Шеннасайн защитит его.
Почти касаясь губами Колокола, я зашептала слова заклинания. Облачко пара вырвалось из моего рта и впиталось в блестящий металл.
А потом ожили цепи. Поползли стальными змеями, лязгая и скрежеща. Я почувствовала их движение и закрыла глаза. Прижалась щекой к промерзшему насквозь металлу, принимая неизбежность.
Виток за витком цепи сползали ко мне. Ложились поперек тела, как объятия самой смерти. Крепкие и холодные.
И привязывали к тому, что отныне станет единым целым со мной.
Я не молила о смерти. Я не готова была умирать. Наоборот, всей силой своей души я жаждала жизни. И эту жажду, капля за каплей, вместе с теплом своей крови я отдавала сердцу Нарг-та-Рина, чтобы оно ожило.
Колокол должен заговорить. Несмотря ни на что.
Я знала, Габ не позволит мне этого сделать. Он посадит меня под замок и будет решать все по-мужски. Возьмет Башню штурмом, прижмет химеру к стене.
Но прижмет ли? Она опять ускользнет. И снова будет таиться в душах родных и друзей. Смотреть глазами служанки, улыбаться губами кухарки, принимать младенцев руками повитухи…
И от каждого красть по кусочку души.
Или спускаться в Долину, рыскать там ночами в поисках жертвы. Подстерегать запоздавших путников на горных тропинках. Отравлять воздух присутствием смерти…
В моей голове забили колокола. Чем сильнее я вжималась в металл, тем громче они становились. И тем яснее я слышала голоса, звучавшие среди них.
Где-то под стенами Башни замерли дарги, ожидая приказ.
Где-то на границе с Разломом отступающий враг вдруг развернулся и пошел в наступление. Три десятка всадников, что гнали хтонических тварей, оказались окружены и отрезаны от спасительных стен.
Где-то в Долине в маленьком храме каялась эрла Саваж, а жрец Праматери бледнел и трясущейся рукой стирал пот, слыша ее откровения.
Где-то внутри меня билась драконица. Шеннасайн. И рвалась на свободу.
Последний вздох.
Последний удар сердца.
Руки бессильно падают вниз.
Я не чувствую ног, не чувствую тела. Только цепи держат меня, не давая упасть.
Тишина…
— Рори!
Яростный рык взрывает ее. Тишина лопается, как мыльный пузырь, распадается на сотни осколков. Осыпается хрустальным дождем.
Кажется, мой супруг очень зол…
Я бы ему улыбнулась, но не могу.
До меня доносится тягучий, глубокий голос Колокола. Он звучит, наполняя меня. Замещая кровь в моих жилах, и душу.
Ускользающее сознание равнодушно отмечает, как Габриэль срывает с меня железные цепи. Подхватывает безвольное тело. Укладывает на каменный пол.
— Не смей умирать! Я тебе не позволю! Что ты наделала, глупая женщина?!
Нет, я не согласна. Это единственный умный поступок за всю мою жизнь!
Перед глазами проносятся яркие вспышки. Ослепительный белый свет.
А потом чернота.
* * *
— Ну что, довольна? Сбылась мечта идиотки! Поздравляю, теперь твое тело вместилище для Шеннасайн, а душа… ну, душа отправится на вечный покой!
Шип не ворчит, он ругается во все горло. Но мне все равно. У меня нет ни чувств, ни эмоций. Нет даже тела. Я просто солнечный луч, петляющий в темноте.
— Безмозглая кукла! Зачем я только связался с тобой! Все рассчитал, продумал. Теперь вот спасай тебя! Снова!
«Можешь не спасать», — посылаю ему мыслеобраз.
Шип горячится. Фыркает. Его черная шерсть торчит иголками в разные стороны.
— Как это «не спасать»! — возмущается он. — А Договор? Думаешь, я все забыл? Ты должна мне желание!
«Забирай».
Мне абсолютно безразлично, что он говорит. Я просто плыву на волнах. Тех самых, что называются «вечный покой».
— Э нет, так не пойдет!
Из пушистого комка выскакивает тонкая лапка и цепляет меня. Приближает к глазам Шипа. И я понимаю, что Шип это Тьма — та самая, в которой мелькает мой луч. Его глаза — две бездонные черные дыры. Сквозь них смотрят Вечность и Бесконечность. Рассматривают меня, как бактерию под микроскопом.
Где-то внутри зарождается вялое недоумение. Что ему нужно? Пусть забирает, что хочет, и даст мне покой…
— Если ты умрешь, Договор придется аннулировать, а мне это совсем ни к чему! Я хочу получить свою плату. Свое желание. И поверь, я приду за ним, даже если мне придется своими руками привязать твою душу к телу!
Если бы у меня были плечи, я бы ими пожала.
Смешной.
Разве не видит, что мне все равно. Пусть кипятится, меня его гнев нисколько не трогает.
— Так, ладно, — Шип хмурится, прислушиваясь к чему-то, недоступному мне. — Тебе повезло. Кто-то очень не хочет тебя отпускать. Так сильно, что готов разделить с тобой все свое время, всю жизнь, день за днем.
На мгновение я испытываю острую боль. Будто у меня снова есть тело и сейчас, в этот миг, его пронзили одновременно тысячи тонких и острых игл. Прошили насквозь. Пригвоздили меня к чему-то твердому, теплому и… родному.
Я рванулась, не желая чувствовать боль. Но она стала только сильнее. Разлилась по нервам и венам, заполнила каждую клеточку, проникла до кончика каждого волоска.
Пришпилила к тому миру, что я уже собиралась покинуть.
Меня выгибает дугой.
Перед внутренним взором мелькают знакомые лица.
Габриэль, Тэй, девочки.
Я вижу себя словно со стороны: мое тело лежит на кровати. В белой сорочке из тонкого льна. Рыжие волосы аккуратно расчесаны. На лице — безмятежный покой.
Дети молча проходят мимо меня. Лин обнимает Фэй. Габриэль прижимает к груди нашего сына. Наклоняется, невесомо меня целует. Малышка Би смотрит со страхом, вцепившись в его рукав. Иви…
Иви проходит последней. Кусает губы, и я вижу, как слезы одна за другой падают из ее глаз.
Я хочу стереть эти слезы.
А еще больше хочу стереть выражение бесконечной потери с лица Габриэля. Снова почувствовать вкус его губ и крепость объятий.
Снова взять на руки сына, услышать биение его крошечного сердечка, вдохнуть аромат младенческой кожи.
Видеть, как он растет. Быть рядом с ним.
Наслаждаться любовью близких и дарить им свою любовь.
Это так мало в масштабах Вселенной. И в то же время так дорого, что вполне стоит одной человеческой жизни.
— Твой дракон не хочет тебя отпускать! — ворчит Шип, пряча облегчение под недовольством. — Такой же упрямый дурак, как и ты. Вы отличная пара!
Я пропускаю его ворчание мимо ушей и устремляюсь вниз.
К теплу и свету.
Туда, где меня ждут.
* * *
Меня разбудили тихие голоса.
— Как она?
— Еще спит.
— Это нормально?
— Да, Ваша Светлость. И вам бы тоже не мешало поспать. Вы отдали ей много крови.
— Она моя шиами.
— Понимаю. Но вы рисковали. Обряд замещения жизни не проходит бесследно.
— Плевать. Она почти ушла, когда я нашел ее. Почти. Но я не мог ее отпустить!
— Вы разделили с ней кровь и жизнь. Знаете, что это значит?
— Знаю. И повторю это снова, если придется.
Голос замолк. Вместо него послышался хруст. Будто неведомый великан переломил пополам огромное дерево.
А у меня, как назло, зачесался левый глаз.
Дернула рукой и поняла, что не могу шевельнуться. Тело словно чужое. Это что еще за ерунда?!
Открыла глаза. Уставилась в незнакомый потолок. Медленно повернула голову набок.
Ага, чья-то спальня. По-мужски лаконичная. Шторы подняты, за окнами день.
Сколько же я здесь валяюсь? И почему тело ватное, а язык так распух?
У кровати стоял Габриэль. Он почти не дышал, когда наши взгляды столкнулись. За его спиной маячил целитель.
Роуэн. Я вспомнила его имя. Он лечил меня после родов, только тогда вокруг него не было этого странного свечения и тонких полупрозрачных нитей.
Габ тоже сиял, только глубже, мощнее. Его нити казались канатами, что привязывали сияние к телу.
— Мы победили? — выдавила, облизнув пересохшие губы. — Все живы? Химеру убили? А чего это вы… светитесь?
На моих изумленных глазах дарги склонились. Габриэль опустился на одно колено и нежно сжал мою руку, а потом поднес к своим губам.
