться не такими разборчивыми, как их собрат, и не побрезгуют тощей белобрысой девицей.
Лена бежала, пока у неё не закололо в левом боку и не стало перехватывать дыхание. Потом остановилась, стараясь отдышаться и сделать это как можно тише. Что теперь делать дальше, она представляла не больше, чем где тут находится север и юг.
Насмешливо над головой прокаркала ворона. Лена смахнула с лица налипшие волосы и паутину. Посмотрела сквозь веер веток на птицу, многими народами признанную мудрой наперсницей смерти.
— Кар! — прокричала вещунья, выпрямляя крылья и отлетая на небольшое расстояние. — Кар! — Снова прокричала зловещая птица, бросая на Лену многозначительные взгляды. — Кар!
Лена шагнула вперед, по направлению к Чернушке. Птица отлетела на некоторое расстояние и вновь подала голос. Явно звала за собой.
Осторожно пробираясь за сквозь густой лесной буреломник, Лена чувствовала себя сестрицей-Аленушкой, или, на худой случай, Иван Царевичем. Ворона стала заколдованным клубочком, ведущим к Царевне-лягушке. Вскоре девушка снова оказалась на тропинке, хотя и тонкой, но уверенно ведущей вперед. Лена шла и шла по ней, не сворачивая. Пока тропинка не привела к избушке. Жаль, не на курьих ножках.
С первого взгляда строение напоминало средневековую хижину лесной ведьмы. Именно ею, оно, скорее всего, и было. Стенки избушки выглядели такими хлипкими, будто сложены были из прутиков. Такие не то, что от медведя, — от ветра не утаят.
— А не медведь, не ветер ко мне сюда не сунутся, красавица, — прозвучал красивый, низкий, женский голос. — Знают, чай, с кем дело иметь придется.
Обернувшись, Лена поймала взгляд статной женщины лет пятидесяти, несмотря на годы, прекрасно сохранившей красоту. Правда, не хрупкую прелесть юности, с её слащавой невинностью. А ту, надежную, энергичную красоту, которой отличаются дубы, хохлушки, да русские бабы-сибирячки. Она была крепка в кости, ладная, полная, не дебелая, без следов старческой дряблости. Лицо широкое, круглое. Кожа тонкая, девичья, да ещё с румянцем, которому и Лене в её девятнадцать только завидовать приходилось. Лишь на дне черных блестящих глаза таилось смутная угроза и нечто столь древнее, на что глядеть было жутко.
А вот улыбка на губах женщины была молодая, задорная, лукавая.
— Здравствуйте, — чуть заикаясь после почти суточного молчания, выговорила Лена.
— И тебе — не хворать, да горя не знать. Говори, зачем ко мне пожаловала? За зельем любовным в такую даль притащилась? — Женщина сощурила очи. — Или ворога тайного извести хочешь?
Лена замотала головой:
— Нет, — отозвалась она, — зелий не надо. А уж про то, чтобы извести кого, — это как получится. По ходу дела. Специально целей таких не ставлю. Вас ведь Колигрэн зовут, верно?
— А хоть бы и так, что из этого? — подбоченившись, женщина посмотрела на Лену с вызовом.
— Мне в Волшебные Холмы попасть нужно.
Женщина внимательнее осмотрела незваную гостью. Насмешливые лукавые искорки в глаза погасли, словно их холодным ветром задуло.
— Иная, — прошептала одними губами древняя ведьма. — Из Закрытых Миров?
Лена возражать не стала. Тут уж, как говорится, хоть груздем назови.
Не задавая больше вопросов, женщина завела Лену в хижину.
Дом колдуньи был зачарован. Снаружи жилище выглядело куда более непритязательным, чем оказывалось внутри. Не терем, конечно. Но тепло, уютно. На деревянных полах домотканые половицы. Вдоль стен лавки затаились, опять таки, беленым полотном крытые. На столе красовался букет пушистых ромашек в глиняном горшочке. На окнах вместо стекол вились занавески, предохраняя от капризов непогоды.
Женщина глазами в печь зыркнула, огонь сам собой занялся. Как в страшных сказках, что бабка по вечерам любила рассказывать. Ведра с пола подскочили и на горячие дотлевающие угли встали, ни капли не расплескав.
Ну, чисто Баба-Яга!
— Искупаешься, одежу скинь, — скомандовала Лене колдунья, сунув в руки стопку нарядов. — Тут девки на манер парней, не одеваются. А уж такого платья, как на тебе, и у парней не сыщешь. Не носят такой одёжи в наших местах.
Лена кивнула.
Что такое одежа? Тряпки! А ведь как меняет людей? Превращает из одного существа в другое надежнее любых чар. Пока джинсы и толстовку носишь, мир одним кажется: быстрым, юрким, ярким, как юла. А наденешь цветную тунику, поверх неё пояс с самоцветами набросишь, волосы русые в косу заплетешь, и глядит на тебя уже не девчонка-малолетка, тинейджирка, — прекрасная дева, томно поджидающая рыцаря у окошка.
Ознакомительная версия.
