— Ну, и что от меня требуется, Гаррсам?
— Сидите, не двигаясь, и вдохновляйте меня, прекрасная Вирата… Как, вы ещё не разделись?!
Я сижу, зябко ёжась, прямо на куске холодного светца — белого, словно бы мягко светящегося изнутри камня, удивительно податливого для скульпторского резца материала. Ещё один кусок светца, чьи очертания уже отдалённо напоминают женскую фигуру, установлен на каменной же подставке. На еще одной подставке замер, то и дело болтая ногой в воздухе, творец Гаррсам, в одной руке сжимающий подобие огромного гвоздя, а в другой — изящный молоточек. С помощью этих двух орудий он ловко откалывает по кусочку от заготовки с таким вдохновенно-грозным лицом, что окажись поблизости Микеланджело и Леонардо, они мигом совершили бы акт уничижительного суицида, не в силах смириться с такой конкуренцией.
Впрочем, своё дело Гаррсам похоже действительно знает. Как минимум, за те шесть шагов, что я тут нахожусь, еще ничего не испортил и по пальцу себе ни разу не попал, а я, признаться, за него боялась.
— На раздевание высочайший указ Вирата Фортидера явно не распространялся.
— Но мне надо понять пропорции! — Гаррсам спрыгнул со своей подставки, схватил линейку и какой-то чудовищной конструкции циркуль, угрожающе помахал в мою сторону. — Платье помешает! Все эти тряпки помешают! Мне нужен натуральный продукт, так сказать, оригинал, исходник, созданный милостивой Шиару!
— Я вас заранее прощаю, если пропорции будут нарушены.
— Искусство не простит! — зубы снова обиженно застучали по губе, а ноздри затрепетали, но меня уже было не пронять таким дешёвым шантажом.
— Используйте свой глазомер, для чего-то же благостный Шамрейн даровал вам такие огромные прекрасные глаза!
Гаррсам открыл рот, потрясённый комплиментом, а я зевнула и огляделась. Мастерская… весьма себе творческая мастерская. Мебели в общепринятом значении нет. Всюду пыль, разнокалиберные обломки камней, какие-то инструменты: подобие самых разных долот, стамески, скребки, мотки пеньковых верёвок и прочее, неочевидное для незнающего человека, но явно нужное. Рядом со мной на соседнем камне в глиняных чашках разных размеров мирно покоились несъедобные на вид густые субстанции — клей или паста. Ни одной готовой статуи, позволившей бы оценить степень одаренности и профессионализма задохлика, к сожалению, не наблюдалось. Иллюзий я не питала.
— Вирата, ну хоть лямочку с плечика-то спустите! На моё восхитительное творение весь дворец будет любоваться, что я, не имею права тоже красоту полицезреть?!
— Резонно! — мне стало смешно. — Только прохладно тут у вас, дорогой Гаррсам. Просто морозильная камера какая-то.
— Светец тепло не любит. Но согреться — это мы мигом организуем, это даже не переживайте!
Ушастая физиономия выглянула из-за каменной заготовки и заговорщически подмигнула мне. Гвоздь был зажат в зубах, как морковка, а в освободившейся руке призывно серебрилась узкая бутыль.
— Этак вы никогда работу не закончите, любезнейший Гаррсам!
Скульптор забурчал что-то невнятное, потом, наконец-то выплюнул гвоздь и протянул бутыль мне:
— А это только вам, дорогая Вирата! Только вам, для согрева и разряжения, так сказать, обстановки. Мне нужны эмоции, мне нужны вы настоящая, подлинная, всего пара глоточков — и напускной флёр спадёт! А вот мне нельзя, а то руки, знаете ли, трясутся… Да. Руки, руки, сколько в вас спрятано красоты!
Он вдруг поманил меня молоточком, а для верности ещё и по каменному боку заготовки похлопал, и я отчего-то послушалась, подошла. До финальной стадии статуе было еще ой как далеко, но одна рука, находящаяся на противоположной, до этого скрытой от меня стороне заготовки, уже почти была готова.
Я только изумлённо покачала головой. Это было действительно потрясающее мастерство, тем более потрясающее, что глядя на самого мастера, и предположить хотя бы пятую долю подобного результата было невозможно. Но рука каменной девушки, у которой будет лицо Крейне Криафарской, нечаянной недолгой королевы Каменного мира, оказалась настолько изящной и тонкой, словно была сделана из застывшего пара, а не из твёрдого минерала. Тоненькие нежные пальцы замерли в жесте, летящем и властном одновременно.
Я вытянула свою руку и коснулась ноготков статии. Было ощущение, что я смотрюсь в зеркало, только мой каменный зазеркальный двойник был ещё не пробужден от колдовского сна или только-только попал под заклятие.
— Изумительно, — растерянно сказала я и посмотрела на Гаррсама, активно шевелящего ушами и носом — одновременно, но каким-то волшебным образом в разных направлениях. — Вот теперь я верю в высочайший указ Вирата Фортидера. За такое можно и привилегиями одарить.
Уши Гаррсами покраснели, длинные, как у телёнка, ресницы, захлопали, точно веер в руках японской гейши, а ступня принялась высверливать дыру в каменном полу.
— Ой, давайте не отвлекаться, Вирата! Хотите согреться — сделайте глоточек. Или два. Больше не надо.
Талант — это же своего рода тоже магия. И я почему-то на эту магию поддалась, не могу ничем другим объяснить то, что я взяла бутылку из рук Гаррсама, откупорила и глотнула обжигающий жидкий лёд с терпким чуть кисловатым привкусом — совершенно ни на что не похожий напиток. Сначала мне стало холодно, так холодно, что зубы чуть не застучали в такт Гаррсаму. А потом навалился приятный жар.
Милостивая Шиару, как же я устала от всего и всех!
* * *
— Гаррсам, випирий выродок!..
— А я что, а я ничего!..
— Да я тебя по стенке размажу, на твоей же блевотине замешаю и…
— Но-но-но! Право приглашать в мастерскую кого угодно даровано мне Виратом Фортидером! Есть указ…
— Вот им и подотрешься, когда…
— Да она сама..!
— Ещё раз скажешь что-нибудь в подобном тоне о Вирате, я тебе язык к стенке вот этой хренью прибью.
— Но хорошо же получилось! А еще немного и получится ещё лучше!
— Если я узнаю, что ты, выкидыш лисакский, видел Вирату без одежды, я тебе глаза вот этой рукой вырву и скормлю королевским камалам!
— О-ё-ёй!
— Ты у меня..!
— А можно я просто буду ваять прекрасное?!
— А можно я просто тебе морду набью?! Это тоже прекрасно, по-своему.
— Нельзя! Ай!
Голоса врываются в приятную дымку беспамятства, развеивают её, а мне так не хочется возвращаться к реальносьт. Где я, кто
