Распахнула глаза, впиваясь взглядом в Теодора. Всё-таки живой. И несмотря на размазанную по лицу кровь и общее потрепанное состояние все такой же магнетически притягательный и красивый.
Внезапно накатило острое желание поцеловать его, а потом раздеть и тщательным образом проверить — нет ли каких-нибудь повреждений.
Эта мысль заставила меня сначала замереть, а потом заерзать.
— Что такое? — спросил Теодор, глянув на меня.
— Ты, наверное, ранен, — тихо ответила я. — Тебе нельзя носить тяжести.
— Тяжести? — Эллингтон весело хмыкнул. — Эту тяжесть я готов носить на руках всю жизнь, — сказал он и мельком глянул на меня перед тем, как ногой открыть дверь в комнату.
— И все же, — заупрямилась я, ощущая, как внутри что-то странно дергает от мысли, что капитан может быть ранен, что он, возможно, в данный момент терпит боль.
— Со мной все в порядке, — заверил меня Эллингтон, аккуратно ставя перед кроватью. — Ложись. Сейчас принесут поесть. Я пришлю лекаря. Я… Мне нужно идти.
— Да, — я кивнула, а потом качнулась вперед.
Теодор мгновенно обнял меня.
— Тебе плохо? — забеспокоился он, рассматривая мое лицо.
Вместо ответа я потянулась к его губам. Мне немедленно нужно было подтверждение того, что с ним все в порядке и почему-то мой утомленный недавними событиями разум решил, что поцелуй — самая лучшая идея.
Теодор замер на короткий миг, а потом крепко обнял меня, накрывая мои губы своими губами. Он целовал жадно, словно боялся, что в следующий миг я исчезну, растворюсь и оставлю его одного. Я отвечала ему взаимностью, вкладывая в поцелуй всю свою радость, которую я испытала, когда поняла, что с ним все хорошо. Сердце в груди колотилось как сумасшедшее, заставляя меня задыхаться. Низ живота горел, а в душе бушевала такая буря из эмоций, что я едва могла понять, что именно я чувствую.
Кажется, Теодор тоже за меня испугался. Об этом кричало все его тело. Он сжимал меня столь крепко, будто хотел слиться со мной воедино, вобрать меня всю в себя, тем самым спрятав от этого мира. В поцелуе чувствовалось не простое желание, а нечто намного больше. Обжигающая страсть смешивалась с горячей и щемящей нежностью.
От обуревавших меня чувств я и сама едва дышала, забыв о своей привычной рациональности и сдержанности. Вскоре я поняла, что нечто подобное я испытывала в своей прошлой жизни в далекой юности. Только сейчас, как мне кажется, все намного сильнее и ярче.
Наверное, стоит перестать себя обманывать и признаться себе честно, что капитан не просто мне нравится. Это даже не влюбленность, это самая настоящая любовь. Я даже представить себе боюсь, что со мной стало бы, если бы капитан все-таки погиб сегодня. Только одна эта мысль заставляет все внутри разрываться от боли на части.
Я хочу видеть его постоянно. Мне кажется, что я могу говорить с ним вечность и мне не станет скучно. В те короткие моменты, когда его нет рядом, я скучаю и постоянно вспоминаю о нем. Мне нравится находиться с ним рядом. Я люблю его, люблю.
Стоило признаться себе в этом, как все мое тело охватила предвкушающая дрожь. Этот невероятный, потрясающий человек станет моим. У нас заключен магический контракт. Он хочет меня. Я ему нравлюсь… Нравлюсь ведь, не так ли? Точно? А вдруг он просто играет?
Легкая паника, охватившая разум, заставила меня прижаться к Теодору сильнее, словно это могло чем-то помочь. Впрочем, когда я ощутила животом его ответное желание, то едва не рассмеялась от облечения. По крайней мере, в этом плане я его однозначно привлекаю. Конечно, это еще ни о чем не говорит…
Ох, кажется, мне нужно меньше думать, иначе я сейчас додумаюсь до чего-то совсем уж печального.
Словно ощутив перемену моего настроения, Теодор явно нехотя разорвал поцелуй и вопросительно посмотрел на меня.
— Все в порядке, — поспешно заверила я его.
— Ты плачешь, — сказал он хмуро.
— Правда? — я удивилась. Проведя рукой по щеке, я убедилась, что капитан не соврал. Под пальцами ощущалась влага. — Я и не заметила. Это от счастья.
— Да? — Эллингтон скептически приподнял брови. — Может быть, у тебя все-таки что-то болит?
— Нет-нет, — я качнула головой. — Ничего не болит. Просто я на мгновение представила, что ей удалось и ты… погиб. Никогда не ощущала себя более несчастной. Но потом я вспомнила, что ты жив, и облегчение и радость захлестнули с головой. Отсюда и слезы. Боги, что я говорю, — пробормотала я, находясь в шоке от своих собственных слов. Правду говорят: любовь делает нас глупее. Стоило мне в полной мере осознать свои чувства к капитану, как я начала нести какую-то чепуху. — Не обращай внимания, я говорю глупости, — заверила я его, вскидывая твердый (я надеюсь) взгляд на Теодора. Тут же нахмурилась, натолкнувшись на его широкую улыбку. — Почему ты улыбаешься? — спросила, попытавшись отойти от него на шаг.
Никто мне этого не позволил. Эллингтон прижал меня к себе так, что у меня не осталось никаких сомнений — не отпустит.
— Я просто рад слышать, что моя жизни тебя волнует.
— Конечно она меня волнует, — проворчала я, чувствуя легкое смущение.
В его объятиях я ощущала себя защищенной. Внезапно я поняла, что именно здесь я и должна быть. Почему-то это понимание принесло чувство удовлетворения и облегчения. Я коротко выдохнула и прикрыла глаза, впитывая в себя его тело, запах, силу, которая, как мне казалось, буквально клокотала внутри твердого, будто высеченного из камня тела.
Сколько мы так простояли, не могу сказать, но в какой-то момент нас прервал стук в дверь. Капитан отпускал меня нехотя, да я и сама не желала отпускать его. Впрочем, вскоре я смогла взять в себя в руки и кое-как обуздала вырвавшиеся на свободу чувства. Буря внутри постепенно утихала, оставляя после себя сладостное чувство, что все еще впереди.
— Принесли твой… — капитан глянул мельком в окно, — ужин. Но сначала тебя осмотрит целительница. Мадам, — обратился он к играющей роль моей кухарки мадам Гаррисон, — посмотрите, все ли в порядке с миледи?
После этого меня со всей осторожностью уложили в кровать. Чувствовала я себя уже вполне сносно. Голова почти не кружилась, да и слабость постепенно проходила. Даже странно, учитывая, что еще совсем недавно один магический выброс уложил меня в постель на несколько дней.
Как немного позже пояснила целительница, в этот раз у меня был не спонтанный выброс магии, а интуитивное колдовство. Конечно, я немного перестаралась, заработав легкое магическое истощение, но опасным оно не было. Подобным образом можно магичить только в крайне стрессовых ситуациях. Не всем удается подобное, но многим.
Без должно обучения и тренировок повторить это я смогу еще не скоро. Если только жизнь снова не поставит меня в похожую ситуацию, заставив действовать незамедлительно. Надеюсь, ничего такого больше никогда не произойдет. Я лучше несколько лет поучусь, чем снова пройду через подобное.
После того, как Теодору стало понятно, что умирать я не собираюсь, то он извинился, сказав, что ему срочно нужно быть в другом месте. Почти все маги покинули дом. Остались лишь Роберт и мадам Гаррисон. И конечно же, испуганная донельзя Глория и мистер Катерман.
После этого дни потянулись за днями. На следующий день мы должны были пойти на обед к отцу Теодора, но по понятным причинам визит пришлось отложить до лучших времен.
Восстановилась я быстро и занялась своим образованием. Книги мне в воскресенье привез Лютер, который попросил посмотреть на защиту моего разума. Я помнила про договор между нами, поэтому разрешила, всё-таки слегка опасаясь, что он зайдет слишком далеко. К моему удивлению, я четко ощутила постороннее вторжение. Казалось, что мои виски кто-то щекочет пером. Едва я ощутила это, как тут же захлопнула воображаемую дверь. Лютер дернулся, зашипел, хватаясь за виски и прерывая зрительный контакт. Я торопливо извинилась, надеясь, что не причинила сильного вреда.
После этого Лютер попробовал снова, но с сожалением и неким восхищением вынужден был прекратить.
