леса. Туда и направляли те письма из Удела, которым не найти было нас в пути.
Я с нетерпением ждала прибытия. Молчание спутников и нарастающие сомнения начинали меня изводить. Страшно хотелось увидеть и услышать других, утешиться среди беспечной жизни. Связи душ, как в Уделе, там не найдешь, но хотя бы что-то.
И да, Итара оказалась точно такой, как мне рассказывали. Фейри в одеждах разных домов или вовсе без знаков дома смешивались друг с другом, торговались у расставленных вдоль дороги прилавков. Улицы огибали толстые деревья и здания меньше стволов, зато так обдуманно выстроенные, что казались неотъемлемой частью леса. Построенные меж гладкоствольных деревьев, они уходили выше и выше, теряясь в листве крон. Верхние уровни соединялись проложенными над головой мостами. Итара занимала небольшой участок, но места в ней было в четыре или пять раз больше, чем если мерить по земле. Она строилась вверх.
Прекрасный город. Еще один памятник творчеству и возможностям фейри.
Я надеялась, что живая суета заглушит мои страхи. Но, попав в город и оглядываясь по сторонам, не могла не вспомнить о Доме Камня и Доме Тростника. Те города тоже были великолепны. И как же легко они пали.
– Мне бы выпить, – шепнула я Сиобан, когда мы спешились у наземной конюшни.
По Итаре нечасто ездили верхом, ведь лошади не любители лазать по деревьям.
От ее ответного взгляда я закатила глаза:
– Не надо! Я буду следить за собой.
– Я ничего и не говорю. Здесь ты командуешь. Можешь поступать, как тебе угодно.
Она не слишком постаралась скрыть усмешку, услышав, как я фыркнула.
Командую… Нет, хотя отец и поставил меня во главе экспедиции, я никогда не смогу командовать Сиобан, а она и без слов умела задать мне выволочку.
Для нас уже приготовили жилье. Гостиницу на седьмом уровне, тонувшем в зелени листьев. Связующие город мостки изготавливались из полированного дерева и легкой бронзы, витой узор перил заплетали лозы.
По мере того как мы, минуя уровень за уровнем, поднимались по вьющейся вокруг ствола широкой лестнице, Кадуан все чаще с опаской поглядывал вниз.
– Не любишь высоты? – спросила я.
Он тихо, смущенно рассмеялся:
– Как-то неестественно жить так далеко от земли.
Я вспомнила давний визит в Дом Камня. Дома фейри чаще всего походят на башни, а в Доме Камня они росли вширь, поднимаясь самое большее на три этажа, и к тому же укрывались за сланцевой облицовкой.
Я пожала плечами и подняла голову к верхним уровням:
– Может, и неестественно, но не те ли это «новшества», о которых ты столько толковал?
Он ответил таким непроницаемым взглядом, что я невольно расхохоталась.
В гостинице оказалось чисто и просторно, но без излишеств – ее выбрали ради удобства, не заботясь о роскоши. Мне такая вполне подходила. Хотелось одного – выпить и отмыться как следует.
Но с этим пришлось подождать. Первым делом мы с Ишкой занялись письмами из дома. Не знаю, удалось ли мне на пути по коридорам до вестибюля скрыть, с какой тревогой я жду ответа.
Меня дожидались два письма. Одно – от отца, точнее сказать, от сиднийского тиирна, с его печатью и титулом вместо имени. Другое, к моей радости, пришло от Оршейд.
Мы с Ишкой сели за деревянный стол в тени бревенчатых навесов. Ишка получил три письма. На первом стояла печать королевы Шадии. Другое, надписанное безукоризненным почерком, могло быть от его сестры. Я помнила безупречную женщину, представленную нам в Уделе. Такой почерк ей вполне подходил. А вот третье письмо… чернила на нем размазались, и измялось оно так, словно проделало трудный путь. Ишка принял его с мимолетной улыбкой, необычной для его привычной гордой надменности.
– От кого это? – Опять я вылезла, не подумав.
Он покосился на меня и ответил просто:
– От сына.
– У тебя есть сын? – выпалила я с таким явным недоверием, что Ишка нахмурился.
– Есть. Разве это так удивительно?
На самом деле да.
– Нет, – ответила я, – конечно же нет.
А по правде сказать, я представить себе не могла Ишку с детьми. Дети крикливы, они готовы, чуть им не угодишь, с диким ревом кататься по земле. Неужели Ишка такое стерпит?
Он перевернул письмо. На другой стороне тоже виднелись пятна, словно кто-то брызнул чернилами. Он хмуро взглянул на свои запачкавшиеся руки.
– Сколько ему? – не унималась я.
– Шесть лет.
– Хороший возраст. – Я невольно улыбнулась.
– Можно сказать и так.
Он вскрыл письмо. Я заметила две-три крупно и неумело выведенные строчки и дальше незаконченный рисунок… лошади? Или коровы? Конекоровы?
Ишка очень серьезно, сосредоточенно вглядывался в листок.
Я не сдержала смешка.
– Что? – Он уколол меня взглядом.
– Ты как будто военную кампанию планируешь.
Он уставился на меня, будто не понял ответа.
– Разве можно с такой серьезностью читать детское письмо? – пояснила я.
– Почему бы и нет? – Ишка отложил лист. – Написал две строки и отвлекся.
– И что?
Он холодно смерил меня взглядом:
– Разве сидни не ценят образованности?
– Ценим, конечно. Но ему же шесть лет.
– Меня в шесть лет отец заставлял страницами переписывать историю вишраи.
Я чуть не прыснула. Мой тоже рад был бы засадить меня за историю. Только я никогда не была в ней сильна. Ишка, как видно, превзошел меня в этом деле.
– Малый ребенок, – пожала плечами я.
– Несобранный и рассеянный.
Сказано это было так, что мне сразу вспомнился отец, когда он, цокая языком и качая головой, просматривал мои небрежные, незаконченные работы.
– А может, он мечтатель? – предположила я.
– Мечтателям нелегко живется. Боюсь, сейчас особенно. – Еще раз взглянув на письмо, он смягчился. – Надеюсь вырастить его достаточно сильным, чтобы смог выжить в таком мире.
В моей груди шевельнулась горьковато-сладкая боль.
Может, и мой отец вот так же говорил обо мне? Что, если за неодобрением он скрывал затаенную любовь?
Я вернулась к отложенному письму на столе, надписанному твердой рукой отца. От робости у меня сосало под ложечкой.
– Только на это всем и остается надеяться, – сказала я и, извинившись, вернулась с письмами к себе в комнату.
Отцовское письмо я перечитала четырежды.
Оно было кратким.
Эф,
вести от тебя и твоих спутников всех глубоко обеспокоили. Отныне невозможно отрицать, что люди желают войны.
Но это не отменяет запретности предложенного тобой пути.
Не понимаю, как ты могла подумать о нарушении их изгнания.
Нирая – отвратительное место. Ты никогда не чтила наших традиций, но я не желаю видеть, как их рушат подобным пренебрежением.
Смотри в оба глаза. Наблюдай за вишраи, поскольку они нам пока не
