Саша фыркнула и вернулась за стол:
— Я вовсе не против побыть в шкуре Степлера. Или Роди. Просто ожидала другую роль. Снегурочку, например.
— Кого?
Вопрос был задан совершенно искренне, без тени сарказма. Саша вдруг поняла, на что прежде не обращала внимание — голова была слишком забита более важными вещами. Ей ни разу — ни в магазинах, ни на улицах — не встретился Дед Мороз или Санта. Снегурочек с эльфами не было и в помине.
Кто, в таком случае, приносит здесь людям подарки? Неужели козел?
— Какая чушь. Мы сами, разумеется. Все-таки, твой мир очень странный: кто по своей воле полезет в узкий темный дымоход? До появления специального оборудования трубы чистили живыми гусями, кошками и прочими изуверскими способами, но чтобы людьми… Вариант с Морозом мне тоже непонятен: единственное, что приносит людям зима — до безобразия короткий световой день. Давным давно под вечнозеленое дерево складывали подношения тьме. С появлением христианства их стали раздавать бедным. В конце концов елка из жертвенного столба превратилась в украшение семейного праздника, но праздник делают люди, а не какой-то левый старик.
— То есть, старик с подарками — нелепо, а сова с подарками — норм? — Саша не желала сдаваться и запросто жертвовать культурными ценностями родного мира. Даже если перестала верить в эти ценности еще в детском саду.
— Сова нужна, чтобы зажечь огоньки, раздавать ничего не надо.
— Мне что — придется летать?! На тросе, или с помощью волшебства?
— Я тебе дам — волшебство! — прикрикнул на Сашу Вадим. — Чтобы ни звука, а то лично замотаю клевало скотчем. Подошла, кнопку нажала — все счастливы. И еще: очень прошу тебя… — добавил Вадим неожиданно мягко.
— Да? — Саша напряглась: интонации ей не понравились — для мэра они были совершенно нетипичны.
— Не бери пример со своего сыча! Будь приличной совой, а не оторвой!
— Тьфу ты!
Господин мэр наговорил Саше колкостей и ушел из-за стола. Она могла поклясться: Вадим от души развлекался, дразня ее. Вошла Анна, принялась убирать посуду. Как-то странно, искоса посмотрела на костюм совы.
— Он сам предложил, — оправдания были вовсе не обязательны, слова вырвались против воли. Экономка пожала плечами:
— Я бы сказала, что он торопится. Но не скажу, потому что ты — это ты.
Саша затрясла головой, словно избавлялась от воды в ушах:
— Пожалуйста! Теперь я уже совсем ничего не понимаю!
— То есть, — вздохнула Анна, — ты до сих пор не в курсе, что, прежде чем дать прозвище "Хозяин", его называли "филин"?
Саша запустила руки в волосы и задумчиво подергала их.
"А филины-то ведь моногамны. Прямо как лебеди или волки. Вот это поворот!"
При виде хозяйки в перьях Степлер утратил дар воплей, только и смог, что зашипеть.
— Нет, не извращ-щ-щенка! — Саша рылась в любимом рюкзаке. Наконец с радостным возгласом отыскала ножницы и поспешила к зеркалу.
— Легким движением сова превращается… превращается сова… — безжалостно отрезанные лоскутки сыпались на пол. — …из филина в сыча! Смотри, Степа, я — твой родственник. И пусть только господин мэр посмеет говорить о нас плохо!
К Защитнику наконец возвратился голос. Вполне возможно, его писк переводился как:
— Ты не родственник, ты просто чокнутая.
В дверь постучали.
— Эй, массовик-затейник! Мэр просил поторопиться, — окликнул Антон Сашу.
— О, да, — подмигнула она сычу. — Затейник — это еще мягко сказано.
Вскоре машина господина мэра уже подъезжала к новому торговому комплексу. Саша разглядывала здание с любопытством: совершить налет на его магазины она еще не успела. Встреть она этот комплекс в родном мире — не заметила бы никаких особых примет. Ладно — почти никаких: дверей и пожарных лестниц все-таки было многовато. Чего не могло быть в принципе, так это мигающих вывесок: Защитники их не переносили, они даже от обычных то и дело щурили глаза. Торговый центр сиял снаружи, а внутри просто выносил мозг огнями. Благоухал хвоей и сладостями так, что аллергики, наверное, обходили его за километр. Бил по всем органам чувств, кроме слуха: музыка не орала — звучала почти деликатно.
"И снова — спасибо совам", — машинально отметила Саша.
В центре крытой площади, полной гирлянд и заманчивых вывесок, стояла живая елка. Она была прекрасна, это Саша не могла не признать. Здесь были дети — много детей: счастливцы, для которых расщедрились родители. Были, разумеется, и родители с Защитниками: они скромно держались ближе к стенам. Среди взрослых, тут и там, как-то особенно скромно двигались знакомые Саше люди. Она достаточно часто встречалась с "Зарей", чтобы запомнить большинство лиц. Волхвы, да еще в штатском, — на семейном празднике? Вряд ли они пришли салютовать огнеметами младенцу Иисусу, скорее уж — выслеживали темного колдуна.
А раз так — не стоит исключать вероятность теракта. Даже здесь. Даже на детской елке. Врочем… здесь — особенно!
Она так погрузилась в невеселые мысли, что пропустила мимо ушей болтовню Вадима: клишированные призывы слушаться родителей и всегда быть на свету. Анатолий легонько толкнул ее:
— Сова, ты заснула? Сейчас твой выход. Во-о-он там, слева от мэра свисает конец гирлянды. Походишь, берешь, нажимаешь кнопку. Облажаться практически не реально.
"Приколист чертов! — мысленно фыркнула Саша. — Как будто в этом световом безумии кто-то заметит еще чуточку огоньков…"
— Новогодний сыч с вами! — весело крикнула она, направляясь к заветной кнопке. Помахала детям крылом. С удовольствием отметила, как Вадим поднял бровь.
Потом, когда все закончилось, Саша осознала, что почти обрадовалась. Вздохнула с облегчением. Она ожидала худшего, а что может быть хуже, чем полная темнота вместо сияния елки?
***
На долю секунды ей показалось: она так вжилась в роль совы, что обрела ночное зрение. Когда речь идет о жизни многих людей, счет почему-то всегда на секунды, никто не говорит герою: "Так, у тебя пара часов, попей кофе, а потом иди и режь нужный провод."
Саша моргнула дважды: глаза быстро свыклись с тьмой. "Глаза попаданца…" — отметила она машинально. Нет, ночное зрение не прорезалось. Тот, кто спланировал теракт, был не просто жесток, он еще и прекрасно разбирался в психологии. Лампы погасли на площади не полностью: у елки осталась слабенькая подсветка. Она превратила тени мохнатых веток в угловатые паучьи лапы. Наделила блестящие шары кровавым огнем злобных глаз. Детский страх делал свое дело: символ праздника вот-вот должен был стать чудовищем.
До кнопки и мэра Саша не дошла, но к елкомонстру оказалась ближе всех.
— Раз, два, три, елочка… э-э-э… светись!!! — Саша успела сообразить, что приказ "Гори!" обернется не шуткой, но серьезной проблемой. — Да светись же, зар-р-раза лохматая!
Огни зажглись. Полыхнули, почему-то, оттенками светофора, видимо, — в тон слову "зараза". Тут же стали взрываться, разбрасывая во все стороны искры. Но волхвы уже вступили в дело: рассредоточились, вернули к жизни часть светильников, предотвратили пожар, остановили панику.
— Вы в порядке? — спросила Саша Вадима.
— А ты? — он обнял ее за плечи, прижал к себе — перья костюма жалобно захрустели. Ей было плевать на костюм: так бы и стояла рядом с мэром, пусть волхвы отрабатывают жалование. Но вокруг было слишком много детей, и никто не спешил возвратить им праздник.
"Вот это я понимаю: сходил на елочку — получил расстройство на всю оставшуюся!"
— Мо-лод-цы! — прокричала Саша в микрофон. — Вы отлично проявили себя на учениях! Тьма, знаете ли, не празднует — вредит нам без выходных. Нужно быть готовыми каждый день. А теперь — кто первый покажет Новогоднему сычу, что ему подарили?
— Дети препубертатного возраста — меркантильные материалисты, — шепнула она Вадиму. — Смотрите, что сейчас будет.
— Нам еще не давали подарки… — донеслась предсказуемая жалоба из пестрой толпы.
