Я с трудом смолчал и просто отправил генерала прочь, обещая поразмышлять обо всем. Но размышлять было не о чем: Алекс хотел свободы от меня! И я должен ее ему дать! Я обязан! Я не собираюсь держать его в неволе своей безответной любви…
Только как же это все-таки больно! Теперь я понимаю, почему отвергнутые любовники иногда мечтают умереть…
* * *
Я поняла, что с Оливом нужно разговаривать именно мне. Во-первых, разобраться с вдруг возникшим статусом любовницы. Во-вторых, объяснить, что между мной и Лалитом ничего нет. В-третьих, попробовать попросить у него шар. Мне нужно что-то делать!!!
Олив должен отпустить меня!!! Я ему только помеха…
Перевязала рану и, сцепив зубы от боли, пошла к его кабинету.
Как я и предполагала, Олив был там. Он меня впустил сразу, но одного взгляда на его мрачное лицо мне хватило, чтобы понять всю тяжесть предстоящего разговора.
Я постаралась присесть осторожно, чтобы не выдать своей боли в ноге, а потом устремила свой взгляд на принца.
— Ваше Высочество! Мне нужно поговорить в вами…
— Я уже все знаю… — бросил он, даже не глядя на меня.
Я не стала вступать в полемику, а продолжила гнуть свою линию.
— Во-первых, я узнала о своем новом статусе вашей любовницы…
— Можешь не беспокоиться об этом, Алекс, — отмахнулся Олив небрежно, скользнув по мне псевдоравнодушным взглядом и снова уставившись в стену позади меня. — С этого дня я освобождаю тебя от этого статуса…
Я замолчала. Олив был холоден и очень обижен. Мне стало больно.
— Ваше Высочество, по поводу увиденного вами сегодня…
Только сейчас Олив резко повернулся ко мне и уставился в мои глаза ледяным отстраненным взглядом. Не стал перебивать или предугадывать мои слова. Просто ждал, что же я скажу.
— Между мной и Лалитом ничего нет. Я могу поклясться…
— Не надо! — резко воскликнул он. — Мне это больше не нужно…
Потом он неожиданно схватил со стола нож для бумаги и проколол себе палец. Алая капля крови упала прямо на стол, а Олив глухо произнес:
— Алекс, ты однажды произнес любовную клятву для меня. Я… освобождаю тебя от нее!
После его слов вокруг меня засияли золотистые письмена, которые тут же осыпались и растаяли в воздухе.
Я замерла и затаила дыхание. Эту клятву я давала Оливу еще тогда, когда была внешне похожа на Алекса, но уничтожена она была сейчас, когда я уже выгляжу совсем иначе. Однако, наличие у меня клятвы прежнего Алекса — это прямое и явное доказательство того, что я он и есть!
От этого испуга я даже не совсем прониклась тем, ради чего Олив освободил меня от клятвы. Я была слишком поглощена страхом своего разоблачения, чтобы увидеть его лихорадочный блеск в глазах и страстное желание увидеть на моем лице печаль. Но печали он не увидел. Там была лишь растерянность и страх.
Его лицо еще больше ожесточилось и похолодело.
— Ты свободен, Алекс! Я больше ни к чему принуждать тебя не буду! Если ты хочешь, вернись к своему настоящему облику. Если нет — поступай, как знаешь!
Он замолчал, не сводя с меня болезненных, но решительных глаз, а до меня только сейчас дошло, что он просто рвет наши отношения полностью.
Мне стало почти физически плохо: сердце заколотилось, кровь прилила к щекам, руки задрожали. Олив… отказался от меня. Но разве это не то, чего я хотела? Разве не я сама постоянно показывала ему то, что мы не сможем быть вместе?..
Да! Для нас обоих это лучше. У нас просто не может быть будущего! Лишь бы мне только вернуться домой!..
— У меня к вам последняя просьба, Ваше Высочество, — проговорила я дрожащим голосом. — Прошу вас, отдайте мне тот шар…
Он удивленно вскинул бровь, а потом нахмурился.
— Зачем он тебе?
— Прошу, не спрашивайте. Просто отдайте, пожалуйста! — мой голос превратился в умоляющий шепот.
— Нет! — Олив решительно вскинул подбородок. — Он опасен для тебя. В прошлый раз ты едва не погиб. Я не могу тебе его дать…
Моя попытка полностью провалилась.
На меня начало наваливаться настоящее отчаяние. Если Олив уже от меня отказался, а я не могу отсюда исчезнуть, то моя жизнь превратится в настоящий ад.
Я приподнялась на стуле, а потом рухнула на колени со стоном «пожалуйста!». Но это мое отчаянное действие отозвалось такой сильной болью в бедре, что я тут же вскрикнула. Из глаз брызнули неконтролируемые слезы, и я скорчилась прямо на полу, пытаясь пережить дикий болезненный спазм.
Олив тут же оказался рядом. С его лица уже слетела холодность и обида. Он был испуган, побледнел, как полотно.
— Алекс! Алекс! Что с тобой???
Видя, что я непроизвольно держусь за левое бедро, он тут же поднял меня на руки и осторожно усадил в мягкое кресло в углу кабинета. Бесцеремонно поднял юбку и, увидев окровавленные бинты, оторопел.
— Алекс… что это???
Я молчала, а только лишь тихо стонала. Но Олив вдруг догадался.
— Рана, нанесенная тебе артефактом Эльфийской Смерти в темнице герцога…
Я не отрицала. Это второе доказательство моей причастности к Алексу тоже бесполезно было отрицать. Он еще пару мгновений не мог сдвинуться с места, а потом рванул к двери.
— Нужно лекаря, срочно!
— Подожди, Олив! — воскликнула я. — Нельзя лекаря! Он… разоблачит меня…
Олив остановился и, поняв, что я права, вернулся обратно.
На лице его была такая паника, что я решила максимально быстро взять себя в руки.
— Олив, — я снова обратилась к нему по имени. Смысла доказывать ему, что я не Алекс, уже не было. — Это не страшно. Я не умираю…
Его ноги вдруг подкосились, и он рухнул передо мной на колени. Потом уткнулся лицом в мой живот и просто замер.
— Алекс, прости меня за… обиду. Мне просто так трудно отпустить тебя!.. — он замолчал, зарывшись в складки моего платья, а потом приглушенно продолжил. — Но я отпускаю тебя. Правда. Ты свободен… любить кого захочешь…
Мое сердце дернулось, а рука сама потянулась к нему, чтобы зарыться в его волосы, но я придержала ее. Так хотелось обнять его, успокоить и прошептать, что он самый лучший на свете, но я знала, что делать этого мне было нельзя. Вместо этого я тихо произнесла:
— Пожалуйста! Если ты простил меня, отдай мне тот шар-артефакт, умоляю! Он мне очень нужен!..
Коварный план рыжеволосых…
Коварный план рыжеволосых…
Олив
Я вдыхал такой нежный и манящий аромат Алекса, уткнувшись ему в одежду, и скорбел сердцем. Скорбел о его ранении и о тех страданиях, которые ему пришлось перенести. Скорбел о его отвержении моей любви. Скорбел о том, что ему от меня ничего не нужно, кроме опасного шара-артефакта, о котором он так настойчиво просил меня в третий раз…
Я приподнялся и посмотрел в его лицо, пытаясь разглядеть его мысли. Черты прекрасной девушки передо мной были подернуты тревогой, но… я не видел в них прежних чувств ко мне.
— Зачем тебе этот шар, Алекс? — устало спросил я, ощущая все больший провал отчаяния в сердце.
— Я не могу тебе сказать, — упрямо пробормотал он и, словно стыдясь, опустил глаза.
Внезапно мне стало тяжело дышать. Я отвернулся, чтобы скрыть свое смятение, а потом поднялся на ноги, повернувшись к Алексу спиной. Дыхание с трудом восстановилось, но я почувствовал в душе некую стальную решимость.
Эта решимость проскользнула в моем голосе, когда я, повернувшись к Алексу вновь, хмуро ему заявил:
— Я не могу отдать тебе этот артефакт пока ты мне внятно и доходчиво не объяснишь, для чего он тебе нужен! И хотя мы с тобой больше не… — я запнулся, поняв, что не могу вслух назвать нас возлюбленными, поэтому просто пропустил это слово, — не смотря ни на что, ты остаешься моим младшим братом, поэтому я по-прежнему несу за тебя полную ответственность! Говори, для чего он тебе!
Алекс вдруг сжался, как от испуга, а я нахмурился еще больше. Моя интуиция начала подсказывать мне, что в этом деле есть какие-то непонятные и, возможно, неприятные тайны.
