посмотрит ласково. И сразу на душе светло-светло, и сердце начинает взволнованно удары бить в груди. Заранее нет смысла горевать. Тем более, о том, что неизбежно. К примеру, все умрут. И что теперь, сидеть и плакать все оставшиеся годы от осознания печального финала, который поджидает впереди? Никто не плачет. Так и здесь. Уйдёт когда-то. Но не ушла ж ещё. Вот истинное счастье. Нежданное, подаренное небом. Спасибо, боги, за подобный дар. Вы добрые.
Закончив трапезу, Рун занялся крышей. Взобрался наверх, оценил фронт работ. Всего-то надо заменить одну дощечку. Но это непросто. Кровля сделана без гвоздей, дощечки с локоть длиной лежат слоями, перекрывая друг друга точно чешуйки у рыбы. Каждый следующий слой прижимает предыдущий, а на самом верху всю эту конструкцию венчает округлый брус, служащий ей гнётом, за счёт сцепления она держится очень надёжно, вот только что-то заменить в одиночку задачка непростая. Особенно, когда у тебя нет специального инструмента, как у кровельщиков. Для начала старую прохудившуюся дощечку надо как-то выбить. В хозяйстве из подходящих подручных средств имеются только топор и обломок большого ножа. Вот ими Рун и воспользовался. Сначала выскреб глубокую канавку в дощечке. Потом вставил туда обломок ножа и стал бить по нему обухом топора. Времени угробил на это чёрт знает сколько. Более часа пожалуй. Упарился весь. Далее надо было подобрать дощечке замену. В сарае лежало несколько примерно таких же дощечек, не первый раз крышу чинить приходится, запас есть, но все чуть больше, чем исходная прохудившаяся, надо отпиливать, а пилы у них в доме тоже нету. Когда-то было голодно, бабуля поменяла инструмент, что от дедушки остался, на съестное. Вариант просить у соседей Руну не нравился, сейчас может и дали бы, из-за феи, но осадок былых неприязненных отношений не располагал к контактам. Пришлось всё делать ножом. Процарапал канавки, долго углублял их. И далее отбил по ним топором. Намучился страх как. Но в конце концов добился чего хотел, придал нужные размеры. Затем оставалось только вбить новую дощечку в кровлю на место старой. Это было самое простое. Хотя тоже потребовало усилий. Вроде вышло всё неплохо, Рун остался доволен результатом.
Возня с доской может не такая уж и тяжелая работа, но суетная. За эти несколько часов всё равно притомился. Рун позволил себе минут десять отдохнуть. Просто сидел в тенёчке у избы, глядя на то, как букашки деловито летают по цветочкам. Тоже трудятся не покладая лапок и крылышек. Затем взял коромысло с вёдрами. И за водой. На речке, как всегда, женщины стирали, ребятня купалась. Рун всё никак не мог привыкнуть, что его все замечают. И женщины поздоровались, глядя с любопытством, и дети уставились, радостно переговариваясь меж собой. Ни в одном взгляде не чувствовалось неприязни. Некоторая отчуждённость пожалуй присутствовала, и даже осторожность какая-то и настороженность, но он точно не был для них, как раньше, тем, кого вынужденно терпят. Деревня снова из негостеприимного приюта превращалась в уютный дом. Когда для тебя людское неуважение на годы становится неотъемлемой средой обитания, когда ты в нём купаешься, как в море, оно родным воспринимается как будто, естественным, находишь точку равновесия внутри себя и держишься за неё, постоянно сохраняя незыблемую невозмутимость духа, а если кто-то вдруг выкажет уважение, вот это странно. Нарушает внутренний баланс, раскачивает лодку спокойствия, пробуждая мысль «а надо ли мне это»? Однако жить изгоем бессмысленно, ни будущего нет, ни перспектив. Так невозмутимым и помрёшь в конце концов в одиночестве. Находясь постоянно один в лесу, о многом размышляешь. Рун прежде подумывал покинуть деревню, дабы обрести перспективы. Теперь же отчётливо почувствовал, кажется более в том нет необходимости, он снова свой для всех, не белая ворона. На душе определённо легче от этого, даже радостнее как-то. Нужно лишь привыкнуть к своему новому положению. Но нужно ли? Когда Лала в свой мир уйдёт, вернётся ли людская неприязнь? Иль не вернётся? Не известно.
Он зачерпнул воды одним ведром, затем вторым.
– Что же ты, Рун, невесту-то одну к баронам отпускаешь? – рассмеялась одна из женщин, по имени Сана, иронично посмотрев на него. – Молодой барон хорош собой аки принц, да и старый ещё в силе, жених хоть куда. Останешься с носом.
– Когда такой я раскрасавец, зачем соперников бояться? – спокойно заметил Рун.
Вроде ничего смешного-то особо и не сказал, пошутил лишь немного, но женщины к его удивлению прыснули со смеху, одна аж бельё чуть не уронила в реку.
– Весёлый ты оказывается парень, – похвалила его Сана, улыбаясь.
– Денег-то много было у мельника? – полюбопытствовала рыжеволосая тётушка Дита.
Рун пожал плечами:
– Не знаю. Мы только место нашли, где спрятан клад, да указали мельнику. Сами не откапывали.
– И где он был?
– Прям у них же. В свинарнике.
– А наши мужики-то! Всё по лесам искали год назад, – насмешливо подивилась Дита. – Вот же остолопы. Высматривали, где есть землица свежеразрытая.
Рун поднял коромысло на плечо и пошёл к дому. У калитки ещё издали увидел дядю Яра. Тот тоже его заметил, не стал заходить один, подождал. Открыл калитку, когда Рун приблизился.
– Здоров, Рун, – произнёс он.
– Здравствуйте, – ответствовал Рун. – Бабуля в огороде должна быть.
– Да я к тебе вообще-то. По делу, – сообщил дядя Яр с чуть озабоченным видом.
– Ко мне? – удивился Рун.
Дядя утвердительно кивнул, глядя на него как-то странно:
– Давай в дом зайдём что ли. Там и поговорим.
Они прошли в калитку, дядя затворил её, Рун опустил вёдра наземь.
– С Лалой что-то случилось? – вдруг встревожился он, испугавшись недобрым предчувствиям.
– Да нет, – поспешил заверить его дядя. – Я думаю, что нет. Я, Рун, сегодня не был у лорда. Там… суматоха, в замке. Большой приём. Твоей невесты. Не до писаний господам. Спровадили заранее всех лишних, чтоб не мешались. Мне дали выходной до завтра.
Рун сразу успокоился. Они вошли в избу, прошли в горницу. Дядя опустился на лавку, Рун сел рядом. Дядя смотрел на него с задумчивым видом, словно не зная, как начать разговор. Рун терпеливо ждал.
– Вот что, племянник, – заговорил Яр наконец. – Зелье папашино, которым ты фею поймал. Это ведь было его наследство.
– Не пойму я, о чём вы, дядя, – признался Рун с недоумением.
– Ну о чём, о чём. Это было наследство. Наследство делится между детьми. Оно было общее. И моё. И братьев всех моих. И сестёр. Ты внук, тебе оно не принадлежало. Меж внуками наследство не делят. Ну только если детей живых не осталось, тогда лишь. А ты его себе забрал.
