гляди: здесь боярышник — он полезен при высоком давлении и сердечной слабости. И календула в этом поможет, да и сон улучшит. Семеновна, поймали разбойника, который кур твоих извел?
— Где там! Сашка Кот приходил, сказал, что это хорек али куница, поставил капкан хитрющий, да без толку. Возвращаться-то теперь зверю незачем — пустой курятник.
— Неужто всех извел? — удивлялась бабка.
— Всех до единой, — горестно вздыхала Семеновна. — И ведь гад какой, не съел ни одной, а просто передушил, ради забавы.
— Настасья Осиповна, Митька мой заболел, — жаловалась усталая мать. — Горло болит, хрипит, сопли ручьем текут. Перекупался, паршивец этакий. Выздоровеет — такого ремня у меня получит.
Я невольно улыбнулась. Не этого ли Митьку мы встретили в наш первый день в параллели?
— Вот тебе бузина — пусть горло полощет. А потом завари малиновых листьев, да горячий отвар дай выпить, и пусть пропотеет как следует.
— Спасибо! Про Верку Панину слышали?
— Чего? Она вроде замуж собиралась.
— Собиралась, да не собралась. Лидка, сестрица ее младшая, из-под носа парня увела. Родной сестры не пожалела. Верка, понятно, ее теперь ни видеть, ни слышать не хочет. Тетя Паня плачет — и Верку жалко, и Лидку из дома не выгонишь: непутевая, а все же дочь.
— Здорово, Серега! Верно говорят, что брат-то твой давеча в колодец свалился?
— Мишка-то, верно, свалился, — ухмылялся Серега Кудряш, у которого кудрявой была не только голова, но и борода.
— И чего, сильно расшибся?
— Да что ему сделается, пьяному-то! — веселился Кудряш, хлопая себя по колену. — Протрезвел в холодной воде и стал на помощь звать. Бабы перепугались — решили, в колодце водяной завелся.
— Вот ведь чертяка, — смеялась бабка. — А ты-то зачем пожаловал?
— Да помнишь, ты мне в прошлый раз настоечку одну давала, очень она мне на пользу пошла, — промямлил бородач, смущенно почесывая шею и косясь на меня. Получив желаемое, просиял и протянул заготовленную в кулаке купюру.
— Многовато будет, — усмехнулась Настасья.
— В самый раз, — замахал руками Кудряш, и уже в дверях признался: — Это от супружницы моей.
Мы уже собирались пить чай, когда заявился последний запоздавший клиент. Это был тот самый печально известный Валерка Мухомор. Был он мужик высокий, нескладный, с добродушным лицом, и с извечным видом «хотел как лучше, а получилось…» Прямо от дверей он принялся делиться своими горестями:
— Совсем я животом измаялся, Настасья Андревна. Как в поговорке: то понос, то золотуха. И крутит, и крутит, будто кишка кишке бьет по башке. А жрать при этом хочется постоянно. Ем, ем, а толку никакого, не в коня корм, только тощаю. А то запоры мучают. Сижу, сижу, и ничего!
Он сокрушенно помотал головой, и только тогда заметил, что знахарка была не одна. Как он сконфузился — это надо было видеть. Покраснел так, что чуть дым из ушей не пошел. Уставился в пол и явно был бы рад провалиться сквозь землю.
— Ну, Катерина, какой диагноз поставишь? — профессионально поинтересовалась бабка Настя. — Валер, это моя помощница, знаком с нею?
Мухомор часто закивал, все еще не решаясь поднять глаза.
Я судорожно соображала, какой тут может быть диагноз. Все-таки опыта у меня было кот наплакал. Кот? Я вдруг припомнила рассказ подруги. Котик ее, домашний баловень, вдруг начал болеть и худеть. При этом разнообразные симптомы расстройства пищеварения сопровождались прекрасным аппетитом. В конце концов она схватила котейку в охапку и отвезла к ветеринару. Диагноз был неприятным, зато лечение — простым и действенным. Как говорится, «элементарно, Ватсон!»
— Я думаю, вам поможет настойка горькой полыни, — заявила я, и по одобрительному кивку Настасьи поняла, что не ошиблась и, глянув на надпись на обороте, уверенно пояснила, — Принимайте три раза в день по две столовые ложки.
— Дней десять попьешь, и твоих глистов и след простынет! — со смехом пообещала бабка.
Мухомор, который собирался что-то еще сказать, так и остался с открытым ртом. Потом все-таки закрыл его, еще разок кивнул, протянул руку за склянкой с лекарством и испарился от смущения, как Чеширский Кот, оставив вместо улыбки смятую купюру на сундуке.
— Ну, Катерина, чую — выйдет из тебя толк! — еще раз похвалила меня Настасья. — А теперь давай-ка чайку попьем.
От бабки я уходила вполне довольная собой. Мне понравилось быть знахаркой! И кое-что я уже успела запомнить. Глядишь, выучусь и сменю Настасью на ее посту, если нам так и не удастся вернуться в свой мир. Буду этакой молодой травницей из сказочного леса. В памяти тут же всплыл мой образ в роли сексуальной феи с Даниного рисунка, но я тряхнула головой, прогоняя шаловливое видение. Нет-нет, свободная длинная юбка, блузка с широкими рукавами и, ладно уж, корсет с соблазнительным декольте. А вечерами из кузницы будет приходить… И тут возле калитки я нос к носу столкнулась с Данилой, и жутко смутилась, будто он мог прочитать мои мысли. Кузнец, наоборот, выглядел обрадованным.
— Как успехи в травоведении? — весело поинтересовался он.
— Любовное зелье изготовить не рискну, — улыбнулась я. — Но в микстурах от кашля уже разбираюсь.
— Собираешься со временем сменить бабулю на ее посту?
Это подкол, или выражение надежды?
— Если только в другой жизни, — вздохнула я, но, боюсь, кузнец меня не понял.
— А как продвигаются поиски древних захоронений?
— Нормально. То есть никак, — поправилась я.
— Значит, вы пока остаетесь в Заречье?
— Остаемся, — обреченно подтвердила я.
— Тогда проведешь со мной завтрашнюю ночь? — предложил он.
— Как это? — опешила я.
— Ты что, не знаешь, какая завтра ночь? — удивился, в свою очередь, парень.
Ну откуда мне знать, какая завтра ночь? Белая? Ночь полной луны? Ритуального жертвоприношения?
— Послезавтра Иванов день, а завтра, соответственно, Купальская ночь, и я приглашаю тебя на праздник.
— Стоп, ведь Иван Купала седьмого июля празднуется, а еще июнь не кончился!
— Катя, я понимаю, что ты городская жительница и с деревенскими праздниками можешь быть незнакома, но поверь мне, Иванов день испокон веков отмечается двадцать четвертого июня, — с улыбкой пояснил Данила.
