День похорон был дождливым и пасмурным. Вязкая грязь под ногами, серая земля, порывистый ветер швыряющий холодные капли. Они падали на бесчисленные лужи и прежде чем войти в королевскую усыпальницу, Виктор подставил лицо под дождевые капли и они оставили на нем запах и вкус приближающейся весны, в которой не будет Маргариты…
— Я больше никогда не женюсь, — прошептал он, переступая порог часовни. — Это мой обет тебе. Ты навсегда останешься единственной королевой.
…Красавица, оставь свои наряды,
Забудь про гордость, славу и награды,
Тщеславья тлен и любящие взгляды
И я тебе исполню серенады.
Меня ты не узнала? Что ж, смотри:
Не скроешься за самый край земли,
Я — Смерть, моею будешь без обмана,
Ко всем приду я, поздно, или рано…**
Вернувшись во дворец, Виктор приказал навсегда закрыть покои Маргариты и вместе с дочерью переехал в другое крыло. Для принцессы привели двух деревенских кормилиц, чтобы они могли менять друг друга, ведь у них тоже были маленькие дети и несколько нянек, которые не спускали глаз с ребенка.
Король каждый день навещал дочь и подолгу находился с ней наедине за закрытыми дверями, что несказанно удивляло двор — таким его не видели никогда.
Виктор поседел, его взгляд стал задумчивым и строгим, а некогда ровные плечи опустились под грузом пережитого.
А в тайных местах королевства, уже начали собираться заговорщики, желая воспользоваться ситуацией и лишить короля трона. Горе ослабило его, а слабые хищники, всегда сами становятся добычей — это обратная сторона хищного мира. Даже те, кто был рядом и грелся в лучах власти, теперь не брезговали пристально следить за королем, чтобы вонзить свои клыки в тот момент, когда он начнет падать со своего пьедестала…
* * *
Известие о смерти королевы потрясло меня, и во мне снова поселился страх. Я боялась, что со мной что-то случится, а еще больше боялась за ребенка. Меня все поддерживали, но время неумолимо бежало вперед, приближая тот самый час.
Это случилось во время ужина. Целый день я была как на иголках, меня все раздражало, а на глаза наворачивались слезы. Как никогда сильно тянуло поясницу и низ живота, и я чувствовала себя разбитой. Массимо и Винченцо уехали рано утром, и это еще больше расстраивало меня. Мне не хватало его спокойного взгляда и тепла родных рук. Только муж имел дар вселять уверенность в самые трудные моменты в жизни.
За столом я не проглотила ни крошки и Доротея с Марселлой поглядывали на меня с плохо скрытым волнением.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — графиня заглянула мне в глаза. — Изабель, детка, ты бледна.
— Немного болит живот, — ответила я, как можно беззаботнее. — Но это скоро пройдет… И похоже… очень скоро!
— Что это значит? — Марселла приподнялась и увидев, что я испуганно смотрю вниз, громко воскликнула: — О Боже! Доротея, мы рожаем!
Я почувствовала, как намокли мои юбки, и поняла, что это отошли воды. Удушливая волна страха накрыла меня с головой, и стало не хватать дыхания.
— Доктора! — завопила Марселла и бросилась прочь из столовой. — Немедленно привезите доктора!
И началось светопреставление. Меня перенесли в спальню, слуги бегали по коридорам, а громкий голос Доротеи, раздающий приказы, разносился по всем этажам.
Схватки были недолгими, но с каждым разом боль становилась все ощутимей и я старалась не впадать в панику и держать себя в руках. Как правильно дышать? Я же тысячу раз видела это в кино!
В комнату вошел запыхавшийся доктор, а следом за ним показались Доротея и Марселла.
— В какое смутное время ваше дитя собралось появиться на свет, — воскликнул приятный толстяк с копной седых волос, закатывая рукава. — Королевский дворец пылает! Говорят, что заговорщики ворвались туда и Виктор свергнут!
— Как свергнут?! — Доротея присела на кровать и схватила меня за руку. — Что же теперь будет?!
— Меня больше всего интересует, где Массимо и Винченцо! — Марселла расхаживала по комнате из угла в угол, и у меня уже рябило в глазах от ее яркого платья. — В городе неспокойно, а им вздумалось куда-то уехать!
Внезапно меня пронзил приступ такой сильной боли, что я закричала и доктор, быстро вытерев руки о протянутое ему служанкой полотенце, сказал:
— Сеньоры, я прошу вас оставить нас с графиней. Она вполне может справиться самостоятельно.
— Все будет хорошо, дорогая, верь мне, — Доротея ласково посмотрела на меня. — Тебе нечего бояться.
— Скажите Массимо, чтобы он пришел ко мне… — попросила я свекровь. — Пусть придет, как только приедет…
— Хорошо, детка. Я сразу же отправлю его к тебе.
Доротея поцеловала меня в лоб, и тихо переговариваясь, они с Марселлой покинули комнату.
— Ваша светлость, — доктор улыбнулся мне. — Давайте посмотрим, насколько резв ваш малыш.
Схватки становились все сильнее, и я искусала все губы в кровь, чтобы не кричать. Пот градом катился по спине, и насквозь мокрая сорочка прилипла к телу.
— Уже совсем скоро, — доктор повернулся к служанкам и приказал: — Приготовьте теплую воду и чистые пеленки!
Ощущение, что меня разрывает изнутри, стало совсем невыносимым, и я вцепилась в столбик кровати с такой силой, что он затрещал.
— Хорошо… хорошо, ваша светлость… — врач резко наклонился, и я почувствовала его руки. — А теперь помогите ему!
Я собрала все свои силы, натужилась и откинулась на подушки, испытывая невероятное облегчение.
— Это мальчик! — услышала я голос доктора и слабо улыбнулась. — Прекрасный, здоровый парень!
Раздалось нечто, похожее на писк, а потом ребенок закричал во все свои маленькие легкие и я прошептала:
— Дайте мне его! Дайте мне моего ребенка!
— Сейчас, ваша светлость, — доктор подошел ко мне с другой стороны и пощупал лоб. — Женщины приведут его и вас в порядок перед вашей первой встречей.
Служанки акуратно заменили белье, переодели меня в чистую сорочку, а я не сводила глаз с маленького, орущего комочка, пока его осторожно обтирали теплой водичкой и заворачивали в чистую, мягкую пеленку.
Когда мне передали сына, я расплакалась, глядя на его сморщенное, красное личико, пухленькие щеки и темный вихрь — точно такой, как у Матео.
— О мой дорогой… — я поцеловала его, и он захныкал, потешно двигая бровками и морщась. — Какой ты красивый…
Дверь внезапно распахнулась, и в комнату ворвался Массимо. Он сначала замер, глядя на меня, а потом в несколько шагов преодолел расстояние между нами и упал на колени.
— Изабель, душа моя…
— У нас сын, Массимо… Лука, — с гордостью прошептала я и вдруг заметила, что его одежда в пятнах копоти, а от самого маркграфа разит дымом. В моей голове тут же всплыли слова доктора: «— Королевский дворец пылает! Говорят, что заговорщики ворвались туда и Виктор свергнут!». О Боже…
— Благодарю тебя за наследника… — он поцеловал меня, держа головку ребенка своей большой рукой, а потом сказал: — У меня для тебя кое-что есть… И я прошу тебя принять это, прошу быть великодушной…
Служанки и доктор с интересом наблюдали за происходящим, а я покрылась холодным потом от страха.
Что он хочет сказать? Неужели мой муж заговорщик и это его месть Виктору?
Мне стало страшно, и я внимательно посмотрела на него. На руках моего мужа кровь?
Массимо резко поднялся и обратился к доктору и служанкам:
— Прошу вас, идите в мой кабинет. У меня есть к вам очень серьезный разговор.
Сеньор Димоци, подталкивая женщин вышел из комнаты, а следом за ними ее покинул и маркграф. Он вернулся, буквально через минуту… держа на руках сверток.
— Массимо, что это??? — мое сердце бешено заколотилось, и я непроизвольно прижала к себе сына.
— Это — Аделина, — муж присел на кровать, и я увидела младенца, чуть больше Луки. — Дочь короля.
— Дочь короля??? — я совершенно не понимала, что происходит. — Но почему она у тебя???
— Мы с Винченцо попали во дворец через подземный туннель, но спасти Виктора нам не удалось. Когда мы нашли его, он был ранен и закрывшись в кабинете, истекал кровью. Принцесса была с ним. — Массимо не сводил глаз с сына, и в них читалась безмерная любовь. — Король передал малышку нам и подписал бумагу с королевской печатью, что я являюсь ее опекуном. Он умер, а мы с Винченцо еле унесли ноги — ребенок постоянно плакал, и нас могли обнаружить в любую минуту.
