самое поганое, что кое-кто это прекрасно понимал.
Значит, переодеться?
– Нет, спасибо. Ромка… то есть, я имела в виду, герцог Сафф заметил, что мне этот костюм невероятно идёт, а я за годы знакомства привыкла доверять его мнению, – Кострик раздражённо дернул уголком губ. – Единственное… если господин начальник позволит, я бы хотела доделать кое-какие дела, – демонстративно подвинула к себе клавиатуру, игнорируя гневный прищур дракона. – Одна.
Самой большой, самой главной и, по большому счёту, единственной проблемой Тимура Кострина всю его жизнь были женщины. Ну, а как по-другому, если твой отец человек, а мать дракон? У драконов не забалуешь. У них в Дранкхарре давно и надёжно утвердился матриархат. И не потому, что мужики подкаблучники, как думают многие. Драконы-подкаблучники? Это утопия!
Однако когда твоя жена во второй ипостаси больше тебя в два раза (это при хорошем стечении обстоятельств, а при плохом… о плохом пусть муж королевы страдает), ты начинаешь смотреть на мир немного иначе.
Потому что, во-первых, кому-то нужно защищать Дранхарру от Диких (нет, мужчины-то и сами справились бы – и справлялись всегда, – но ради какого Первородного Ядра рвать свою жопу, если одна женщина только своим присутствием на заставе отпугивает всех Диких на добрую сотню миль?). Во-вторых, только от самки… пардон, от женщины зависел уровень популяции. Потому как контрацепция у драконов давно считалась атавизмом. Ну, как считалась? Нет у драконов контрацепции, да и на Ядро её! Зачем она нужна вообще, если одного желания женщины достаточно. Хочет ребёнка – получит ребёнка. Не хочет – потенциальный папаша нервно курит в сторонке. И неважно, какого роду племени этот самый папаша, человек ли, дракон ли, василиск или, допустим, вампир (хотя в силу некоторых обстоятельств в последнее время Тимур Кострин к вампирам как-то охладел), если его огненная половинка не хочет малыша, то как ни старайся…
В общем, шиш.
А ещё драконицы сами себе выбирают мужчину. Не в том смысле, что кидаются на первого встречного и тянут к алтарю. Но… но чтобы мужчина надел на безымянный пальчик колечко и попросил руки и сердца – это моветон. С другой стороны, Эргеррия, мать Тимура, получив от Евгения Кострина кольцо и предложение руки и сердца, как-то сумела растаять со скоростью мороженого на августовском зное и даже родила смешному человечку ребёнка… Мальчика. Стыд и позор.
Стыд и позор – именно так Тимур относился к своему родителю первые пять-шесть лет своей жизни… Ну, может, не все пять, а только те, которые помнил, и ровно до того момента, пока в его жизнь не ворвался Дед.
Он был бурей, грозой, свежим порывом ветра, который распахнул настежь все окна дома Тимуровской души одним своим взглядом, и именно этим взглядом пробудил в молодом драконе рецессивный ген.
Мама рыдала.
Обе бабушки (одна из них на самом деле была прабабушкой, но сути это не меняло) слегли с неизвестной, неизлечимой и, совершенно точно, смертельной болезнью, которую Дед загадочно обзывал «сжирубесией» и «недотрахией». А Тимур Кострин… Впрочем, тогда он Костриным ещё не был, а носил фамилию матери – Зйарра. Тимур Зйарра. Надёжа и опора драконьего княжества, единственный наследник княгини Тьярры, нераскрытый потенциал которого обещал потрясти всю Дранхарру.
Потенциал, который не раскрылся в шесть, который дрых до двенадцати и поэтому в восемнадцать мама с бабушками… Хотя нет, восемнадцать они всё-таки зажали и отпустили Тимура уже Кострина в вольное плавание, когда отрезок его жизни приближался к неполным двадцати.
И тут случилась Варвара.
Впрочем, то, что она именно случилась, Тимур осознал не сразу. Поначалу-то он изо всех сил сопротивлялся, отказываясь признавать за той силой, с которой его тянуло к этой девушке, что-то необычное и однозначно большее, чем простое влечение.
А между тем факты были совершенно неутешительными. Он чувствовал её присутствие даже не видя.
Дурел от аромата её духов, как кот от валерьянки.
По движению молекул воздуха мог определить, в какой части помещения она находилась, с кем и в каком настроении. С болезненной зависимостью искал её глазами, а найдя, залипал, как последний придурок, вслушиваясь в её мелодичный смех.
Или глазами исцеловывая стройную шею, тонкую линию скул и трогательную косточку позвонка с маленьким, едва заметным родимым пятнышком в форме неправильного круга…
Или ревностно оценивая длину белоснежной юбки. Проклятая юбка-разлетайка с провокационным запАхом едва не довела Тимура до дурдома, преследуя во сне и наяву. Когда он впервые увидел её на Варваре, то был буквально ослеплён вспыхнувшей перед глазами красочной картинкой. Вот он подходит к девчонке. Она отступает, испуганно и недоверчиво таращит на него свои невозможные шоколадные глазищи, а он преследует, заставляет сесть на парту, на подоконник, на учительский стол… Дерьмо! На любую поверхность, рывком распахивает ненавистную тряпку, вклинивается между широко разведённых бёдер и, не разрывая зрительного контакта, опускает руку вниз, прижимая пальцы к трусикам. Наверное, тоже белым… Твою мать! Дрочить в двадцать лет, заперевшись в кабинке мужского сортира универа, до боли закусив нижнюю губу, не в силах избавиться от поразившего сознание образа, – это было не тем, о чём Тимур Кострин мечтал, когда испрашивал у главы рода разрешение на учёбу на Земле.
Бабушка – на самом деле, прабабка, но какая разница, если называть себя она всё равно требовала только по имени – была одна. Сидела у себя в кабинете, курила и с задумчивым видом изучала огромное, запутанное генеалогическое древо какого-то вассального рода.
– Тьярра, можно к тебе?
Всмотревшись в единственного правнука, княгиня удивлённой ниточкой изогнула смоляную бровь и благосклонно кивнула, указав Тимуру на свободное кресло.
– Я бы хотел обсудить с тобой своё будущее, если позволишь.
К первой брови присоединилась вторая. Кострин посчитал это хорошим признаком и продолжил:
– Ты знаешь, что мой последний визит к Ядру не привёл к ожидаемым результатам, поэтому я…
– Поэтому ты будешь проходить обряд до тех пор, пока потенциал не раскроется. Тимурка, не зли старушку. Мы с тобой это уже, кажется, обсуждали два года назад.
Тимурка скрипнул зубами, но улыбнулся безоблачно и открыто. Злить старушку действительно было чревато. Голову она ему, само собой, не откусит и даже к каторге не приговорит, но розг всыпать может, это Кострин испытал на собственной шкуре и, к сожалению, не только в детстве.
– До него ещё четыре года, – даже не возразил, мягко напомнил и покосился на рабочий стол княгини, решая, с чего бы начать. – А ты что делаешь?
– Жену тебе ищу, – «старушка» дружелюбно оскалилась, а у Тимура потемнело перед глазами.
От ярости.
– Значит, жену, –
