Из холла раздался изумленный вопль Лучианы и мы бросились туда. Я бежала впереди всех, и мое сердце практически выпрыгивало из груди. Предчувствие… предчувствие… предчувствие…
— Массимо! — выдохнула я и застыла, не в силах сделать больше ни шагу.
Он стоял посреди холла, исхудавший, небритый, его руку придерживала повязка, но глаза мужа светились радостью и счастьем. Рядом с ним стояли Стефан и Роберто — довольные и немного хмельные.
— А мы уже начали праздновать Рождество, когда к замку подъехал экипаж! — воскликнул Стефан. — И я подумал, что разве могут нормальные люди путешествовать в такое время и в такую погоду?!
— О Боже! — раздался за моей спиной крик Доротеи, и это было последним, что я услышала, перед тем, как потерять сознание.
Очнулась я на диване в гостиной и сразу же завертела головой, моля Бога, чтобы Массимо не оказался плодом моего воображения.
— Я здесь, дорогая, — он стоял у моего изголовья и сразу же присел рядом, взяв меня за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Почему ты не писал мне? — я смотрела на его осунувшееся лицо и понимала, что с ним что-то случилось. — Почему ты не писал?!
— Я был ранен в плечо, а потом началась лихорадка, — мягко сказал Массимо. — Я запретил писать своей семье, о том, что произошло, чтобы не навредить тебе…
— Господи, я чуть с ума не сошла! — я заплакала и прижала его руку к губам, целуя огрубевшую кожу, пропахшую кожей и порохом. — Больше никогда не делай так! Я должна знать все, что бы ни произошло с тобой! Пообещай мне!
— Обещаю… — он принялся целовать меня в мокрое от слез лицо, и я вдруг почувствовала, как толкнулся ребенок. Один раз слабо и неуверенно, а потом сильнее.
— Массимо! — воскликнула я и он испуганно отпрянул от меня.
— Что? Что случилось?!
Я положила его ладонь на живот и прошептала:
— По-моему, кто-то желает папочке счастливого Рождества…
— Любовь моя… Это невероятно… — муж смотрел на меня с таким благоговением, с таким обожанием, что в моей душе все перевернулось от любви и нежности к этому большому мужчине. — Спасибо тебе…
— Давайте уже выпьем! — раздался голос Марселлы, а потом громкий всхлип. — Иначе мое сердце не выдержит! С Рождеством, дорогие мои! С Рождеством!
Все принялись целоваться, плакать, что-то говорить друг другу, лишь Винченцо подкатывал глаза и кривился, но и он был счастлив, как бы ни пытался это скрыть…
— Посмотрите! Снег!
Мальчишки забрались на окно и восхищенно смотрели, как к стеклу прилипают и тают огромные снежинки.
— Это такая редкость здесь… — прошептала Доротея. — Волшебство…
* * *
Время Адвента* — Адвент (Advent) — это название предрождественского периода в католиков и некоторых протестантов. Он начинается с четвертого воскресенья до Рождества.
Тортеллини** — Тортелли́ни — итальянские пельмени из пресного теста с мясом, сыром или овощами.
Вин Брюле.*** — Вин Брюле (глинтвейн в итальянском стиле), праздничный зимний напиток.
Глава 27
Король не мог найти себе места и расхаживал по своему кабинету, заложив руки за спину. Он периодически останавливался возле столика с графинами, чтобы наполнить свой бокал и тяжело вздыхал. В окно заглядывало солнце, и его яркие лучи отбрасывали веселые блики на стены и потолок, но он ничего не замечал вокруг, погруженный в свои мысли.
Виктор даже представить себе не мог, что станет так переживать в тот момент, когда у Маргариты начнутся роды. Они позавтракали в будуаре у королевы, и Виктор проводил ее в сад — погода еще стояла холодная, но жене хотелось подышать свежим воздухом в этот тихий, спокойный и радостный от предчувствия скоро тепла, день.
Схватки начались внезапно — когда она в окружении своих фрейлин возвращалась во дворец, и только через час он узнал, что Маргарита рожает.
Виктор испытывал разные чувства — предвкушение скорого отцовства, гордость от того, что он утвердился как мужчина, счастье, что время чудесного события, наконец, настало и страх за королеву, испытывающую муки деторождения. Ему хотелось бежать наверх, хотелось находиться там, где должен появиться его ребенок, но Виктор не мог себе этого позволить — король должен быть спокоен и невозмутим в любой ситуации.
Он с улыбкой вспоминал все эти прекрасные шесть месяцев, которые он старался проводить рядом с супругой и снова пожалел, что потерял столько времени, волочась за чужими юбками. Больше этого никогда не будет! Теперь для него семья — самое главное и у них обязательно родятся и другие дети.
Когда часы показали без пятнадцати минут полночь, в дверь постучали, и в кабинет вошел Орландо. Он поклонился и сказал:
— Поздравляю вас Ваше Величество, у вас родилась дочь.
Виктор почувствовал, как задрожали его руки и поставив бокал на стол, бросился к дверям, не замечая взгляда слуги, полного горечи.
Он почти взлетел по ступенькам, и уже оказавшись в коридоре, ведущем в спальню королевы, услышал громкий плач младенца. Его дочь…
Король распахнул двери и увидел полную, краснощекую женщину, державшую маленький, кричащий сверток. Возле кровати стояли дворцовый доктор и священник.
Что он здесь делает???
Доктор сразу же обернулся и шагнул к нему, будто отгораживая своим телом от странно неподвижной Маргариты.
— Как чувствуют себя Ее Величество и принцесса? Зачем здесь святой отец? — Виктор вдруг почувствовал странный укол в сердце. — С ними все в порядке?
— Здоровью принцессы ничего не угрожает, — доктор поклонился ему и король заметил, что он старается не смотреть ему в глаза. — А королева… попросила пригласить священника, чтобы принять Евхаристию*. Она умирает, Ваше Величество… Я сожалею…
— Что? — Виктор не понимал, что он говорит. Маргарита умирает? Что за ерунда? Он видел ее утром, и она чувствовала себя прекрасно…
— Увы, так бывает, — тихо сказал доктор, пряча за спину дрожащие руки. — Я не смог остановить кровотечение. Мои соболезнования, Ваше Величество.
Королю показалось, что весь его мир внезапно рухнул и дымящиеся руины сдавили душу своими каменными обломками. Виктор обошел доктора и приблизился к кровати, не в силах отвести взгляд от обескровленного лица Маргариты. Она казалась ему похожей на гипсовую статую с застывшими и заостренными чертами.
— Оставьте нас, — глухо сказал он, и положив ребенка в колыбель, служанка вышла вслед за доктором и священником, аккуратно прикрыв дверь.
Виктор присел рядом с женой и взял ее еще теплую руку в свою.
— Прости… О Боже, Марго, прости меня за все страдания, что я причинил тебе! Не покидай нас! Не уходи! Только не сейчас…
Он зарыдал и поцеловал ее пальцы, которые еще этим утром прикасались к его груди и перебирали волосы на голове.
Маргарита ласково улыбнулась и слабо сжала его руку.
— Я прощаю тебя. Прощаю… Береги нашу девочку… А я… а я…
Она хотела сказать что-то еще, но с ее губ сорвался лишь короткий стон, тело обмякло, а застывший взгляд стал безжизненным и безразличным.
Виктор провел рукой по ее лицу, закрывая веки и склонившись, поцеловал в губы, ощущая на них соль своих слез.
В колыбели заплакала дочь, и осторожно положив руку жены на покрывало, король встал и подошел к ребенку.
Она была такой маленькой, такой беззащитной, с темным пушком на головке и губками бантиком…
— Иди ко мне, моя любовь, — Виктор взял малышку, и она сразу же замолчала, внимательно глядя на него. — Ты очень красивая… как мама… моя Аделина…
Этой ночью королю казалось, что он слился с той траурной тишиной, что царила во дворце. А за окном завывал ветер и его низкий гул пробирался в голову, заставляя душу болезненно корчиться от воспоминаний. Шум ветра проходил сквозь него, и вновь Виктор оказывался в прошлом, под тяжестью своих поступков.
Ему нужно было оправдание человеческой подлости, которой он пользовался в полной мере, а теперь искал прощения у покойника…
