Пиджачонком. Но совершенно убило меня прозвище Надька Шклевала. Оказывается, эта ныне приятная женщина, мать двоих детей, в детстве пришла как-то к своей бабушке на покос и пожаловалась, что оставленное ей на завтрак яйцо "курочка склевала". Будучи беззубой семилеткой, она произнесла это как "шклевала", вызвала всеобщее веселье и получила прозвание на всю жизнь.
— Зинаида Алексеевна, но ведь не у всех же есть прозвища? Вас, например, только по имени-фамилии зовут.
— И какая же у меня фамилия? — хитро прищурилась Зинаида.
— Бутина, — брякнула я, припоминая, как определяли поначалу в деревне меня: "Городская, что у Зинки Бутиной живет.
— Иванова я! — погрозила мне пальцем хозяйка. — А Бутей моего деда еще звали, любил он повторять: "Ну бутя, бутя".
— И нас тоже как-нибудь прозвали? — с некоторым волнением поинтересовалась я.
Зинаида сделала загадочное лицо, но в конце концов сдалась:
— Костя — Шеф, Максимка — Африканец. А тебя пока никак не прозвали.
Отсутствие прозвища, меня скорее, обрадовало, чем огорчило. Вот, Варьку, например, в деревне звали Звездой. Вроде красиво, но в выражениях вроде: "И куда это наша Звезда снова намылилась" прозвище приобретало негативный оттенок.
А Дианку вообще за глаза Козой звали.
В пятницу вечером мы собрались на холме с тремя столбами, чтобы отметить первую Костину зарплату и обсудить, что же делать дальше. Вечер был чудный — тихий и теплый, и завтрашний день тоже обещал быть погожим. С погодой в параллели нам повезло: с тех пор, как мы сюда попали, не было ни одного ненастного дня.
Отмечали пирожками (купленными в местной пекарне) и Зининым домашним квасом, таким ядреным, что я себя чувствовала уже слегка навеселе. Зарплата, кстати была знатная — сто рублей. Мне сложно было перевести эту сумму в реалии нашего мира, но Зинаида походя обмолвилась, что на эти деньги можно не то что неделю, а целый месяц жить вполне безбедно. Костя, кстати, предложил ей оплатить мое проживание, но она категорически отказалась, даже обиделась. Данила тоже от денег отказался. Удалось всучить лишь некоторую сумму бабке Насте, все-таки мы регулярно у нее столовались. Хотя я подозревала, что закупку продуктов ей обеспечивал Данила. Но, по крайней мере, мы перестали себя чувствовать на птичьих правах.
— Ну и как тебе работа? — обратился Макс к Косте, жуя пирожок.
— Пришлось заново выстраивать всю логистическую схему, — охотно поделился Костя. — В производство-то Морозов вложился по полной, а доставка продукции была организована как в прошлом веке.
— Значит, ты смог приложить свои глубокие теоретические познания?
— Где там! — вздохнул Костя. — Морозову по большому счету молочное производство неинтересно, он собирается перейти на мясо, это гораздо прибыльнее. А сейчас объемы едва окупают текущие затраты.
— То есть бедные коровки пойдут под нож? — ужаснулась я.
— Конкретно эти — вряд ли, все-таки дело уже налажено. Но в планах расширения производства скотобойня уже предусмотрена. А также новые коровники, пастбища для элитных мясных пород, холодильники…
— И для всего этого нужны новые площади, которые Морозов рассчитывает получить, разорив Федотова.
— О разорении речи нет — у Федотова и его семьи останутся их собственные наделы. Но семейное предприятие перестанет существовать, — признал Костя. — Зато для Заречья расширение предприятия Морозова станет настоящим толчком для развития.
— Костян, а ты за Морозова или за Федотова? — поинтересовался Макс.
— Я за то, чтобы поскорей убраться отсюда! — проворчал он. Немного помялся и неохотно добавил: — Я ведь едва не открыл счет несчастным случаям на ферме.
— В молоке чуть не утонул? — ехидно поинтересовался Макс.
— Дверь холодильника захлопнулась, — неохотно признался Костя. — Если бы меня не услышал ветеринар, который приехал делать прививки молодняку и заблудился, то я бы имел шансы быть замороженным до лучших времен. Ерунда, конечно, но как говорится, неприятный осадочек остался.
Одни неприятные рассуждения потянули за собой и другие.
— Мы здесь уже больше недели, родители, наверное, с ног сбились в поисках, — вздохнул Макс.
— Да, моя мама точно МЧС к поискам привлекла, — грустно кивнула я. — Получается, я уехала в отпуск и там пропала.
— А меня сначала на работе хватятся, — невесело усмехнулся Костя, — а потом уже отец позвонит, разъяренный, что я пренебрегаю должностными обязанностями.
— Так сложно представить, что каким-то образом в нашем мире жизнь продолжается без нас, — задумчиво проговорила я.
— Мне тоже, — понимающе кивнул Макс. — Ты знаешь, в детстве я был серьезно озабочен вопросом: если я выхожу из комнаты, остается ли в ней все без изменений, и остается ли вообще? Ведь меня там нет, я этого не вижу, а для меня мир существует лишь в моих глазах.
— Поверь, мир не перестает существовать от того, что ты заходишь за угол, или закрываешь глаза, — фыркнул Костя. — Скажу больше, мир не перестанет существовать, даже когда мы уйдем из него навсегда.
— Да это я прекрасно понимаю. Просто в голове не укладывается, каким образом время может идти параллельно и здесь, и там, и совершенно не пересекаться.
— А я вот представляю, — принялся вдохновенно объяснять Костя. — Я вижу всю эту систему в виде дерева. Есть ствол — некая отправная точка существования нашей вселенной. В момент, который условно можно назвать ключевым, ствол разветвляется, образуя несколько миров, события в каждом из которых идут по своем пути, в зависимости от решения, принятого в ключевой момент. От каждого разветвления идут свои побеги, которые в свою очередь тоже расходятся на развилках. И это дерево растет и ветвится в четырех измерениях до бесконечности.
— У тебя прекрасное пространственное воображение, — восхитилась я. — Тогда получается, что даже одна моя жизнь дала столько побегов, что похожа на веник. А что тогда говорить обо всем человечестве. Не могу поверить, что на все эти переплетения и разветвления хватит пространства даже в бесконечной вселенной.
Макс очень глубоко задумался. Судя по выражению лица, он пытался охватить своим воображением всю вселенную.
— Возможно, Творцу нравится играть некий вселенский квест с разными временами и странами, или с конкретными людьми, — наконец произнес он. — А нам удалось перекинуть мост между мирами и перебраться по нему в другой вариант реальности. Если бы мы могли точно понять механизм нашего
