Я покачала головой. Перед выходом я переоделась в простую тунику и брюки и накинула плащ с глухим капюшоном. Такой же надел и Леаррен. Привлекать к себе излишнее внимание не стоило.
Город жил своей жизнью — шумной, бурной в кварталах среднего класса, важной и степенной — на улицах близ дворцовой площади.
Тихо стучали копыта лошадей, бряцало оружие, издалека доносился запах свежей выпечки.
— Леар, я знаю, что это не моё дело, но… вас ведь с Анарикой Лэйстан что-то связывало? Но что тогда между ней и императором? — спросила — и стало стыдно. Как будто грязными руками в душу лезу. Зачем мне знать? Для себя? Или потому, что вдруг стало невыносимо жалко этого сильного мужчину?
Такая реакция не бывает на тех, кто совершенно безразличен.
— Ну, отчего же, ты мне как сестра. А от близких нет тайн. К тому же эта история давно в прошлом, — на мгновение в его голосе почудилась горечь.
Мы шли вроде бы тихо и никому не мешая, но то ли прохожие что-то такое чувствовали, то ли просто двое незнакомцев в плащах поздним вечером вызывали опаску — но люди словно расступались, пропуская нас вперед и стараясь не задеть.
Я промолчала. Хорошо, если действительно в прошлом. Может, это эгоистично, но я не хотела бы, чтобы такая, как Анарика Лэйстан, оказалась связана с Леарреном. Не говоря уж об императоре.
— Анарика была любовницей брата. Давно, — помолчав, все-таки продолжил рассказ младший анорр. Эта новость не удивила, да и особых чувств не вызвала. Разве что легкую гадливость, — чаэ, вероятно, рассчитывала, что император все же заметит, как она талантлива, и женится на ней. В конце концов, подходящих по силе чаэварре не так уж и много. Но брат ненавидит, когда ему что-то навязывают. Таким образом, Анарика быстро оказалась в отставке. И решила обратить своё внимание на второго сына императрицы, — по его губам скользнула ироничная усмешка — Леаррен смеялся над самим собой, каким он был тогда.
— Конечно, она хорошенько подготовилась. Постаралась выставить себя несчастной жертвой, едва не внести между нами раздор. Только быстро поняла, что последняя тактика ведет к проигрышу. Но… когда нужно, Анарика умеет быть очаровательной. Нежной. Невинной, — Леар ядовито хмыкнул, — совсем не сразу, но она сумела меня заинтересовать. Я даже ревновал её к брату, пока она усердно убеждала меня, что это лишь ошибка юности, первая любовь, которая быстро прошла. Одним словом, птичка сладко пела. Настолько, что через год мы заключили помолвку. А потом на меня начали сыпаться неприятности. Тогда ещё мелкие — но уже ощутимо подрывающие доверия Асторшиэра.
Я слушала, затаив дыхание. Насколько же сильной была душевная боль этого мужчины, если он заговорил об этом сейчас?
— Все оказалось просто. Опальный принц бесполезен, даже опасен. Сначала невеста находила отговорки, чтобы реже встречаться со мной. Потом — слишком активно занялась делами клана. После — уехала куда-то одна. Она отдалялась, а я не мог понять, в чем дело. Вел себя, как идиот, — в ярких глазах вспыхнул жесткий огонек, — вернувшись, она закатила истерику, что я ей изменяю. Все мои слова были бесполезны. Она играла на публику. Кричала, плакала. Споткнулась о ковер и сильно ударилась скулой о фигурку в моем кабинете. После… — сильные пальцы сжались в кулак, — жаловалась знакомым, что я поднимаю на неё руку. Естественно, помолвка была разорвана. Мне закрыли дорогу во многие дома аристократов. А спустя какое-то время было выдвинуто обвинение в измене…
Кажется, он понял, что я сейчас сама расплачусь.
Повернул голову и сказал с неожиданно теплой улыбкой:
— Не надо, Кара. Я не сожалею о происшедшем. Это был отличный урок для доверчивого дурака. Он помог мне многое понять.
— Ты так говоришь, — как спросить? Я замялась, но решила действовать прямо, — как будто все это происходило очень давно. Но ведь… с тобой… когда мы встретились…
— Ты имеешь в виду, что мне только вынесли смертный приговор?
Мужчина не выглядел расстроенным.
— Да, — ответила тихо.
— Я был под следствием несколько лет. Сначала — под домашним арестом. После — в тюрьме, — он говорил об этом, словно это было нечто само собой разумеющееся. Словно из-за чьего-то чудовищного замысла не он должен был умереть от приговора собственного брата! И ни капли обиды не таил на Асторшиэра.
— Вот как…
Да, за годы повзрослеешь.
…и цена дружбы
Мы подошли к знакомым воротам Книжного Дома.
Конечно, и он, и лавка с парфюмами уже были закрыты, но, где служебный вход, я прекрасно помнила.
И потому была двойне удивлена, обнаружив, что дверь была открыта нараспашку. Радьяна никогда не относилась халатно к безопасности своего имущества, да и к своей собственной — тоже.
— Стой.
Леаррен легко и быстро скользнул вперед. В его руках не было оружия, но можно было не сомневаться — оно появится в тот же миг, когда понадобится.
Мой собственный пояс потяжелел под весом призванной Поющей. Клинок тихо звенел, выдавая своё нетерпение и желание схватки.
— Дверь открыли добровольно, — помолчав, заметил брат. Пальцы коснулись косяка, — но вот потом попытались закрыть. Не удалось.
— Кто в своем уме вломится в павильон? Да и как же магическая охрана? — я поспешно перестроила зрение и тихо ахнула — ошметки защитных узоров бледнели и растворялись на глазах. Взламывали их грубо, но быстро и эффективно.
— Вижу, ты поняла. Просить остаться здесь бесполезно, так что держись за мной и не рвись вперед. Сигнал страже я уже отправил, но, если они до сих пор на подобное не отреагировали, значит, причина очень веская.
А ведь они не могли не знать, кто покровительствует Радьяне. Неужели решили, что император уже забыл про свою протеже? Что она попала в немилость?
В душе вспыхнула ярость. Казалось, исцеление от проклятья окончательно перестроило и душу и тело. В библиотеке Асторшиэра я читала о том, что демонологи древности чаще всего были весьма яростны в бою, жестки и бескомпромиссны по характеру — слишком ярко горел в них огонь, слишком велика была их связь с ксайши. Они получали величайшее упоение от битв, и мало что могло заставить их свернуть с этого пути. Вот и сейчас — я ощутила жажду клинка, но та была лишь отголоском моей собственной. При мысли о том, что кто-то посмел поднять руку на близкого человека, который столько сделал для меня в трудную минуту, хотелось зарычать.
— Милые… коготки. Смотрю, ты мечтаешь о хорошей драке. Как непристойно для леди, — хмыкнул рядом коварный анорр.
Мы оба двигались тихо и беззвучно. Коридоры были темны, но где-то в глубине дома ясно слышались резкие голоса. И, чем отчетливей они становились, тем ярче вспыхивала ярость. Даже Леаррен больше не пытался хохмить. Анорр оскалился, окончательно оттеснив меня за спину За его спиной начали вырисовываться контуры прозрачных крыльев.
— Тварь! Что, думала, через постель императора привилегии получить? Да кто на такую корову польститься? — чужой голос звучал отрывисто, резко и презрительно.
Послышался тихий стон.
— Что, я не расслышал? — издевательское. — держите её крепче. Да, вот так. — Вот уж не думал, что ты такая дура. Сколько раз тебе намекали, чтобы ты, вместе со своими бумажками-книжками убиралась прочь из столицы? Раз уж ты так наскучила своим любовничкам, что они сняли охрану, думаю, пора нам выяснить отношения окончательно.
Кто это такой вообще?
— Бывший жених. Радьяна чаэ Тарри была обручена с ним с детства, когда о её изъяне ещё не было известно, — шевельнулись губы Леаррена.
И кого же Ради в любовники прочат? Императора? Какого-нибудь приближенного Главу Рода?
Я хотела бы кинуться вперед и разорвать горло тому, кто раскрыл свой рот, чтобы произнести подобные слова. Но нельзя. Пока ещё было нельзя.
— А я ведь предлагал тебе пойти ко мне на содержание. Так отказалась, гордячка, — глухой звук удара заставляет сердце сжаться, — что, скольким уже грела постель без меня, а? Значит, не убудет и мне потешиться.
