Фрэнк взял коробку, шагнул к выходу, зацепился за длинные ноги Фанни в сиреневых колготках, покачнулся, ухватился за ее жесткое плечо, Мэри Лу непроизвольно вскинула голову, ну а Фрэнк от неожиданности не успел зажмуриться.
— Ненавижу Камилу, — медленно проговорила она. — Ненавижу ее так сильно, что меня аж трясет. Но как я рада, что мне не придется теперь жить с Эрлом, ты бы только знал! Хотя это очень обидно, когда тебя бросают.
В кофейне стало очень тихо, и только жужжала кофе-машина.
— Прости, — виновато сказал Фрэнк, — прости, пожалуйста. Я правда не специально.
Мэри Лу растерянно моргнула, вспыхнула, отвернулась.
Джон ободряюще похлопал Фрэнка по плечу.
Бренда погладила по спине.
— Да ладно уж, — вдруг сказала Мэри Лу. — Так даже лучше. Как-то легче стало.
Фанни, по-прежнему крепко ее обнимая, улыбнулась Фрэнку.
— Ты, конечно, чудовище, — произнесла она с неуклюжей лаской, — но ты наше чудовище.
Заспанный Холли лежал на диване и разговаривал со своим телефоном. Где он его только откопал, Фрэнк был уверен, что давно потерял.
Тэсса бродила по первому этажу, собирая разбросанные повсюду вещи.
— Ты не понимаешь, Мэри, — в голосе Холли звучало раздражение, как будто ему надоело повторять одно и то же.
— Я не понимаю? — спорил с ним уверенный женский голос, ленивый балбес включил громкую связь. — Ты потеряешь себя как художника в этой дыре, где ото всех спрятался. Творческому человеку нужны свежие впечатления, путешествия, открытия и откровения. Ты не можешь переехать в деревню, если не собираешься стать очередным бездарем, зацикленным на однообразных пейзажах.
Фрэнк вопросительно посмотрел на Тэссу.
— Битый час убеждает свою секретаршу, что уже вырос и может делать, что хочет, — шепнула она, потянулась и поцеловала Фрэнка в губы. — Такое ощущение, что она его строгая мамочка. О, ты принес торт.
— Большой мир? Свежие впечатления? — Холли закатил глаза. — В большом мире, моя дорогая Мэри, так много людей, что мы проходим мимо друг друга, не успевая вникнуть в детали. В деревне все становится выпуклым, объемным. Каждое событие, каждая эмоция, горе и радость — все приобретает удивительный размах, становится значительным и пронзительным.
— Да при чем тут эмоции! Что ты будешь писать, когда сто раз изобразишь море и скалы? Я видела фото твоей последней картины, Холли, на мой взгляд, это очень спорный жанр. Я даже не знаю, под каким соусом ее продавать.
— А это не на продажу, — на Холли ее критика не произвела особого впечатления. — Я хочу, чтобы ты выставила эту картину в самой крупной галерее Лондона. В самой крупной бесплатной галерее, я имею в виду.
— Хм, это можно, — Мэри, казалось, обрадовалась, что ей не нужно продавать непонятное нечто. — Но ты все равно совершаешь огромную ошибку.
— Ты просто глупая, — фыркнул Холли, — и до сих пор не научилась меня ценить. Но ничего, есть на свете люди, способные мыслить здраво. Поэтому перестань тратить мое время и просто перешли все мои вещи. Я собираюсь вернуться на сцену и готов дать несколько онлайн-мастер-классов и несколько онлайн-интервью.
— Мне нужны свежие фото.
— Ну вот. Фотоаппарат тоже пришли. Короче, займись чем-нибудь полезным.
Отключившись, Холли встал с дивана, от души зевнул, попытался причесаться пятерней, от чего стало только хуже, и пришел к ним на кухню.
— О, дубина, ты вернулся. Тортик!
И он, вооружившись ложкой, начал есть прямо из коробки, как будто его три дня не кормили.
— Свинтус, — беззлобно заметила Тэсса.
Фрэнк потеснил плечом Холли, что-то возмущенно запищавшего на манер пикси, отрезал кусок Тэссе и положил на тарелку. Она улыбнулась ему, взяла со стола брошенную пьесу Фанни и погрузилась в чтение.
Фрэнк включил чайник, решив сделать всем чая.
— Эта Мэри кажется весьма черствой особой, — сказал он.
— Она менеджер, а не нянька, — Холли вернулся к торту, — хотя иногда и нянька тоже. Но она расчетливая и организованная, тащит на себе все контакты с галереями, коллекционерами, журналистами и меценатами. А еще стойко переносит мои капризы, за что я доплачиваю ей отдельно.
— По крайней мере, ты осознаешь, что невыносим.
— Да что такое с этой Фанни? — перебила их Тэсса. — Как она могла написать такое?
— Что там? — заинтересовался Холли.
— Эта история о женщине, которая так сильно любила мужчину, что смотрела только на него. Сначала она забыла свое лицо, потом свое имя, потом свое прошлое. В итоге она полностью вообразила себя им и осталась в одиночестве, счастливая с самой собой, вернее, с тем мужчиной, которым она себя считала. Вы как хотите, но это полный кошмар.
— Фанни на удивление разумна. Любовь лишает человека индивидуальности, — напыщенно провозгласил Холли, — я всегда это знал.
Фрэнк поставил перед ними кружки с чаем.
— Или наоборот, — задумчиво сказал он, — ты можешь быть самим собой, только если тебя очень любят.
С наступлением ночи Тэсса снова крепко привязала Фрэнка к кровати.
— Холли, тебе придется остаться с ним, — сказала она, проверяя веревку.
— В каком это смысле?
— В таком, что мне надо отлучиться, а кладбище может разбушеваться. Фрэнку придется нелегко.
Холли, заволновавшись, тоже полез проверять веревку.
Фрэнк молча смотрел на них больным, несчастным взглядом.
— Тэсса, он же меня поколотит, если вырвется. Я тебя сразу предупреждаю: герой из меня никудышный, — пролепетал Холли.
— Делай что хочешь, но ни один из вас не должен приблизиться сегодня к кладбищу. Что? — она погладила Фрэнка по лицу. — Уже началось? Ты опять слышишь Алана?
— Слышу, но пока еще тихо.
— Ладно, ты держись и не пугай Холли. Я скоро вернусь.
Тэсса улыбнулась им обоим, уверенно и спокойно.
Вернулась вниз, проверила, что все нужное рассовано по карманам куртки.
Ладно, сегодня ночью все эти глупости с кладбищем закончатся.
Глава 29
Джулия и Лагуна улеглись рано, они вообще жили, как растения, вставая вместе с солнцем и ложась спать с ним же.
Мэлоди чувствовала себя чужой в этом доме и в этой деревне. Казалось, все вокруг живут глупо и никчемно, совсем неинтересно. Она же мечтала о подвигах и приключениях, но откуда им взяться в здешних местах?
Она тихонечко натянула резиновые сапожки, надела пальто и выскользнула из дома.
Море ждало ее сразу за порогом — ласковое, как щенок, зовущее поиграть вместе. Конечно, Мэлоди слышала разговоры о неведомом существе, затаившемся в холодных водах, в Нью-Ньюлине то и дело болтали о нем, но никто никогда его не видел. Любопытство не давало покоя: а как оно выглядит на самом деле? Руки у него или щупальца? Есть ли у него хвост и какого он цвета? Похоже это существо на медузу или рыбу?
Вот бы его поймать и как следует разглядеть!
Старая рыбацкая лодка, заваленная сетями, стояла неподалеку, уткнувшись носом в мелкую гальку. Немного поколебавшись, Мэлоди с трудом толкнула ее, прошлепала сапожками по воде и забралась внутрь.
Весла оказались очень тяжелыми, и, пока Мэлоди возилась с ними, соображая, как оттолкнуться от берега, лодка вдруг сама пришла в движение — безо всякого ветра.
Плавно покачиваясь на волнах, она неспешно поплыла в открытое море.
Плюхнувшись на доску, которая была вроде скамейки, Мэлоди вцепилась пальцами в бортики, изо всех сил вглядываясь в вечернее море. Уже почти стемнело, розовое закатное солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя только рассеянное марево. Пронзительно кричали чайки, дом оставался все дальше, но никакого чудовища видно не было.
— Эй ты, — крикнула она, щурясь, — покажись мне, не будь букой!
Всплеснулись тихим смехом волны, лодка поднялась на гребне и снова опустилась, а голос раздался не снаружи, а прямо внутри ее головы, вот жуть. Не женский и не мужской, не ласковый и не грубый, казалось — он соткан сразу из мыслей.
