Альянса с пожеланием мира», не припоминаешь?
Мулцибер помнил. И сейчас, смотря в гадкую рожу Константина, не мог поверить в то, что он говорил. Не хотел, приказывал себе не слушать, но не мог.
— Она пришла ко мне брать интервью через несколько недель, и я поверить не мог в такую удачу, — усмехается и смотрит на него блестящими масляными глазками. — Пригласил сначала, чтобы выведать, что девке известно о тебе, но увы, — он разводит руками, словно показывая, как ошибся, — она оказалась пустой куклой. И тогда я пообещал ей деньги, если она сумеет подобраться к тебе…
— Врешь, ублюдок! — рычит, дергаясь вперед и ленты трещат на мощных мышцах-жгутах.
— Зачем мне это? — усмехается Константин. — О, а ты думал, что она тебя полюбила? — усмехается так, что он снова себя жалким чувствовать начинает.
Нашел, мразь. Нашел самую больную точку, и теперь давит ее, превращая в фарш все внутренности.
— Как жаль, Мулцибер, я думал ты намного дальновиднее. Ты ведь демон, да? — криво усмехается. — Убийца и психопат. Ты думал, таких, как ты могут любить девушки, как Диана?
И он рычит зверем, бросаясь вперёд. Орет ругательства, вызывая страх вперемешку с восторгом на лице Константина.
Машина тормозит возле огромного белого здания с высокими колоннами как раз в тот момент, когда он вырывает руку, вцепляясь ей в глотку ублюдку. Пять охранников в военной форме Колдора требуется для того, чтобы оттащить его от задыхающегося пеной премьер-министра.
Константин кашляет, с ненавистью глядя на него:
— Ты поплатишься за это! — тычет пальцем, вызывая болезненный кайф от причиненной боли. — Ты будешь верить в то, что мне нужно! Я заставлю тебя видеть то, что хочу я! И ты сдохнешь от того, что не сможешь отличить в своей башке правду от вымысла!
Демон в Мулцибере вновь вырывается, затопляя сознание тьмой и безумием. Он не понимает, о чем треплется Константин, и даже вникнуть не пытается. Этот щенок всегда любил языком трепать.
Мулцибер почти не сопротивляется, пока его тащат по коридорам в подвальные секретные лаборатории. Знает, что это все равно случится. Он сам сдался, и не собирается доставлять им радость эмоциями.
Только одна способна вызвать в нем боль. И он дал ее в руки Константину.
— Какой сюрприз, Дато, — усмехается Мулцибер, узнавая в лице одного из мужчин в белом халате того, кто издевался над ним много лет назад. Ставил эксперименты, под которыми плавилась плоть, а глаза вылезали из орбит. Именно Дато срезал с его тела куски плоти пластами, чтобы потом изучать в своих лабораториях, понять, почему Мулцибер не чувствует боли.
Но он чувствовал ее… Когда с тебя заживо сдирают кожу, ни одно живое существо не может остаться равнодушным. И он горел. Обливался потом, но не издавал ни звука. Не мог позволить этим ублюдкам победить, почувствовать его агонию.
Уже после расписал свое тело татуировками, закрывая краской и проклятиями свою уже проклятую миром плоть. Он отвечал на ярость тройной яростью. На каждую причинённую боль — тройной болью. Забирал жизни тех, кто пытались отобрать его собственную, и отобрали жизни всех, кого он когда-то считал родными. Жизнь его матери, а потом и жизни тех, кто были с ним в одной камере. И во главе этого списка были те, кому удалось чудом избежать его мести — Константин и Дато.
И Мулцибер усмехнулся, понимая, что заберет этих двоих с собой в ад. Чего бы ему это не стоило.
С него грубо срывают одежду, и он усмехается:
— Полегче, ребята. Сначала бы на свидание позвали.
— Ты покинул нас, когда мы почти достигли прогресса, — помешано качает головой Дато, явно не понимая, что изгалялся над живым человеком. А может и понимает, но ему насрать на эти сантименты.
Мулцибера укладывают на одну из коек, пристегивая железными поручнями за конечности и поперек туловища.
— Снова будешь исследовать? — кривит губы Эм, поворачивая голову к седеющему мужчине с осунувшимся лицом и козлиной бородкой.
— Другие распоряжения, — тот разочарованно качает головой. — Есть новая разработка, экспериментальная. Но у нас еще не было достаточно сильных объектов. Десять погибло.
— Вся надежда на меня? — усмехается Эм.
— Именно так, — Дато накрывает ему голову тканью, произнося. — Сила внушения. Яд алияды. Начнем с малой дозы, и постепенно закрепим результат.
Мулцибер напрягается, слыша знакомое жужжание аппарата. К вискам и венам на руках подводят жалящие иглы. Капельки крови образовываются на местах прикосновений, но боли нет. Это не то, что может ему ее доставить.
А следом… Он слышит какую-то мелодию, уносящую его через три световых поля, и в голове начинают мелькать картинки. Сцены на столько реалистичные, словно и правда происходили с ним.
«— Так нежно?..»
И он вздрагивает, когда в мыслях всплывает образ Дианы. Он стирается, становясь блеклым, а ее лицо приобретает какое-то новое, презрительно-жалкое выражение.
По телу проходит ток, а он весь горит. Но не от физической боли, а от моральной. Перед глазами стоит только ее лицо. Женщины, которая предала его. Предала и растоптала. Единственная, которую он когда-либо хотел сделать своей…
Эскорт воинов Колдора сопровождает нас от самой границы. Нас окружают со всех сторон черные джипы, а Пириан лениво смотрит вперед, ведя машину. Только его пальцы, отдающие темп по рулю, выдают волнение.
Желтое солнце Аркануума, такое же, как и земное, слепит меня. Я словно выбралась из подземелья, и сейчас мне больно смотреть на этот свет. Улицы, покрытые желтым песком с невысокими бетонными домами, напоминают какую-то плохо застроенную пустыню.
Их солнце подарило вечную тьму Острогу, а земли Колдора выжгло своим непрерывным светом. Те редкие деревья и растения, что я вижу из окна, больше напоминают колючки, чем зелень.
— Все еще думаешь, что это хорошая идея? — усмехается Пириан, когда мы подъезжаем к античному белому зданию с высокими резными колоннами, возвышающемуся сводами над всеми остальными постройками.
— Я думаю, что это единственный выход, — хмуро отзываюсь я, распахивая дверцу автомобиля.
На меня тут же направляют не меньше двадцати автоматов, а в руках толпящихся людей я вижу направленные камеры смартфонов.
Я уже забыла, что существует эта цифровая реальность. Сначала даже в ступор попадаю, не понимая, как связь тут может действовать вообще.
— Опустить оружие! — еще не подняв глаз, я узнаю этот голос.
Константин, сбегающий быстрым шагом по гладким ступеням, смотрит на меня хмуро, и я удивляюсь тому, какие чувства он во мне вызывает.
Прежде, его щепетильность в выборе одежды мне нравилась, а теперь синий костюм с иголочки и
