вскрикнула от испуга, бросившись наутек. Но этот бесконечный дым не имел конца и края. Так же, как и оглушающий лай со всех сторон.
Кто-то кинулся на меня, сбивая с ног. Удар пришелся мне в солнечное сплетение. Разом вышибло дыхание, слезы брызнули из глаз. Боль на секунду оглушила, я уронила нож, смачно чавкнула лужа.
Лай собачей своры снова возобновился и теперь набатом отдавался в висках вместе со стуком сердца. Припав на колени, судорожно принялась искать свое единственное оружие, шаря ладонями в грязной луже. Тот, кто напал на меня, по какой-то причине отступил. Дым по-прежнему был непроницаемым, заволакивал все белой пеленой.
Я нащупала острую кромку лезвия как раз в тот момент, когда слева и справа раздалось низкое угрожающее рычание. Огромная темная туша кинулась в мою сторону, и все, что я успела — это выкинуть вперед руку с выставленным ножом.
Под чужим весом мы оба полетели на землю, моя одежда моментально пропиталась грязью. Напавшее на меня чудовище попыталось укусить меня за горло, оно рвалось, но я не сдавалась. Словно адреналин прибавил мне сил.
В какой-то момент я поняла, что просто сижу сверху и наношу ножом удар за ударом, вонзая острое лезвие в грудь распластавшемуся подо мной зверю. Его фигура была скрыта плотным туманом, но от того внушала не меньший ужас.
В этот момент со спины раздался еще один рык, я вскочила на ноги, едва ли воодушевленная победой. Но теперь я точно знала: или я убью, или меня. И я просто обязана была со всеми расправиться, чтобы найти в этом аду своего ребенка.
Облизала губы. Горечь уже почти не ощущалась, но зато теперь я почувствовала вкус крови.
Рычание было все ближе и ближе. И я шла вперед сама, готовая в любой момент нанести удар. Ведь лучшая защита — это нападение, не так ли?
Дым понемногу стал рассеиваться. Вот уже я смогла различить ветки деревьев и небесные просветы, которые были видны, если задрать голову. Но, тем не менее, я неумолимо шла вперед. Вот еще одно чудище, на этот раз гораздо меньше, чем предыдущее. Стоит только замахнуться, ударить, и оно тоже будет уничтожено.
***
В лае собачей своры начали проскальзывать человеческие слова. Я не понимала их, но вполне уже могла различить. Они не были испуганными или угрожающими, они были насмешливыми и весёлыми. Кто-то вокруг что-то азартно обсуждал.
Я затормозила, пораженная этим фактом, а затем начало возвращаться и зрение. Туман редел, как тает прошлогодний снег, рвано, кусками, большими проталинами.
— Ну что она встала? Испугалась? Скорей бы уже! — кто бы ни сказал эти слова, он был явно недоволен. — И смотрите-ка. Белый-то все еще дышит.
— Может, сами добьем? — заискивающе уточнил некто.
— Нет, — это уже третий голос. Высокий, властный. — Ритуал должна закончить она, или ничего не выйдет. Как только этот ребенок умрет, жертва будет принесена, а душа моей дочери вернется в этот мир.
И в этот момент я осознала, что стою в центре круга из низких догорающих костров, уже за ними стояли люди. Где-то слева — покосившийся дом, из которого я когда-то убегала отсюда.
А я стою с ножом в руке, но в шаге от меня не чудовищный зверь, готовый к нападению, а маленький ребенок в криво сколоченном деревянном ящике.
— Она начала приходить в себя? — донесся до меня чужой разговор.
— Не может быть. Дурман не должен отпустить так рано. Как только ребенок умрет, проклятье примет жертву, и душа моей дочери вернется в этот мир. Именно этот младенец должен стать катализатором. Возмездие свершится.
Я в ужасе выдохнула, роняя свое оружие. Кинулась к плещущемуся комочку, завернутому в грязное одеяло.
— Ирочка… — разум отказывался принимать весь ужас произошедшего.
Я целовала ее в макушку, прижимая к себе как величайшее сокровище. Малышка была ослабшей, даже не плакала, еле-еле приоткрывая сонные веки.
Неужели и ее они чем-то одурманили?
Слезы застилали глаза, но я сердито смахивала их, не желая вновь лишаться возможности видеть.
— Бесы! Она очнулась. Позвольте нам самим завершить ритуал?
— Это должна сделать она! Иначе последствия будут уже на нас! — Старуха повитуха была совсем близко, теперь я видела и ее. Она смотрела на меня так, словно я была не более чем пылью и грязью под ее ногами. Поняв, что я ее вижу, она вскинула бровь. — Ты все равно сделаешь это. Убьешь проклятого ребенка.
Это что же, только что я сама едва не убила малышку? Нет, нет, быть не может… Но кто же тогда был первым зверем? Кого же я…
И тут меня настигло еще более жестокое открытие. Повернувшись в сторону, обнаружила лежащего на земле Мирослава.
Он с трудом пытался приподняться, то и дело сплевывая кровь. Кровь была на нем везде, она пропитала рубашку, брюки, землю, на которой он лежал.
— Беги к машине, — услышала я его хриплый выдох.
И в этот момент Барс совершил, кажется, невозможное. Несмотря на свое плачевное состояние, он, пошатываясь, поднялся на ноги, а в следующий момент и костры, и людей, обступающих меня по кругу, словно снесло ветром, разбросав их по сторонам.
— Держите ее! Они не должны уйти!
— Беги! — услышала я истошный крик Мирослава. И кинулась к виднеющейся за деревьями машине.
Передняя дверь все так же была открыта, в замке зажигания виднелись ключи. Местные, уверенные в своей победе, даже не потрудились их спрятать.
Мирослав стоял всего в десятке метров от меня, в руках у него была кривая толстая ветка от дерева, на которую он, пошатываясь, опирался. Со всех сторон его обступали волки.
— Уезжай! — крикнул он мне и в следующее мгновение снова невероятно ускорился, отбивая атаку оборотней.
Мотор взревел, я выжала педаль газа, трогаясь с места. Я с трудом удерживала руль и малышку одновременно, кое-как выехала по тракторной колее, едва не увязнув в плохой дороге. Уже въезжая в лес, я увидела в зеркале заднего вида, как волки гурьбой набрасываются на Мирослава, а он уже никак не может им помешать…
Я неудачно повернула руль, машину резко тряхнуло вперед, и она заглохла. Я едва удержала на руках Ирочку, ударившись запястьем.
И в тот момент, когда я уже подумала, что это конец, небо потемнело, словно туча заслонила солнце. Мельком глянув наверх, я уже не смогла отвести взгляд. Это была не туча, а огромные черные крылья.
