— Нет. Из-за хаоса в моей голове. Я совершенно ничего не понимаю. Для меня сейчас только одно имеет значение…
— Месть?
— Да, клятва, которую я дала себе.
Тиган приблизился к ней, от его груди исходило тепло, в котором Элизе безумно хотелось раствориться. Она закрыла глаза, а он начал расстегивать пуговицы на ее залитой кровью шелковой блузке, затем снял и бросил на пол.
Вероятно, после того, как они расстались прошлой ночью, ей следовало испытывать неловкость или негодование оттого, что он ее раздевает, но Элиза так обессилела после происшествия в доме Ирины, что была рада заботе Тигана. В том, как он снимал блузку, не было и намека на сексуальность — лишь отеческая забота, сострадание и надежная защита.
За блузкой последовали испачканные брюки, туфли, носки, и теперь она стояла перед ним в одном бюстгальтере и трусиках.
— Кровь Миньона пропитала ткань и попала на тело, — сказал Тиган, нахмурился и провел по плечу, на котором красовался синяк. В ванной комнате включился душ. — Пойдем, я помогу тебе ее смыть.
Элиза прошла за ним в просторную ванную и молча позволила ему снять с себя оставшуюся одежду.
— Иди сюда, — сказал он, увлекая ее за матовую стеклянную перегородку, отделявшую душевую от остального пространства ванной комнаты.
— Ты промокнешь, — произнесла Элиза, когда Тиган шагнул вперед.
Он едва заметно пожал плечами. Тонкие струйки потекли по его каштановым волосам, по мускулистым плечам и рукам, по живописным дермаглифам вниз, на джинсы.
Элиза смотрела на Тигана — и не узнавала. Казалась, она видит его впервые. Несомненно, перед ней стоял опасный, привыкший к одиночеству воин, достигший совершенства в хладнокровии и искусстве убивать. Но в то же время этот промокший, заботливо протягивающий к ней руки мужчина был таким ранимым и беззащитным!
И если раньше исходившая от него устрашающая сила воина заставляла ее держать дистанцию, то сейчас его так неожиданно проступившая ранимость ошеломила ее.
Элизе захотелось броситься ему на грудь, прижаться к ней, закрыть глаза и замереть. И стоять так целую вечность.
— Иди ко мне, Элиза, вставай под душ, об остальном я позабочусь.
Ноги сами устремились к нему, рука легла в его крепкую ладонь. Он потянул ее под мягкие струи душа и ласково откинул волосы с ее лица. Теперь они с Тиганом оба были мокрыми.
Элиза таяла от теплой воды и еще больше от жара, исходившего от тела Тигана. Она позволяла ему намыливать себя мылом и шампунем, с удовольствием ощущая его нежные прикосновения, действовавшие успокаивающе после тяжелого дня.
— Хорошо? — спросил Тиган, смывая с нее мыльную пену.
Его низкий голос отзывался в каждой клеточке ее тела.
— Чудесно!
«Даже слишком», — подумала Элиза. В такие минуты с Тиганом она забывала о своей постоянной боли, не так остро ощущала пустоту, давно поселившуюся в сердце. Его нежность наполняла ее, рассеивала душевный мрак. И сейчас в его сильных, надежных руках она чувствовала себя любимой.
В голову Элизы закрадывались мысли о счастливом продолжении — вновь слиться с ним в единое целое.
— Мне не удается выполнить обещание, которое я дала самой себе после гибели сына, — сказала Элиза, с трудом освобождаясь от приятного оцепенения. — Все мои силы должны быть направлены на то, чтобы отомстить за смерть Кэмдена.
В глазах Тигана что-то промелькнуло и тут же скрылось за полуопущенными веками. Он выключил душ.
— Элиза, ты не можешь потратить жизнь на воспоминания о тех, кто ушел в мир иной.
Тиган протянул руку к стопке полотенец, лежавших на полке в нише возле душа. Элиза поймала его взгляд, когда он передавал ей полотенце. Мрачная тоска, отразившаяся в его глазах, поразила ее. Старая рана все еще продолжала болеть.
Никогда раньше она не замечала в его глазах этой боли, потому что он никогда не позволял себе ее показывать.
— Ты винишь себя за то, что случилось с твоей подругой?
Тиган долго молча смотрел на нее, и Элиза подумала, что вот сейчас он, со свойственной ему надменной холодностью, закроется от нее. Но Тиган выдохнул и чуть слышно чертыхнулся, затем провел рукой по мокрым волосам.
— Я не смог спасти ее. Она доверилась мне, а я не смог.
У Элизы сердце екнуло в груди.
— Ты, должно быть, сильно любил ее.
— Сорча была очень доброй и чистой, необыкновенно чистой. Такой смерти, что выпала ей, она не заслужила.
Элиза завернулась в полотенце, а Тиган сел на выступ, тянувшийся вдоль стены, широко расставив ноги и упершись в них локтями.
— Тиган, что с ней произошло?
— Через две недели после похищения эти подонки вернули ее. Все это время они насиловали и терзали ее, и, словно это было недостаточно жестоко, вдобавок ко всему они пили ее кровь. Она вернулась ко мне Миньоном своего мучителя.
— О боже, Тиган!
— Это самое ужасное, что можно было с ней сделать, лучше бы они ее убили. Но похоже, эту миссию они переложили на мои плечи. Но я не мог этого сделать. Я понимал, что она потеряна безвозвратно, но я не мог ее убить.
— Я тебя понимаю, — мягко сказала Элиза, сердце у нее разрывалось от жалости.
Она закрыла глаза и, беззвучно прошептав молитву, села рядом с Тиганом. Сейчас она не думала о том, что он может отвергнуть ее сострадание, ей хотелось быть рядом с ним, хотелось дать ему почувствовать, что он не одинок в своем горе.
Элиза положила руку ему на плечо, и Тиган ее не сбросил и не отстранился. Напротив, он повернул голову и посмотрел ей в глаза:
— Я старался помочь ей. Я думал, что если выпью как можно больше ее ядовитой крови и заменю ее своей, чистой, возможно, человеческий облик каким-то чудесным образом вернется к ней. И я пил ее кровь и отдавал свою. Я пил жадно, неистово, так продолжалось долго. И я потерял контроль. Меня так сильно мучило чувство вины и я так сильно хотел помочь Сорче, что не заметил, как начал скатываться в бездну Кровожадности.
— Но ведь ты не скатился? Если бы это случилось, ты бы сейчас не сидел здесь.
Тиган горько рассмеялся:
— Еще как скатился. Я отлично знаю, что такое Кровожадность. Если бы не Лукан, я бы превратился в Отверженного. Он вмешался и посадил меня в каменную камеру, и я сидел там, пока болезнь не отпустила. Несколько месяцев голодал, получал минимум, лишь бы не испустить дух. И все это время хотел только одного — умереть.
— Но ты остался жив.
— Да, остался.
— А Сорча?
Тиган покачал головой:
— Лукан сделал то, на что у меня не хватало духа: он избавил ее от страданий.
Сердце у Элизы сжалось.
— Он убил ее?
