— Да, прекрасно. Я твой ребенок, — говорит Анжела, — и признаюсь, ты никудышный отец.
Он удивленно смеется у нее за спиной, говоря:
— Тогда, будь моей дочерью, как и эти две милые девушки — твои сестры, ну, ты знаешь. Я дам тебе комнату в своем доме, место за моим столом… Место на моей стороне.
— В аду, ты хотел сказать, — говорит она.
— Ад не так уж и плох. Мы свободны. Ангелы — цари, и ты могла бы быть принцессой. Ты могла бы остаться со своим ребенком.
— Я не сделаю этого, — говорит Анна.
— Пойдем со мной, и мы оставим твою маму в покое на всю оставшуюся жизнь, — обещает Азаэль.
— Нет. Помни, чему я тебя учила, — шепчет Анна. — Не беспокойся обо мне. Они могут убить мое тело, но они никогда не смогут навредить моей душе.
— Ты так в этом уверена? — спрашивает Азаэль. — Оливия, иди сюда, дорогая. Возможно, мы должны просветить ее. Это, — он делает короткую паузу, — очень особенный тип кинжала. Я называю его «Дубайум-Альта». Его лезвие способно нанести тяжелые увечья, причем, как телу, так и душе. Если я прикажу, девочка моя, то Оливия разорвет твою душу в клочья. Думаю, что это доставит ей огромное наслаждение.
— Не введи нас в искушение...
— Оливия, — говорит он.
Я не слышу движения той, кого зовут Оливия, но вдруг Анна издает долгий, мучительный крик.
— Мама, — шепчет Анжела, когда Анна растворяется в рваных рыдания.
Я чувствую вкус крови, сильно прикусая свои губы. Рука Кристиана спускается вниз по моей руке, достаточно сильно, чтобы причинить боль.
— Нет, — говорит он.
— Я вызову сияние, — говорю я, — и уничтожим их, прежде чем они еще что-нибудь сделают..
Я чувствую, что он обдумывает возможные сценарии, но никакой из них не сработает, ни один из них не закончится так, как мы хотим, чтобы все были вместе и в безопасности.
— Его нельзя использовать, — говорит он. — Они слишком быстры. Даже с эффектом неожиданности, который, безусловно, будет на нашей стороне, там их слишком много. Они слишком сильны.
— … И избави нас от лукавого, — произносит конец молитвы Анна.
— Она повторяет ее, как заезженная пластинка, не так ли? Оливия, милая ...
Анна снова кричит.
— Остановись, — говорит Анжела. — Стой, не причиняй ей вред! — Она делает глубокий вдох. — Я отведу вас к Вебу.
— Отлично, — почти мурлычет Азаэль.
— Нет, Анжела, — слабо умоляет Анна, словно говоря слишком многое.
— Ты должен пообещать мне, что о нем будут заботиться, что он будет в безопасности, — говорит Анжела.
— Даю тебе слово, — говорит Азаэль. — Ни один волос с его головы не упадет.
— Хорошо, тогда пошли, — говорит она.
Кристиан начинает тянуть меня вниз по лестнице.
Но Азаэль вздыхает.
— Я хотел бы верить тебе, моя дорогая…
— Что? — недоумевает Анжела.
— У тебя нет намерения привести нас к своему сыну. Ненавижу мысль о том, что ты предашь нас, поведя к нему по ложному пути.
— Нет, клянусь...
— Ты дашь мне то, чего я хочу, — говорит он почти весело. — В конце концов. Уверен, несколько часов в аду, и ты сделаешь мне чертеж пути, следуя по которому я найду ребенка. — Голос его твердеет. — Все в порядке, Оливия. Я устал играть в игры.
— Подожди! — Говорит Анджела отчаянно. — Я сказала бы...
Кто-то затыкает рот — приглушенный кашель, удушье.
— Мама! — Анжела плачет, борясь против чьих-то рук. — Мама! Мама!
Анна хрипло шепчет:
— Господи, помоги мне, — и падает на пол.
Я чувствую запах ее крови.
Господи, помоги мне.
— Мама, — шепчет Анжела. — Нет…
Реальность того, что произошло, накатывает на меня, словно волна. Мы слишком долго ждали. Мы слишком напуганы, чтобы действовать. Мы позволили этому случиться. Мы позволили им убить ее.
— Поехали, — говорит Азаэль.
Они стремительно двигаются в сторону двери, давая Кристиану всего лишь несколько секунд, чтобы стащить меня вниз по лестнице, до того как мы увидели их. Времени не хватит, чтобы пробежать через вестибюль и выйти на улицу. Он тянет меня внутрь зала, двигаясь вслепую в темноте.
Несколько минут я стою в темноте, дрожа, и мои глаза никак не могут сфокусироваться. У меня появляются спазмы желудка, но в то же время я чувствую, как ни странно, что отдаляюсь от своего тела. Такое ощущение, словно я вижу себя издалека. Прям как в видении. В моем видении.
Анна мертва. Анжела отправляется в ад. И я ничего не могу с этим поделать.
Группа спускается по лестнице, и из того немногого, что я могу видеть сквозь двойную щель в бархатных шторах, так это то, что Пен идет первый, затем Анжела, которая находится в окружении двух одинаково одетых темноволосых девочек. Я не вижу их лиц, но в них кое-что меня поражает — они молоды, примерно моего возраста, может быть, даже моложе. Я вижу лицо Анжелы, когда она проходит мимо шокированная. Слезы поблескивают на ее щеках. Она опускает свои глаза вниз. Затем идет парень, которого я никогда прежде не видела. Он не спеша подходит к одному, которого, как я полагаю, зовут Дезмонд. И, наконец, позади всех идет человек в черном костюме, который выглядит как Семъйяза, но находясь на таком расстоянии, я сомневаюсь, что я могу различить их. Он поднимает руку, и все останавливаются в середине вестибюля.
— Вы, — говорит он. — Я хочу, чтобы вы остались и прибрались здесь.
— Прибрались? — повторяет одна из девушек, почти со стоном. — Но, Отец ...
— Сожгите это место, — говорит он.
— Но как мы должны будем вернуться? — спрашивает другая.
— Просто сделайте это, — говорит он раздраженно.
Дезмонд отвернулся, и одна из девушек начала колотить его изо всех сил в грудь. Он поднимает кулак, чтобы ответить ей, но Aзаэль останавливает его, положив руку ему на плечо в отцовской манере, после чего поворачивается к Анжеле и осторожно берет ее за волосы на затылке. Он улыбается, наклоняется близко к ее уху и шепчет:
— Это, дитя мое, то самое место, где ты должна оставить всякую надежду.
Они исчезают.
Первая девушка издает звук отвращения. Она заваливается на пол с оглушительным грохотом.
— Почему нам всегда достается самая дерьмовая работа?
Я ожидаю, что Пен тоже исчезнет прямо сейчас, когда всю его грязную работу уже сделали, но он остается. Он заходит в театр и дергает занавеску, заставляя Кристиана и меня красться еще дальше в центр аудитории, еще глубже в тень, укрывшись среди мест.
— Весь мир — театр, — рассеянно говорит Пен, словно разговаривая сам с собой, — … в нём женщины, мужчины — все актеры. 20
