А когда она поняла, что я тоже вижу химеру, все стало еще хуже. Иви ждала и боялась, что я разоблачу этого монстра. Она ненавидела Аврору, ревновала к отцу и по указке Эммы сделала все, чтобы мне помешать.
В тот день, в питомнике, Леврон не могла войти в пещеру, потому что новорожденные анкры почувствовали бы ее. Но она отправила Иви. И когда начался обвал, именно Иви толкнула меня.
В тот день я могла умереть, но меня защитила Шеннасайн. Ее дух и был тем седьмым птенцом, которого не видел никто, кроме меня.
Надо ли говорить, что когда Габриэль спросил обо мне, Иви ответила то, что ей нашептала химера? А когда проход завалило, замуровывая меня с ним внутри, она поняла, что натворила. Поняла, что своими словами и действиями отправила отца на верную смерть.
Для десятилетней девочки это был неподъемный груз.
Только когда химеру обезвредили, а Эмма покончила с собой, Иви смогла признаться отцу. Она боялась, что тот возненавидит ее за предательство, но снедаемая виной и отчаянием, каждую ночь приходила ко мне. Пока я была в стазисе и восстанавливалась, девочка забиралась ко мне в кровать, обнимала и делилась своим теплом. И никакие запреты или замки на дверях не могли помешать ей в этом.
Потому что дар Иви — становиться невидимой и проникать сквозь стены.
Нам понадобились годы, чтобы забыть о случившемся и зализать наши раны. Те, что остались на теле — заросли в мгновение ока, не оставив следов. А те, что пометили наши души, еще долго отзывались болью.
Но, в конце концов, эта боль притупилась, Иви и Габриэль научились доверять друг другу, а для меня…
Для меня она стала любимой из моих падчериц. Может быть потому, что ее искреннее желание вернуть меня стало той дополнительной ниточкой, что связала мою душу и тело.
Но это еще не все.
В тот день, когда Эмма бросилась с Башни, такаск Наргеля спас Тэю жизнь. Габриэль скрыл это от меня, но я все равно узнала, правда гораздо позже. Видение, которое чуть не свело меня с ума, едва не стало реальностью.
Со стороны Эммы это была обычная женская месть. Решив умереть, она хотела забрать с собой самое ценное, что было у отвергнувшего ее мужчины — его дитя. Но деревянный дракончик и моя любовь, которой я напитала такаск вместе с капелькой крови, совершили невозможное чудо. Когда обезумевший от горя Габриэль ринулся к свертку, упавшему на каменные плиты двора, он нашел Тэя живым и невредимым.
А вот Эмма разбилась насмерть. И, боюсь, она умерла не раскаявшись.
Днем позже в своем домике повесилась эрла Саваж. Она призналась жрецу деревенского храма в своей причастности к смертям жен лаэрда и его сыновей. Но мы уже никогда не узнаем, ради чего повитуха пошла на это преступление.
По всеобщему молчаливому согласию в Нарг-та-Рине никто не вспоминает о тех событиях. Мы постарались вычеркнуть прошлое из нашей памяти и жить настоящим. Но однажды, конечно, расскажем всю правду Тэю.
За эти годы наш первенец вырос и возмужал. В тринадцать лет, как и положено, мой мальчик обрел своего Дракона и получил взрослое имя, но я по-прежнему считаю его своим малышом и называю детским именем. Наверное, так будет всегда.
Что же касается нас с Габриэлем, то боги в лице судьбы одарили нас еще двумя сыновьями и дочерью. И, кажется, мой супруг не собирается останавливаться на достигнутом…»
Легкое покашливание заставило Аврору отложить перо.
Молодая женщина закрыла дневник и обернулась.
Да, она все еще была молодой, несмотря на то, что недавно отметила сорокапятилетие. Драконья кровь и магия, струящиеся в ее венах, не давали стареть.
— Кто здесь? — она обвела комнату внимательным взглядом.
«Я не здесь, а там», — хихикнул смутно знакомый тоненький голосок.
Аврора нахмурилась. Страха не было, лишь стойкое чувство дежа вю. Словно в ее жизни этот момент уже был.
— Там — это где? — произнесла она с расстановкой.
«Хих! В твоей голове!»
За ее плечом что-то мелькнуло. Аврора резко обернулась к столу и ставилась на черный шарик, сидящий на ее дневнике.
— Шип! — его имя сорвалось с ее губ раньше, чем она осознала, что говорит. — Ты! Откуда ты взялся?!
— Пришел за обещанным. Помнишь, ты должна мне желание.
Да, она помнила. Все эти годы не могла забыть. И сейчас, видимо, пришла пора платить по счетам.
— Тебя не было столько лет… — пробормотала она, чувствуя, как внутри все дрожит. — Чего же ты хочешь?
— Сущую мелочь.
Черный комок спрыгнул со стола. На глазах потрясенной девушки его темнота растянулась непроницаемым глянцем и разверзлась, превращаясь в крутящуюся воронку. На дне воронки что-то светлело.
— Что это? — ахнула Аврора.
Перед ней расстилался чужой удивительный мир. Ровные черные ленты дорог, самоходный транспорт, огромные многоэтажные дома из стекла и бетона. И люди. Много людей в странных одеждах. Они куда-то спешили под проливным дождем, прятались под зонтами, толкались и постоянно заглядывали в маленькие плоские коробочки, что держали в руках.
Среди этой толпы выделялась девушка в байковом синем платье, промокшем до нитки. С ее рыжих волос стекала вода, но она, кажется, этого не замечала. Стояла посреди улицы, глотая слезы вперемешку с дождем, и смотрела на здание, чье крыльцо украшала яркая вывеска: женский силуэт парой мазков и аршинные буквы: «Гинеколог». Ниже буквы поменьше: «Запись на ЭКО. Решение женских проблем».
— Не узнаешь? — голос Шипа прокатился по комнате горным эхом.
Аврора с трудом шевельнула губами:
— Узнаю…
На ее глазах девушка взобралась по мокрому и скользкому крыльцу, толкнула закрытые двери. Нажала звонок и обессиленно сползла на ступеньки.
Дверь за ее спиной приоткрылась.
— Зачем ты показываешь мне это? — Аврора закрыла глаза. Она уже знала, что последует дальше. — Что тебе нужно?
— О, всего лишь пустяк. Ребенок, которого ты носила.
— Ребенок, — она откликнулась эхом. — Разве он не умер, когда я умерла?
— Умерла? — Шип усмехнулся. — Кто тебе это сказал? Разве я говорил, что ты умерла?
— Но тогда как же…
Мысленно проклиная себя, она снова заглянула в воронку. Там уже мелькали огни «скорой помощи», а вокруг распростертого на асфальте женского тела собиралась толпа.
— Ирина Князева выжила. Правда, забыла все, что с ней случилось и утверждает, что она Аврора Гарелье. — прокомментировал Шип. — Доктора признали у нее диссоциативное расстройство, но это и не мудрено, она же ударилась головой. Говорят, ее ждет больница для душевнобольных. Впрочем, это не важно. Мне нужен ее ребенок. Душа дочери, которую ты носила под сердцем и хотела убить.
Значит, это была девочка…
Застарелая, позабытая боль вспыхнула с новой силой. Аврора стиснула зубы.
— Зачем? — процедила, не желая вспоминать собственный грех.
— Она принадлежит миру дэймаров, и там ее ждут. Очень ждут.
Дэймары… Неведомые и пугающие хозяева тех жутких тварей, что едва не раздавили Серебряный клан! Истинные владельцы Разлома, запертые магией Нарг-та-Рина…
Как отдать им ребенка? Это все равно, что послать его на верную смерть!
— Да кто ты такой?! — она огляделась, пытаясь поймать ускользающую тень.
— Тебе не нужно об этом знать.
— А если я откажусь?
Ответ раздался не сразу.
— Если откажешься, я буду считать нашу сделку несостоявшейся, и ты отправишься туда, откуда пришла. В свой мир, под этот дождь. К прошлому, которое столь успешно пыталась забыть. К жениху, который тебе изменил, к родителям, которым ты не нужна. Ну и, конечно же, твой ребенок родится, но ты будешь ненавидеть его и считать причиной всех своих бед.
Аврора зажмурилась изо всех сил. Сжала пальцы так, что ногти впились в ладони.
Нет, она не желает туда возвращаться! Все, что она любит, все, кого она любит, находятся здесь!
— Хорошо, — выдавила через силу. — Но обещай! Обещай, что ей там не навредят!
Шип рассмеялся:
— Разве тебе не все равно, что с ней будет? Ты же хотела избавиться от нее!
