— Останови! — потребовал я у кучера. Карета остановилась. Я вышел из нее и огляделся. Память меня не подвела: это был дом Седаря-колбасника, а мальчуган был одним из отпрысков Седаря. Точнее, моим отпрыском.
Проходя мимо него, я остановился. Мальчик тоже замер. Поднял голову и уставился на меня. Я видел его не раз, но почти никогда не разглядывал. На самом деле это было примерно то же самое, что смотреться в сказочное молодящее зеркало: мальчик смотрел сурово, но прямо и, похоже, никого и ничего не боялся. Пожалуй, он был моим старшим ребенком, ведь Хель была моей первой любовницей, если не считать ту чокнутую фрейлину, которая когда-то научила юного принца искусству плотских утех. Мой старший сын. Как странно звучит.
Я подошел к ребенку, присел и спросил:
— Скажи, я тебе нравлюсь?
Мальчик посмотрел на меня внимательно и ответил:
— Нет.
— Почему? — удивился я.
— У тебя глаза холодные, — честно ответил он.
— Так ведь у тебя такие же, — усмехнулся я.
Ребенок не ответил. Насупившись, он покатил снежный ком в другую от меня сторону, пыхтя и отдуваясь. Я вздохнул, поднялся и пошел в дом. Слуга принял мой плащ и проводил меня в гостиную.
Со времен моего последнего визита здесь ничего не изменилось. Все те же стены, обитые шелком, сухие цветы в вазах, кружева и занавески. Только как-то все потускнело, поблекло что ли.
— Чем могу быть полезен, Ваше Высочество? — с поклоном спросил Седарь.
— Ничего важного. Я просто зашел в гости, — вежливо поклонился я. — Как у вас дела?
— Все, как обычно, господин, — так же вежливо ответил Седарь. — Спасибо, что интересуетесь. И очень рад, что Вы почтили мой дом своим присутствием. Жаль только, что вы не успели на панихиду. Проводить Вас на могилу?
— Чью? — растерялся я.
— Как? Вы не знаете? — удивился Седарь и неловко замялся. — Хель умерла этой осенью.
— От чего? — спросил я, еще не совсем осознавая суть произошедшего.
— Тяжелые роды, — вздохнул Седарь. — Два дня мучилась. Я уж и лекаря звал, и богам молитву вознес, да все без толку. Сначала ребенок погиб, а потом и она кровью истекла. Что поделать: такова уж женская доля. Я ж ей говорил: не рожай больше, стара ты для этого. Ей ведь тридцать пять было. А она мне все: да ну что ты, глянь, какие красивые. И глазки у всех — прям как у нашего принца.
— Замолчите, — попросил я, потирая лоб рукой. Седарь послушно умолк. Некоторое время в комнате висело неприятное молчание.
— Вы, я слышал, тоже жену потеряли? — решил он «перевести» тему. — Может, оно и к лучшему? Зачем вам эти асдарские дикарки? То ли дело наши девушки: глаза — огонь, щечки — персики, губки — вишенки. Я уж себе одну присмотрел. Приданое за ней — ого-го. Вы приходите на свадьбу-то… ну, и после свадьбы…
И он неловко подмигнул мне. Я почувствовал легкую тошноту, в глазах снова потемнело.
— Тесно мне, — пробормотал я и схватился за ворот, отрывая пуговицы.
— Ваше Высочество, Вам плохо? — засуетился Седарь. — Может, на воздух выйдете? Во двор?
Он подбежал ко мне, дыша колбасным и старческим запахом. Тошнота накатила волной. Ни слова больше не говоря, я вылетел из дома, даже не забрав плащ. Прочь, прочь отсюда. Бежать, как от чумы.
— Куда? — спросил кучер, когда я запрыгнул в карету, спешно захлопнул дверцу и откинулся на остывшее сиденье.
«Домой», — хотел сказать я, и вдруг задумался. Красивый город. Огромный, прекрасный дворец. Пустой и холодный. И никто меня в нем не ждет. Никто мне здесь не рад, а кто рад, так тому я обуза. Все куда-то уходит, рушится на глазах. Дорога домой оказалась не просто длинной. Она оказалась неверной.
— Во дворец, — велел я. — И побыстрее. Хочу видеть моего брата.
— Еще не нашли, — привычно откликнулся Шаард, уже заранее готовясь меня успокаивать.
— Я к тебе не за этим, — отмахнулся я, садясь в кресло.
— Да, — удивился он. — А зачем?
— Денег хочу попросить, — честно ответил я. Шаард одобрительно покивал, думая, видно, что я нашел себе какое-то дорогостоящее развлечение, спросил, сколько нужно. Я назвал сумму.
— Зачем тебе так много? — удивился он.
— Я хочу купить дом, — просто ответил я.
— А-а. Ясно, — Шаард улыбнулся. — Но для дома это, напротив, слишком мало. Ты, верно, никогда не интересовался, сколько стоит хороший особняк. За такие деньги разве что деревенскую хибару можно приобрести. Давай я лучше присмотрю для тебя какую-нибудь усадьбу на окраине, где тебя никто не побеспокоит: отдохнешь, успокоишься. Слуг опытных подберем, чтоб на глаза поменьше попадались.
— Нет, — спокойно возразил я. — Мне не нужны шикарные апартаменты. Я хочу именно маленький деревенский домик — с печью, туалетом на улице и одной-единственной комнатой.
— Эстре, ты совсем спятил? — Шаард поднял брови и с тревогой вгляделся в мое лицо.
— Я в порядке, — возразил я. — И не надо меня жалеть. Не могу больше жить под этими взглядами, не могу выслушивать весь этот бред и бесконечные отчеты твоих солдат. Помоги последний раз. Я клянусь, что больше не обращусь за помощью.
— Не давай такой клятвы, не отказывайся от нас, — Шаард нахмурил брови и опустился передо мной на колени, как совсем недавно я присаживался, чтобы поговорить с ребенком.
— Я больше не Эстре ди Шайд, — спокойно, чтобы не казаться сумасшедшим, пояснил я. — Уже не крагиец, но и не асдарец. Я не нужен обоим мирам.
— Эстре, ну что за ребячество? — Шаард закачал головой. — Опять обиделся на весь свет?
— Может быть. Немного, — я облокотился о стол, снова чувствуя чудовищную усталость. — Но на себя я сердит куда больше. Не понимаю, что нужно от меня богам. Я запутался, не могу взглянуть со стороны. Вот и решил начать другую жизнь — простую и понятную. Хочу купить маленький домик под самыми горами — такой, чтоб самому за ним следить можно было. Найти работу в ближайшем поселке, где меня никто не знает, и просто жить.
— Работу? — фыркнув, повторил брат и снова с улыбкой закачал головой, прикрывая веки. — Эстре…
— Не надо, Шаард, — остановил я его. — Хватит заботиться обо мне. Я выживу, ты не беспокойся. И про работу я не пошутил. С некоторых пор тяжелый труд для меня не так унизителен, как, скажем, разговор с нашей дорогой «пылко любящей» мамочкой или бесконечные пересуды слуг за моей спиной. Я не пропаду. И это не юношеский максимализм, как ты, наверняка, думаешь. Я напишу тебе, как устроюсь.
— Ладно, — вздохнул Шаард, поднимаясь. — Пусть будет по-твоему. Но все-таки оставь за мной право быть твоим братом. Эти твои клятвы…
— Я понял. Не продолжай, — поморщился я.
Покупкой жилья все-таки занялся Шаард. Впрочем, ни единого требования он не упустил, и мне достался вполне сносный дом какого-то пасечника, одиноко стоящий у самых гор. Он был маленький, низенький, сложенный из бревен. Большая белая печь занимала едва ли не четверть помещения. В сенях стоял запах меда и пчелиного воска и валялись пустые рамы для ульев. Обойдя дом и заглянув во все углы, я ощутил удовлетворение. Бывший владелец, робея перед хмурящим брови Шаардом в сверкающих одеждах наследного принца, заикаясь, рассказал мне обо всех возможных трудностях, научил топить печь, предупредил, чтобы весной я проветрил какую-то там яму. Потом они оставили меня. Правда Шаард, вопреки моим возражениям, все-таки велел слугам заполнить погреб разнообразной едой, принести нормальную постель и пару сундуков с вещами. Я не стал возмущаться и демонстративно выкидывать все это в снег: брат, конечно же, был прав, что снова позаботился обо мне.
Жить вдали от всех оказалось легко и приятно. Каждое утро я топил печь и ходил за водой. Кипятил воду в закопченном чайнике и пил чай с вареньем. Потом ко мне приходила немолодая женщина из деревни на холме: она учила меня готовить. Вообще-то, когда я впервые зашел в ее дом, то собирался брать за свой труд — написание писем под диктовку неграмотных крестьян — деньги, но у этой женщины денег в доме не оказалось. Да и письмо она писала о том, чтобы муж, служащий на дальней границе, поскорее прислал ей часть своего жалованья, чтобы она дотянула до весны. Конечно, я тоже мог подождать до весны, пока она мне заплатит, но чудесный вкус пирога с рыбой, которым меня угостили, навел на другую мысль. Теперь я и сам умел готовить такой пирог. Он получался у меня не таким вкусным, но вполне съедобным.
