— Потому что лопоух, — заржали звери.
— Я отказываюсь с вами играть! Вы жульничаете! — косой отвернулся от стола и шмыгнул носом.
Стоит в поле теремок-теремок,
Он ни низок, ни высок, ни высок.
Как по полю, полю мышка бежит,
У дверей остановилась и пищит:
— Пик! Пик! Пик! Пик! Пик! Пик!
Кто, кто в теремочке живет?
Кто, кто в невысоком живет?[5]
Стоило мышке пропеть эти слова, как звери переполошились. Медвежья шкура, оказавшаяся на поверку полноценным мишкой, поднялась на все четыре лапы и, обойдя стол, уселась на попу мордой к нам.
Игроки засуетились, быстро пряча карты под скатерть. Волк походя отвесил мышке подзатыльник и сквозь зубы прошипел:
— Не могла раньше предупредить о покупателях?
После чего он сел справа от мишки, а с другой стороны пристроился заяц. Лягушка зачем-то поскакала к лестнице, а мышь залезла на стол. Вперед вышла рыжая лиса, успевшая накинуть сарафан и косынку. В лапах у нее был каравай на расписном рушнике.
— Гой еси, красны девицы, — и она склонилась в низком поклоне.
Потом чуть качнулась в сторону, явно стараясь удержаться в вертикальном положении. И от этого нехитрого действия каравай соскользнул с рушника, стукнувшись об пол с гулким «бум». Лиса шустро прикрыла безобразие пушистым хвостом, вернула хлеб на место, подула, смахнула пыль и подняла на нас совершенно невинные глаза.
— Хорошо, что солонки на нем не было, — прошептала Ульяна так, чтобы услышали только мы, — а то неприятностей бы огребли.
— Думается, если мы сейчас же отсюда не уйдем — огребем их однозначно, — Любава переводила подозрительный взгляд с одного сказочного героя на другого, не зная, чего еще от них ждать.
Внезапно на балконе второго этажа что-то хрустнуло, и на стол перед животными приземлилась лягушка. Во рту у нее был зажат конец полотнища, другим краем все еще прикрученного к балюстраде. И как мы сразу не заметили уникальную надпись: «Теремок — вертеп лесного разврата»?
— Итить, зеленая, ты опять это безобразие повесила? Ты нам всех приличных потенциальных хозяев распугаешь, — сквозь зубы процедил волк.
— Ква, — раздалось возмущенное в ответ, — не все же вам нас позорить! А мне надо как-то проигрыш отдавать…
— Не обращайте внимания, гости дорогие, — вновь взяла слово лисичка и невзначай смахнула лягушку со стола. — Это они от неожиданности растерялись. Не часто, знаете ли, к нам гости заходят.
Пока она говорила, лягушка схватила мышку и потащила на второй этаж, где они стали разворачивать новый плакат: «Мир вашему дому!».
— Дело пытаете, красавицы, али от дела лытаете? — пробасил медведь, придвигаясь ближе к столу.
Сесть на стул он не мог в силу своих габаритов, а вот остальные воспользовались возможностью разместиться с комфортом, предварительно развернув стулья в нашу сторону.
Выглядела эта компания колоритно. Если сам теремок был нам где-то по пояс, то звери, его населяющие, и подавно могли уместиться на ладони. Разве что косолапый походил на большую плюшевую игрушку.
Первой от шока очнулась Хима.
— Мы ищем подарок на день рождения ребенку…
— Похвально! — тут же взял слово волк. — Тогда вы обратились по адресу. Наш Теремок чрезвычайно выгодное приобретение. Самобытное здание в русском народном стиле не позволит подрастающему поколению забыть о корнях. Классический набор жильцов. Мышка-норушка, — чудо в красном сарафане — выбежала вперед и поклонилась, после чего покрутилась вокруг своей оси, размахивая платочком.
— Лягушка-квакушка. — С громким «ква» земноводное выпрыгнуло вперед и снова квакнуло.
— Зайчик-побегайчик. — Косой слез со стула, встал на задние лапы и одернул сюртук, после чего слегка наклонил голову. При этом его уши с размаху качнулись к полу и опять выпрямились.
— Лисичка-сестричка, Волчок — серый-бочок, Медведь косо…
— Просто Медведь, — пробасили из-за стола, и волк поднял лапы в примирительном жесте.
— Приятно познакомиться, — поздоровалась я.
— Но мы, пожалуй, пойдем. — Любава пресекла на корню все старания поговорить и попыталась отвести нас от витрины.
— Ты чего? — негромко поинтересовалась я так, чтобы звери не услышали.
— Разве ты не видишь, — как маленькой, начала объяснять «командирша», — это бракованный экземпляр. Видимо, поэтому до сих пор и не продан. Как я тебе объясняла, игрушки с душой практически невозможно перевоспитать. Их надо принимать такими, какие есть. И чему они, по-твоему, могут научить Геллиану?
— Играть в картишки, — засмеялась Алёнушка, прикрывая рот ладошкой.
— На стрёме стоять, — одновременно с ней подсказала Хима.
— С этим у них как раз проблемы, — Верея кивнула головой на Мышку-норушку, напоминая, благодаря кому мы успели познакомиться с Теремком поближе.
По инерции я повернула голову в туже сторону и вздрогнула от того, какими глазами на меня смотрели звери. Даже морды, которые в принципе не обладают человеческой мимикой, казались понурыми и угрюмыми, а во взгляде читалась обреченность. Моё жалостливое сердце дрогнуло, требуя совершить доброе дело.
— Э, нет, — возмутилась Любава, — так не пойдет! Ян, они же тебе на жалость давят!
— А что еще вы умеете делать? — не слушая подругу, обратилась я к волку.
— Помимо игры в карты и танцев, — усмехнулась Ульяна.
Звери переглянулись, помолчали. Волк попросил нас минуточку обождать, после чего они сомкнули круг и зашушукались.
До нас долетали только обрывки фраз: «Клык даю, тех, кто не сгодится, — выкинут из Теремка», «… как я с такими перепонками?!», «Раньше думать надо было, а не бордель открывать!»
— Да на нее, зеленую, даже Иван-царевич не позарился, когда доимку отрабатывал, — не сдержавшись, заржал в голос Волчок-серый-бочок, но, опомнившись, зажал морду лапами.
— Вот-вот, — проквакала, надувшись, лягушка, — ни одного клиента так и не было, так что не дави на любимую бородавку.
Судя по поведению, звери в пылу спора забыли, что мы их прекрасно слышим, и продолжили совещаться.
— А если соврать что-нибудь? — на этой фразе гомон прекратился, и животные с осуждением посмотрели на лису. — Да я просто так предложила! — рыжий хвост укутал морду.
— А кто будет скудоумничать, того будем бить по наглой рыжей морде, — пробасил медведь.
— Тогда предлагайте свои варианты, — обиделась на всех лиса, и звери вновь сомкнули круг, зашушукавшись.
Подружки, глядя на этот совет, с трудом сдерживали смешки, и только Любава сохраняла серьезность, с неодобрением глядя на нас.
