— Малыш, карауль! — тихо приказала она псу и пошла следом за ведьмой.
Люсилия двигалась быстро, словно знала, куда шла. А может и правда знала. Прошли мимо небольшого холма, прямо к купающимся под лунным светом руинам. Ведьма остановилась у первого камня, обхватила себя за плечи и словно сжалась, устремив взгляд вперёд. Она даже не заметила, как Анела подошла и остановилась рядом.
— Люсилия?
Ведьма вздрогнула и резко обернулась. Быстро смахнула блестящие слёзы и зло прошипела:
— Что надо? И тут в покое оставить не можешь? Иль решила полюбоваться, что твои любимые жрицы сделали? — обвела рукой руины. — Смотри! Прекрасный город Арлесс. Город, дающий пристанище всем. Бродягам, ведьмам, жрицам… Всё, что осталось. А они ведь хотели жить, дружно жить. Нас приняли и никогда не упрекали. Пока… Ненавижу вас всех! А тебя особенно. Если бы не надеялись… если бы не ждали… мы стёрли бы вас всех с земли! Не оставили бы даже воспоминаний! Я готова молиться на тех, кто уничтожил вас…
— Замолчи!
Понять Анела её могла. Охотницы убили её бабку и, видно, родных в Арлессе, но обвинять всех подряд жриц?
— Не все жрицы одинаковы, как и не все ведьмы. Я знаю тех, кто никогда не прольёт ни капли невинной крови. Тех, для кого милосердие и правда не пустой звук.
— Например? — вдруг прищурилась ведьма. От неприятного предчувствия сжалось всё внутри.
— Матушка… Верховная жрица Аннета, она никогда…
— Не лгала, хочешь сказать. Ты в этом уверена? — вкрадчиво поинтересовалась ведьма. — Может, она рассказала, чья ты дочь? Может, призналась, что она твоя родная бабка? Может…
— Да о чём ты?!
— О правде! Об искренности твоих жриц! Об Аннете, которая знала всю правду, но даже не подумала ничего сказать тебе. Как же ей, видно, было приятно держать тебя в неведении. Она ведь такая искренняя, такая добрая… — яда в голосе ведьмы хватило бы и на десяток Ангусов.
— Прекрати! — не выдержала Анела. Сомневаться в Матушке она не желала. Сердце кольнуло, по венам потекло тепло. Стихия просила дать ей волю, но амулет пока её сдерживал.
— А то что? На ветру меня развеешь? Так давай — пробуй. Силёнок хватит? Как бы я хотела быть в храме. В момент нападения. Видеть, как вы, жрицы, мрёте словно мухи! Пищите от страха! Молите о пощаде…
Люсилия ещё что-то кричала и кричала, но её слова долетали до Анелы едва слышно и неразборчиво, словно через толщу воды. Их заглушали лязг оружия, стоны раненых, рычание псов. Перед глазами стояли Эли с чернеющей стрелой в груди, алая кровь на белой мантии, умирающие одна за другой жрицы, страх и слёзы на лицах послушниц. И разрушенный храм… дом.
— Хв-а-атит! — закричала Анела.
Стихия словно только этого ждала, амулет опалил грудь, разлетаясь на части. В глазах потемнело. По венам заструилась лава. Сознание отдалилось, остались ярость, ненависть и одно желание: уничтожить!
Люсилия попятилась, янтарные глаза в ужасе расширились. Страх лишь подстегнул стихию. Могущество опаляло, дурманило. Анела могла всё! Мимолетное желание — и эта высокомерная стерва исчезнет. Навсегда! Её проклятые губы больше не извергнут ни звука.
— Анела! — испуганный крик ведьмы едва проник сквозь дурман. — Успокойся!
Зачем?
Между ладонями замерцал переливающийся чернотой с серебряными искрами шар. Он с каждым мгновением становился больше и больше, очаровывал своим смертоносным сиянием.
Ведьма сдернула амулет и бросила на землю. Сложила ладони вместе. Вокруг появилось голубоватое сияние. Движение руки — сияние преобразилось в мерцающий щит. В нём отразилось, словно в зеркале, лицо, искажённое от ярости, серебристо-чёрное марево вокруг плеч и распахнутые за спиной крылья — чёрные как безлунная ночь.
Анела испуганно дёрнулась от понимания — это она. Шар стихии соскользнул с ладоней. В Люсилию. Анела машинально шагнула за ним следом и в ужасе застыла.
Нет! Не надо! Что она делает? Богиня!
Шар легко пронзает щит, проносится над плечом застывшей ведьмы. Каменный столб за спиной Люсилии обвивают чёрные перья пламени. Столб начинает дрожать. В воздухе нарастает гул, от которого сжимаются внутренности.
Надвигается страшное — нет сомнений.
Срезанная прядь волос Люсилии касается земли, и оцепенение, охватившее Анелу, спадает.
Она по наитию бросается к ведьме, хватает её за руку и меняется с ней местами.
Гул нарастает, чёрное пламя сосредотачивается в центре столба. Анела раскидывает руки, загораживая ведьму, и зажмуривается. Капля за каплей собирает остатки стихии:
— Богиня, пожалуйста… — невольно срывается с губ.
И словно в ответ в ладонях появляется приятная прохлада, кончики пальцев колет маленькими иголками. Анела открывает глаза и с облегчением разрешает радужному шару в руках распуститься и заключить их с ведьмой в кокон. От слабости темнеет в глазах. Во рту — привкус крови.
«Устоять! Удержать!» — настойчиво бьётся в голове.
Грохот от разлетевшегося камня врывается в уши, земля под ногами дрожит. Воздух закручивается в чёрный вихрь. Он разбрасывает во все стороны пыль, камни и несётся на них с Люсилией. Натыкается на кокон. Анелу от падения удерживают за плечи тёплые руки. Сквозь них проникает прохладная стихия. Анела тут же использует её для усиления кокона. Вихрь снова бьет в радужный щит. Безуспешно. И он, сметая всё на своём пути, несётся в другую сторону, в мёртвый город.
Выдох.
Усталость словно только этого ждала, она наваливается всей тяжестью, кружится голова, ноги подкашиваются, перед глазами густеет туман. Лишь бы снова не потерять сознание!
Анела, где стояла, там и села на землю. Рядом опустилась ведьма, и Анела помимо воли прислонилась плечом к её плечу, чтобы не упасть. Ожидала, что та отодвинется, но, к счастью, Люсилия не шевельнулась. Может, у неё также не было сил.
Со стороны лагеря донёсся приближающий лай. Малыш, не было ни капли сомнения, приведёт Китана и Злата.
— Спасибо, — тихо произнесла Анела.
Без стихии, которой поделилась Люсилия, удержать щит было бы невозможно.
— Я себя спасала, — устало буркнула Люсилия и тут же следом обвинение: — Ты хотела меня убить!
— А ты меня. Не забыла ещё? — так же негромко парировала Анела. Взгляд помимо воли устремлялся в окружающую темноту. Слишком тихо кругом. Ни ветерка, ни шевеления травы, ни писка животного. Только за спиной — лай Малыша.
Едва заметный стук камешка прозвучал необычайно громко в напряжённой тишине, от которой начинали бежать мурашки по телу. Крупный камень напротив чуть шевельнулся. Затем второй раз сильнее, на третий — откатился. Под луной блеснула костяная рука и снова исчезла под землёй.
