Он часто выглядел бесконечно уставшим и помятым, но сейчас словно превзошел самого себя – плечи его поникли окончательно и казалось, что он вот-вот расплачется. Я прислушалась и уловила его тоску, смешанную с гневом и виной.
– Выглядит так, точно собрался утопиться, – согласился с моими выводами Мартин. – Самое время тряхнуть парня как следует, что скажешь?
– Тебя сейчас Алекс тряхнет как следует, – ответила я, заметив, как к нам приближается спасшийся от поклонницы Псих. Злым он не выглядел, скорее задумчивым. Но Воин все равно спрятался за мою спину, и, пользуясь возможностью, обвил руками талию и положил подбородок на плечо.
Подошедший Алекс с насмешкой спросил:
– Ты так ничего и не понял, да? – и, не дав Мартину ответить быстро добавил: – Кажется, сегодня мы здесь не просто чужаки, а ненавидимые всеми изгои.
– Мы заметили. Ставлю твою адекватность, Псих – нас ждет труп. Лежит уже, небось, где-нибудь между скал, ждет…
Я поморщилась: шутки про мертвецов никогда не станут смешными.
– Нужно оглядеться, – задумчиво протянул Алекс. – Не будем торопиться, это сейчас главное. Уверен, сегодня нас опять ждет представление, в точности как в прошлый раз.
А в прошлый раз девушка Ирисса ушла в море, утверждая, что ее заманили туда чьи-то глаза. Она просто двигалась к воде и не сопротивлялась, а магия, что тащила ее на дно, была настолько сильной, что никто не мог ей помочь. Никто, кроме Воина, конечно. Но и ему пришлось изрядно намочиться для этого. Тот случай вызвал немало вопросов, в том числе поднял больную тему Гезелькрооса – чудовище. Безымянное, эфемерное, но от этого не менее пугающее. И… существующее? Иначе как объяснить произошедшее с Ириссой? Воин не обычный маг, он – уникум и редкость, с ним никто не может соперничать в плане мастерства и таланта. А ведь он с трудом спас Ириссу.
И Алекс прав, называя тот случай представлением, я и сама придерживалась похожего мнения. Такое чувство, что все было для нас. И для Воина. Особенно для него – ведь именно Мартин показал себя во всей красе. Проверка чудовищем? Или проверка с помощью артефакта? Или… коллективная проверка, как бы безумно это ни звучало.
– Я уже не понимаю, кого мы вообще ищем, – пожаловался Мартин. – Пропавшую Ядонику? Убийцу? Чьего убийцу, нашего? Потому что, судя по некоторым взглядам, нас скоро точно прибьют…
Вскоре наше присутствие немного «отпустило» окружающих, напряжение заметно спало. Мне стало легче дышать, ведь, в отличие от ребят, я все чувствовала остро, эмпатия давила и показывала лишнее.
Воин сгонял к толпящейся очереди и раздобыл нам по стаканчику грога, шепнув «для прикрытия». Какого прикрытия, интересно? Все и так прекрасно знают, кто мы и что мы, я слышала шепот даже про советника Стрейта, а уж что говорили про нас… Большинство молодых жителей Гезелькрооса сторонились нас, другие откровенно боялись. Здесь все что-то скрывают, неудивительно, что чужаки, связанные с советником, вызывают не просто антипатию, а отторжение.
Я стояла с ребятами и молча наблюдала за ними. Воин беспокоился, хоть и силился задорно улыбаться, Алекс выглядел спокойным и отстраненно-равнодушным, но я знала, что он внимательно следит за окружающими. Взгляд его черных глаз то и дело возвращался к Ириссе. Она обнималась с темноволосым парнем и чувствовала себя почти комфортно. Почти – это из-за нас. Не присутствуй мы здесь, счастье ее было бы полным. Вот так быстро она оправилась от нападения чудовища.
Может быть, она была участницей представления? Вряд ли организатором, но добровольной участницей – возможно.
Словно прочитав мои мысли, Алекс сказал:
– Ставлю свою адекватность на то, что эта девочка сможет привести нас к Нике. Но она ничего не скажет, угрозы не помогут. Что бы тут ни творилась – тайна сильнее, ценней многих жизней. По крайней мере, местные так считают, это мы с самого начала знали.
– Что будем делать?
– Наблюдать.
Если прошедшие сутки я бы назвала изматывающими, то ночь на Пляже – сводящей с ума. Мгновения тянулись бесконечно, напряжение нарастало волнами. Воин все предлагал выманить Ириссу в темный уголок и рассказать ей, что к чему, но я была согласна с Алексом – неведомая тайна пугала местных сильнее, чем столичные выскочки. Все здесь понимали – рано или поздно мы уберемся, а незримая угроза останется.
Сейчас я склонялась к мысли, что Ника пострадала именно как Милана, из-за ее шкуры. Саму Нику бы не тронули, чтобы не привлекать еще больше внимания. Может, в этом наш шанс? Пустить слух, что Милана – это вовсе никакая не Милана? Или уже поздно? Пожалуй, рисковать не стоит.
Пока Воин препирался с Алексом, я засмотрелась на чернеющую водную гладь. Все-таки есть в этом зрелище что-то, захватывающее дух, чарующее, но совсем не отталкивающее. Яркие огненные отражения причудливо сливаются далеко впереди, но прямо напротив меня. Огни танцуют и тянутся друг к другу, кружатся в вихре, образуя два причудливых хоровода. Два круга с черными впадинами посередине. Это глаза. Такие прекрасные, но страдающие, обладателю этих глаз тоскливо и чего-то не хватает. Кого-то, точнее. Ему нужна я, ведь я для него идеальна.
Кажется, за моей спиной раздавались крики, но такие далекие, словно пришли из далекого сна. Меня зовут? Наверное… но какое мне дело? Да никакого. Никому я не нужна так, как нужна ему, существу с удивительными глазами. Без меня он погибнет. Но этого я не допущу, лучше умереть самой, или жить вечно – вместе с ним, он это обещает, я чувствую.
Мой дар ударил в самое сердце, внезапно и остро, чужая боль затмила разум красным полотном, я согнулась пополам и рухнула вниз, точно подкошенная. Как же больно… как же много чувств…
– Таната! Таната! – кричал кто-то, и в этот раз я слышала и осознавала, что Таната – это я. Кто меня зовет? В нос соленым потоком ударила вода, я закашлялась и выставила руки вперед, стараясь подняться. Соль словно разъедала меня изнутри, на глаза наворачивались слезы, но они быстро исчезали на мокром лице.
Желтые, наполненные страданием глаза растворились, или я уже не могла их видеть из-за слез и соленой воды. Наваждение постепенно исчезало, хотя сейчас все стало еще хуже – меня тянуло не вперед, а назад, к берегу. Чужая боль, смешанная с яростью и виной, я чувствовала ее так сильно, что не замечала холода. Просто сидела в черной ледяной воде, опираясь руками на холодные скользкие камни и пыталась разглядеть берег.
Я сделала кому-то больно, из-за меня ему плохо. И я хотела ему помочь,