здесь очутилась!
— Ох, столько всего произошло за последние две недели! — качаю головой.
Кажется, с момента нашего расставания целая жизнь прошла, меня перековавшая, а вот подруга нисколечко не изменилась. Все такая же болтушка-веселушка. Откровенничать с ней сейчас настроения нет, и я уклончиво заявляю:
— Так много всего случилось, что в двух словах не расскажешь… Великий, мне даже не верится, что мы снова будем вместе учиться, но уже в эльфийской школе!
— Нетушки. Отмолчаться у тебя не выйдет, — она строго качает тонким пальчиком и выразительно вскидывает брови. — Мне известно, что тебя доставил сюда сам Хродгейр Эгиль, тайная мечта всех местных дев. Требую подробностей! Где вы ночевали? Чем занимались в дороге? Что ты чувствовала, когда он подсаживал тебя в седло своими сильными руками?
— Откуда ты знаешь, какие у него руки? И почему ты думаешь, что он меня подсаживал?
— Да потому, что он галантен, а ты не умеешь сама на лошадь влезать. И еще ты красотка, хоть и глупенькая… Любому ведь понятно, что в таких мышцах кроется огромная силища!
— Он настолько галантен, что отнесся ко мне с уважением. Никаких приставаний, если ты об этом.
— Ну и дурочка! Вот если бы мне пришлось путешествовать с сиром Эгилем наедине, я бы своего шанса не упустила! К тому моменту, как мы подъехали к Даэронису, у меня сверкало бы на шее обручальное ожерелье!
— Вот как? — натянуто улыбаюсь.
Кажется, наш разговор давно перестал быть дружеской беседой. Он превратился в допрос с пристрастием, и мне это совершенно не нравится!
В школе знахарей, вдали от родных мест, Айрин чувствовала себя не в своей тарелке и ценила общение со мной. Если там мы были неразлей вода, — особенно, когда открылись мои способности к магии! — то здесь она явно смотрит на меня свысока. А я с неприкрытой тоской смотрю на подушку, манящую прислонить на себя голову. Вот бы остаться с кроватью наедине!
— Поговорим попозже? Я немного устала…
— Не настолько, чтобы отказаться от важной информации, — улыбчивое личико вдруг серьезнеет. — Тебе жутко не повезло. Еще в том году директрисой была добренькая Глэринн, а в этом году случились кое-какие перестановки. Элуйдес страшная зануда. Будет с тебя шкуру рвать, пока ты идеально не освоишь магию.
— Хорошая новость. Значит, у Элуйдес я смогу большему научиться!
— Хорошая? — хмыкает эльфийка, подбоченившись. — Имей в виду. Тот режим, что был в школе знахарства, тебе не светит. Здесь придется работать на износ.
— Я готова. Я хочу на износ. Так даже лучше.
— Говорят, эта Элуйдес даже физически наказывает отстающих. Говорят, они у нее голодают! Твой особый статус фэйри тебе не даст никаких преимуществ. И то, что ты изначально знаешь меньше нас, эльфиек, не гарантирует тебе снисхождения. Придется пахать наравне со всеми, чумазик, понимаешь?
Айрин все никак не уймется. Ей, очевидно, кажется по моей реакции, что я никак не пойму, насколько тяжелая меня ждет участь.
Снова с улыбкой подтверждаю:
— Ничего. Я готова к трудностям.
— Ты не переживай! — подмигивает вдруг девушка, резко решив сменить линию разовора. — Мы с тобой все равно повеселимся. Вспомним былые времена и этих зануд расшевелим. Будем над Элуйдес шутить так, что ей мало не покажется! Я тебе научу трюкам, как издеваться над преподавательницами и заметать за собой следы…
— Мы не будем ни над кем шутить и издеваться.
— А? — переспрашивает Айрин, театрально приложив к заостренному уху ладонь, будто не расслышав. — «Будем, еще как будем» ты хотела сказать?
— Нет, Айрин. Время детских шалостей закончилось. Для меня теперь все серьезно, — не в силах смотреть на ее скептично выгнутую бровь, объясняю, — Мама тяжело больна, и вся надежда теперь только на магию. Прошу, помоги мне догнать остальных! Ты сможешь меня натаскивать основам?
— Я тебя не узнаю. Странная ты стала. Скучная. Ты не старуха еще, чтобы так рассуждать.
Ни слова сочувствия про маму. Как будто и не раскрыла ей только что сердца… И эту черствую девушку я считала когда-то лучшей подругой? Вот теперь понимаю отчетливо: Айрин настрона на что угодно, но не на дружбу. Холодно чеканю:
— Раз я скучная, прошу, найди себе общение под стать! Не стоит тратить на меня бесценное время!
— Хватит дуться, лохматик! Видела бы ты себя со стороны! Встрепанная, чумазая, но с гордо вздернутой головкой! Смех один!
Чувствую, как кровь ударяет мне в голову. Такое ощущение, что эльфийка специально меня называет уничижительно. Как будто тот факт, что она может безнаказанно насмехаться над фэйри, повышает ей чувство собственной значимости.
— Меня зовут Ханна, если ты запамятовала. Когда мое имя снова вылетит из твоей головы, можешь спрашивать, не стесняйся.
— Не нуди! — вскипает Айрин. — Ты же знаешь, я ненавижу формальности, чумазик!
— Меня зовут Ханна. А теперь прошу, позволь мне остаться одной. Я долго ехала и собираюсь отдохнуть.
— Теперь ты меня гонишь?! Будешь меня провоцировать, вызову тебе расстройство желудка!
— Вот и отлично. Научишь меня новому заклинанию, — парирую я. — Практиковать его буду с чистой совестью на тебе.
— Я владею магией защиты в отличие от тебя. Меня не проймешь.
— То есть теперь ты меня и защитным заклятьям готова учить? Давно пора!
— Что ты себе вообразила… — начинает взбешенная донельзя девушка, как вдруг дверь в комнату раскрывается без всякого стука. К нам заходит Элуйдес и приказывает Айрин:
— Отправляйся в свою комнату, первокурсница.
Когда эльфийка, испуганно сникнув, выходит за дверь, директриса заявляет:
— Завтра, ровно в восемь тебя будут ждать на примерку. Тебе сошьют новую одежду, приемлемую для этих стен. А сейчас отдыхай, фэйри Ханна. У тебя впереди много работы.
Кажется, она делает какой-то неуловимо быстрый взмах рукой, и у меня перед глазами все плывет. Последнее, что я помню, — меня бережно укладывают на что-то мягкое, и шепчут: «Поздравляю! Ты только что сдала экзамен на поступление!»
Через две недели.
Встав с кровати, облачаюсь в голубое платье из тонкой, словно паутинка нити. Эльфийский шелк струится по коже нежной пушинкой, обещая беречь от переохлаждения и остужать в жару. Впрочем, сейчас, когда зябкая прохлада уступила место теплу, чудесные свойства ткани не так уж важны. Наступил идеальный момент для прогулки!
За последние две недели только в минуты утреннего уединения могу прикоснуться к себе настоящей. Стать ненадолго из пробуждающейся фэйри и усердной студентки просто Ханной. Девушкой, по-прежнему умеющей желать и мечтать о своем.
Дохожу до самого края садовых угодий. Смахнув часть влаги, устраиваюсь поудобнее на гладкой поверхности деревянной скамьи и теперь разрешаю себе грезить о будущем.
Совсем
