знакомый. Я в то время изучал английский. Считается, что полиглоты не прилагают никаких усилий при освоении нового языка. Информацию они запоминают и воспроизводят очень легко. Этим меня и заинтересовал Леон. А потом выяснилось, что и с цифрами он дружит ничуть не хуже. Пара общих проектов помогла мне улучшить финансовое положение, на этом наши пути разошлись.
— Леон тогда был пацаном. Почуял первые деньги и охотно брался за любые дела. Я вытащил его из одной передряги и предложил альтернативу.
— Потом он встал на ноги, и теперь за помощью обращаюсь уже я.
Не доверять словам Григория у меня нет оснований. Больше не у кого спросить совета, как быть.
— Улетел бы в безопасное место, раз здесь ситуация вышла из-под контроля. Пусть Леон завершит свое дело, поставит в нем точку. Со своей стороны я посодействую, связи есть. Знаешь пословицу «Не рой другому яму, сам в нее попадешь»? Туда и отправится Гибсон, — доброжелательно улыбается Григорий. — Ася через два часа вернется, соберете вещи, и организуем вам перелет.
Зен, вероятно, хотел решить общий вопрос мирным путем и уговорил на это Леона, однако закончилось все не очень благоприятно. Остается верить Дамианисам. На свой страх и риск. И надеяться, что Шахов прав: скоро неопределенность останется в прошлом и в моей жизни наконец-то будет спокойствие.
Вот только улетать, не поговорив с Зеном, я все равно не хочу. О чем и сообщаю Григорию, а минутой позже — младшему Дамианису по телефону.
37 глава
— Сейчас не самое лучшее время для встреч, — говорит Леон, но тем не менее везет меня в город. — Если что, ты сама на этом настояла.
До сих пор не верится, что брат Зена пошел на уступки. Позвонил рано утром и сказал, что через час может за мной заехать. Я собралась за десять минут и оставшиеся пятьдесят караулила его у окна.
— Однажды я это уже слышала, — парирую. — Только подача была другой, но суть та же. Твой брат в итоге не узнал о моей беременности. Так что поговорю с ним лично.
Леон шумно вздыхает.
— Скажи спасибо своей родственнице за помощь. Все эти внезапные изменения еще ни одну жизнь не сделали лучше и проще.
Я начинаю раздражаться и бросаю беглый взгляд на младшего Дамианиса. Смазливый самоуверенный хлыщ. Повернет ситуацию в свою пользу в одно мгновение. Невыносимо вести с ним диалог.
— Сам же знаешь, у брата проблемы. Серьезные. Всем досталось, ясно?
— Проблемыу них из-за того, что кому-то не следовало совать свой нос туда, куда не просили.
Лицо вспыхивает. Хочется спорить, хочется говорить Леону гадости, доказывать свою правоту, убеждать, что они с Зеном ужасно поступают, добивая меня молчанием и неизвестностью. С утра нервозное и воинственное настроение. И тише оно не становится.
— Ладно, — дружелюбно продолжает Дамианис. — Со временем все образуется. Обиды улягутся, отношения возобновятся, жизнь наладится. Если сейчас поступить правильно.
На этот счет есть большие сомнения. Я пыталась поговорить с Никой, но она не ответила на звонок. Альберт же сказал, что времена непростые и каждый сделал свой выбор.
— Куда мы едем? — интересуюсь, глядя на проплывающие за окном пейзажи.
— К Гибсону тебя везу. Хочу обменять на брата, — ерничает Леон.
— Не смешно. Всем было бы проще, если бы вы изначально делились планами.
— Зен был категорически против, хотя я говорил ему то же самое. Делиться планами следует в самом начале, или тогда уж молчать до конца.
— Поэтому я останусь жить в неопределенности и страхе? Не очень обнадеживающие заявления…
— Мои реалии вскоре будут такими же.
Когда мы подъезжаем к больнице, я ощущаю нешуточное волнение.
— Что это значит? — выдыхаю, с трудом владея голосом.
Леон после паузы отвечает:
— Ты хотела увидеть Зена? Ты его увидишь.
— Я хотела с ним поговорить…
— Насчет этого не уверен.
— Что значит не уверен? — натыкаясь на взгляд Леона, лепечу я. — Я думала, Зен в тюрьме из-за смерти Егора…
— Идем.
Меня словно подвели к обрыву. Без предупреждения.
Выхожу на улицу и следую за Леоном, запрещая себе думать о том, что с Зеном произошло что-то плохое. Но, когда в фойе больницы мы встречаемся с Гибсоном, мучительная тревога окутывает с головы до ног.
— Очень рад видеть, — приветствует нас Стив. — Сочувствую, что так вышло с Зеном, — произносит глухо, разглядывая мое лицо.
— Как? — дергаюсь я, не в состоянии сдержать реакции своего тела.
Гибсон поворачивается к Леону:
— Ты ей не сказал?
— Нет, — отвечает тот.
— Что с Зеном? — Голос начинает дрожать. Мне становится очень страшно.
— У него случился сердечный приступ, — как ни в чем не бывало говорит Стив.
Кажется, этому мерзавцу в удовольствие наблюдать за страданиями других людей. Удивительно, что Гибсон тогда захотел помочь и бросился за мной в бассейн.
Не знаю, как удается устоять на ногах. Явно каким-то чудом. Жаль, такое же чудо не уберегло Зена от беды.
— Как это произошло? Все серьезно? — Я часто-часто моргаю, тыльной стороной ладони смахивая слезы со щек.
— Да. Я договариваюсь с нашими врачами, чтобы перевезти его в Грецию, — добивает Леон.
Молчу, хотя сказать хочется очень много. А еще — реветь в голос.
Лифт, коридор, дорога до реанимации — все как в тумане. Я едва шевелю ногами и, кажется, вот-вот свалюсь в обморок. На автомате вцепляюсь в руку Леона. Он обнимает за талию и помогает идти. Картинки в голове крутятся ужасные. Я потеряла родителей, а если лишусь и Зена, не знаю, как это переживу. А мой сын… Мы ведь только недавно выяснили, что у него есть отец… Разве это справедливо?
Оставив нас с Гибсоном, Леон уходит за разрешением пройти в реанимацию. Стараюсь держаться, но новость о приступе