поклясться, что слышит в безэмоциональном голосе Гипнос тень насмешки. — Мне так не кажется, брат мой.
— Она опасна, Гипнос. Её давно нужно было убить. Даже ты не можешь этого отрицать.
— Я вообще не особенно люблю отрицать что-либо. Но настаиваю на том, чтобы решение о возможном убийстве леди Авалон принимал только Танатос. Если это не будет выполнено… я ведь тоже могу начать убивать предателей. И хорошо ли это кончится?
Гипнос растаяла, оставив после себя тишину.
— Она совершенно ненормальная, — бросила Эрос. — Фобос, тебе не кажется, что давно пора заткнуть ей рот?
Канцлер Альдо страдальчески поморщился. Родас знал: Гипнос заткнуть не так уж просто. Она вмешивается крайне редко, но, если уж это происходит, то прислушаться к ней желательно.
И всё же, Родас в очередной раз пожалел, что не может читать мысли у созданных Гипнос проекций. Было бы неплохо знать, что именно происходит в её голове… Но Родас даже не знал наверняка, где сейчас находится настоящее тело.
Не факт, что об этом знал хоть кто-то… разве что, возможно, Танатос.
— Хватит, Эрос, — мягко попросила ори Анжелика. — Гипнос действительно бывает… сложной. Но и твоя идея с убийством возлюбленной Танатоса, прямо скажем, не самая лучшая.
— Возлюбленная, — хохотнула Эрос, — серьёзно? Я всю жизнь играю в эти игры и знаю их правила. Это подстилка только то и делает, что пользуется слабостями Танатоса. Мне мерзко смотреть, насколько он рядом с ней беспомощен. И он беспомощен, это пора признать. Она зацепила его и играет, как куклой. А мы позволяем этому происходить.
— Согласен, — добавил Фобос устало. — Возможно, мне следует изолировать его, пока это не пройдёт... Но сомневаюсь, что Гипнос позволит мне это сделать. Я просто не могу сейчас себе позволить воевать ещё и с ней.
Ори Анжелика вздохнула почти страдальчески.
— Не думаю, что это понадобится... Любовь в принципе делает людей беспомощными. Но и сильными тоже.
— Мы не люди, — огрызнулась Эрос. — Любовь опасна для нас... Особенно для нас. Если честно, то насколько слабыми, уязыимыми и слепыми она нас делает? И сколько власти даёт в руки объекту любви? Нам, присутствующим здесь, повезло встретить тех, кто не станет пользоваться этой властью в своих целях. А вот Танатос оказался невезучим.
— Ну-ну.
Родас молчал.
Он подумал о том, как сам изменился в последнее время.
Он больше не был тем оружием, которое без сомнений могло действовать, не оглядываясь на последствия. Его разум больше не был остро отточенным клинком, машиной, решающей проблемы. Он думал о сексе, сидя на правительственном совещании, делал нерациональные вещи и в целом вёл себя очень... дефективно.
По-человечески — в самом худшем смысле этого слова.
Возможно, ему не стоит видеться с Катериной. Как минимум, хотя бы сегодня.
-
День 3
Его Катерина была нежным, уязвимым и трогательным созданием.
Именно потому, собственно, она очень трогательно вскрыла электронный замок направленным мини-взрывом — по стандартам всех спецподразделений ЗС — вошла, встала над Родасом, скрестив руки на груди, и нежно поинтересовалась:
— Ну, и какого хрена?
Родас, который как раз сидел у себя в кабинете, общаясь по вирту с подчинёнными, с некоторым сомнением смотрел на хмурую Кат, не вполне понимая, что она тут делает. Зная, что ей может быть несколько скучно, он позаботился о её досуге, так что проблем не должно было быть.
В теории.
На практике она стояла, хмурая, уперев руки в бока, и с непонятным выражением в глазах смотрела на него.
— И? — поинтересовалась она мрачно. — Так и будешь молча таращиться на меня, как на привидение?
Всё же, иногда тот факт, что он не может читать её мысли, был поразительно неудобным.
— А что именно я должен сказать?
— Ещё раз, по слогам: какого хрена, Родас!?
— Извини, но я всё ещё не могу читать твои мысли. Так что, боюсь, тебе придётся быть немного… конкретнее.
— Ага. Конкретнее. Хорошо, буду конкретнее: почему ты ночуешь здесь, на диване, а не у себя в башне?
— А откуда…
— Не тормози, ты сам в первый же день дал доступ к твоему местоположению. Я возражала, кстати.
Справедливо.
И тот факт, что он об этом забыл — ещё одно доказательство эмоциональной компрометации.
— Во-первых, этот диван вполне оборудован для сна и полностью комфортен. Во-вторых, я иногда ночевал здесь и раньше, не вижу в этом ничего запретного. В-третьих, это технически твоя башня…
— Родас.
Он умолк. Ему стало как-то неловко, хотя он в жизни не смог бы себе объяснить, почему.
— Наверное, я должен извиниться, — сказал он осторожно, — но просто не знаю, за что.
— Ага, — Катерина вздохнула.
Она почему-то вдруг перестала казаться воинственной и решительной, и Родас вдруг увидел сомнение и неуверенность в её движениях, когда она осторожно присела напротив.
— Базово извиняться не за что, — признала она, — но после нашего первого эксперимента я думала… Я ждала тебя вечером, короче.
— Я прислал тебе новый кар для тестирования.
— Ага. И это крутой кар. Но мне всё ещё паршиво думать, что от меня им отмахнулись.
Родас с удивлением услышал в её голосе странную… Дрожь?
Это безумие какое-то. Почему только люди такие? Всё совершенно нелогично. Почему она так огорчилась? Неужели она подумала…
— Слушай, я допускаю, что тебе не понравилось, хотя со стороны и не скажешь, — заговорила Катерина каким-то незнакомым, очень неуверенным, глухим голосом. — Допускаю, что сделала что-то не так. Но я не понимаю… Ты мог бы просто сказать, знаешь?
Как могла бы выразиться сама Катерина, приплыли.
Родас не особенно во всём этом разбирался, правда. Но всё же невозможно читать мысли окружающих в режиме нон-стоп и совсем ничего не понимать в таких вещах.
Похоже, он умудрился довольно серьёзно ошибиться в своих расчётах.
Пора исправлять.
— Это не потому, что ты делаешь что-то не так, — сказал он, — это всё я. Точнее, мой дефект.
— Ладно, — сказала она задумчиво, но вроде бы уже не так расстроенно, — в твоём исполнении эта избитая фраза про “не ты, а я” звучит даже не обидно. И что там опять не так с твоим дефектом?
— Он прогрессирует слишком быстро.
— И это плохо?
— Я думал о тебе весь день.
— Ужас какой! Да, это точно повод
