Да уж… Не повезло тебе… Но ты помнишь? Ты обещал мне виноградники за помощь тебе.
Я помню. И я плачу свои долги, — Вегран хлебнул из кубка и сморщился. — Что за отвратительное пойло подают здесь…
Это местный напиток. Настаивается на сахаре и коре одного местного дерева.
Говорю же, гадость.
В то же самое время по кладбищу двигались две рослые мужские фигуры. Они обходили ряды могил, пока не нашли свежий холмик. Один из них показал пальцем на могилу с янтарными бусинами на белом платке. Второй кивнул и мужчины, сняв с плеч принесенные с собой лопаты, принялись раскапывать могилу.
Айгир нервничал все сильнее. Пульсировало около сердца какое-то непонятное чувство. Неприятное. Оно мешало дышать, сковывало грудь, скребло душу плохим предчувствием. Айгир понимал. Ей плохо! Найрани плохо. Айгир подгонял группу, но они все равно не могли бы двигаться быстрее. Они уже трое суток спали всего по 2–3 часа. Недостаток отдыха начал сказываться на скорости продвижения группы. Айгир, казалось бы, не чувствовал усталости. Он рвался вперед. Группа внизу остановилась, чтоб передохнуть. Айгир проигнорировал сигнал о привале и полетел дальше. Кириан, сидевший за ним, похлопал его по плечу в знак солидарности. Айгир видел с высоты в лунном свете очертания большой деревни на горизонте и светящиеся окна домов. Айгир направился к деревне. Его тянуло туда словно магнитом. Когда он пролетал над деревней, его сердце екнуло. Он спикировал вниз и приземлился на мощеную улицу, припорошенную снегом. Он уловил присутствие Найрани еще с высоты. Она была где-то здесь. Он взял энергетический след Найрани. Коктейль ее чувств был по истине ужасающий: страх, ужас, отчаяние, паника, сопротивление на самых глубинных уровнях, протест настолько сильный, что душу переворачивало, ее призыв… Она звала его… Айгир шел по шлейфу ее эмоций, который становился все насыщеннее, пока не уперся в невзрачное крыльцо в одну ступень в конце узкой дорожки, посыпанной гравием. Айгир видел в темноте как кошка. И то, что он заметил на дорожке, заставило его сердце похолодеть. Он наклонился и поднял камень. Он узнал бы эти бусины из тысячи. Они пропитались энергией Найрани. Что такого они сделали с его Найрани, что так вывернуло ее сущность? До нежелания существовать, быть… На грани распада личности. Айгир ощущал ее чувства, как свои. Он вывернет на изнанку любого, кто повинен в этом. Камни хранили еще чей-то отпечаток. Совсем не ясный, как-будто прозрачный. Очень чистый и светлый. Айгир не мог объяснить присутствие этого следа. Однако на этом месте эмоциональный след обрывался. Дальше Айгир чувствовал только зов янтаря.
Кириан не мог чувствовать так же чутко. Ему становилось все страшнее, когда он видел, как все больше искажается лицо Айгира. Чутье вело его все дальше. Они снова сели на ящера и через минуту полета они стояли у свежего холмика, который даже снег еще не успел припорошить. На вершине холмика белой заплаткой выделялся носовой платок. А на нем сиротливой горкой лежали янтарные бусины. Кириан окаменел. Его девочка! Его малышка! Его милая и нежная дочка! Сначала умерла его любимая жена Лимерия, а теперь и Найрани! Он остался один. Ему следовало увезти семью, когда в деревне разразилась Черная лихорадка. Но он был так увлечен тем, что лечил чужих людей, что не уберег родного человека. А теперь и Найрани. Он понадеялся на Веграна и не поехал на поиски сам. А теперь все потеряно.
Айгир сполз на землю. Колени уткнулись в мягкую рыхлую свежевскопанную землю… Он не верил… Не хотел верить… Он упал на холм. Вот бы ему раствориться, прорасти сквозь землю… Неужели никогда больше не суждено прикоснуться к ней еще раз, заглянуть в глаза цвета шоколада, окунуться в нежность, наполняющую взгляд. Он звал ее, кричал, рычал, проклинал тех, кто сделал это с ней и себя вместе с ними за то, что не уберег. За то, что не сохранил. За то, что усомнился. Это он виноват! Те два дня, что он просидел в пещере, жалея себя, могли стать решающими. Если бы он не был таким идиотом, он бы мог успеть… Ущербная луна растворилась в рассветной дымке, а Айгир все еще сидел съежившись у могильного холмика.
Она проснулась на рассвете. В большом очаге со стрельчатой вершиной потрескивали дрова. Несколько мгновений она осматривала незнакомую комнату. В следующий миг лавина воспоминаний нахлынула, засыпала образами и кошмарами. Закружила, завертела, вызывая тошноту и подталкивая у пропасти отчаяния. Бабка, дремавшая в кресле с высокими подлокотниками, встрепенулась.
А-а-а! Проснулась, девочка! — старуха встала с кресла и подошла к кровати. — Пить хочешь?
Снова полились слезы из глаз. Рыдания рвались из горла.
Успокойся, девочка. Жив твой малыш. Все в порядке. Успокойся.
Найрани не верила. Не понимала. Боялась надеяться. Что бабка говорит? Смысл слов с трудом проникал в затуманенное болью сознание.
Смотри на меня, девочка! Давай! Вот так, хорошо! Ты меня слышишь? Кивни, если понимаешь.
Найрани кивнула.
Слушай меня, девочка. Твой малыш цел. Кровь, которую ты видела — не твоя. Эти двое, что привели тебя, должны были думать, что все было по-настоящему. Полежи еще, девочка. Восстанови силы. А я пока расскажу тебе. Меня зовут Фанис. Я целительница местная. Когда-то давно заезжая провидица предсказала мне, что я должна буду помочь какой-то женщине удержать каплю солнца в руках. Я тогда не поняла ее. Но когда эти двое привели тебя, я поняла, что провидица говорила о тебе. Этот камень — янтарь — символ солнечного света у многих народов. Как и дитя в твоем чреве, несущее в себе каплю солнца.
Найрани лежала, прижав ладони к животу, и слушала. Склеивалась в единое целое разбитая душа. Слезы облегчения текли, оставляя на щеках горячие дорожки.
Кровь, которой была испачкана твоя одежда — моя, — старуха приподняла рукав платья и показала перемотанное запястье. Я смешала свою кровь со свиной. Чтоб пахла человеком, но чтоб было много. Это на случай, если у этого страшного с двумя лицами хороший нюх. Перед тем, как приходили эти двое, я дала тебе особого отвара. Это мой тайный рецепт. Ты впала в очень глубокий сон. Эти дураки поверили, что ты мертва. Они даже похоронили тебя, — хохотнула старуха.
В этот момент в комнату вошел рослый светловолосый мужчина с охапкой дров. Он сложил поленья на пол возле очага и вышел.
Мои сыновья выкопали тебя и принесли сюда. Это дом моего младшего сына. Это он только что заходил.
Спасибо! Спасибо тебе… — шептала Найрани.
Завтра двуликий и этот второй собираются уехать. Барьера на тебе больше нет. Так, что отдыхай, набирайся сил, а когда эти двое уедут, мы придумаем, как с тобой быть.
