Думаете, один Рокаэль стремился к любимой? Ничего подобного!
Навир рвался к Миларе, как путник к воде, после долгого путешествия по пустыне. Как мотылек к огню, зная, что, возможно, опалит крылья. Тянулся всем существом, как младенец к матери.
Но у снежного лорда были свои планы насчет рыжего дракона. И, вообще, в чем‑то он понимал Рокаэля, его мотивы, когда он оставил все командование на него. Но тьма и пламя, зная это Сандар его еще на проверку пары претендентов на звание предателей отправил. Они в 'нетерпении' ждали его в тюрьме.
А на вопрос о том, захватить ли ему с собой Рокаэля, снежный лорд усмехнулся и сказал, что пока снежный списан на несколько дней, как профнепригодный.
'- Один я железный, мать драконицу за ногу!' — гневил он высказываниями Создателя, практически добравшись до нужного здания. Срочное неотложное дело нашли!
Ему так хотелось спать… Но больше всего ему хотелось увидеть Милару, хоть минутку, да хоть мимоходом. Но в замке он не встретился с девушкой, а после и не успел к ней зайти.
— Все потом, мой друг, потом, — чуть не выталкивая его в спину, сказал тогда Сандар.
На удивление, на допросе был не один один. Его старые добрые товарищи, которые остались в замке на страже снежного лорда и народе долины уже разминались во всю. Настоящее искусство — выудить правду так, чтобы сказав ее, предатель готов был сам себе откусить язык. Но, признаться честно, Навир был сегодня плохим мастером допроса. И как оказалось, на него и не слишком и рассчитывали.
Польщенный оказанным доверием, мужчина наконец‑то понял, что его повысили. Перед ним находился акт допроса, который должен был подписать начальник безопасности. И напротив места для подписи стояли его родовые инициалы.
'Интересно, как отреагирует Милара, если он скажет? Порадуется за него? Или испугается, а то мало ли, какие у нее ассоциации?' — рассуждал Навир, совершенно не оправдывая оказанного ему доверия, лишь краем уха прислушиваясь к допросу.
'- Я устал', — сам себя оправдывал он. И оправдывал успешно, так, что совесть даже не показывала головы.
А что, если Миларе приглянулся кто‑то из замка, пока его не было? А что, она девушка красивая, видная, фигура, да и главное — не искушенная. Она же даже грубый флирт за чистую монету примет!
— Он труп! — взревел он, вскакивая с места. Допрашиваемые и его друзья повернулись к нему, непонимающе моргая. Предатели даже немного в себя пришли от морального давления, переключившись.
— Я скоро, — бросил он и буквально вылетел из здания.
* * *
Милара не успела сказать ни слова Оливии о своей прежней жизни. Откусив кусок пирога, думая потянуть время и собраться с мыслями, она чуть не поперхнулась, когда через служебную дверь влетел Навир, пылая жаждой мщения и требовательно смотря почему‑то на поварят и кухарку, но не на девушек, начал свой допрос здесь:
— Где он?!
— Э — э-э… — так как Оливия тоже ела, ей пришлось проглотить кусок практически не жуя, а ей, между прочим, хотелось насладиться каждой крошкой любимого лакомства.
— Кто? — тихо спросила Милара, тоже быстро проглотив свой кусок. А у самой в глазах такая нежность застыла, а на губах несмелая улыбка, что Навир мигом забыл обо всех мнимых соперниках и сгреб ее в объятия.
Милара стушевалась, сжалась в комок, а потом поругав себя как следует, несмело обняла в ответ. Проведя дрожащими пальчиками по сильной спине.
— Ты… как? — ничего лучше она придумать не смогла. Язык прилипал к небу, а голос дрожал. Но это все пустяки. Ей обнимал Навир, и она готова была вновь лишиться голоса, лишь бы это никогда не кончалось.
Оливия тактично соскользнула со стула и поманила слуг за собой на выход, шепнув, что замолвит перед отцом за них словечко, если те исчезнут минут на десять. Против премий никто не возражал, а против теплых чувств — так тем более.
— Ох, надеюсь, мальчик серьезно! А то Милара такая хорошая девушка! — прошептала Пани, и смочила уголком фартука уголок глаза. — Он так похож на моего Тамаса…
Оливия закрыла дверь кухни, напоследок бросив взгляд на сладкую парочку. Но в их объятиях сквозила такая нежность, что девушке стало немного стыдно за свою страсть.
'У всех все по — разному' — приободрила она себя, а потом счастливо зажмурилась, вспомнив головокружительные поцелуи Рокаэля.
Оливия вернулась в свою комнату, чувствуя за спиной расправленные крылья. Пришлось обернуться пару раз, чтобы убедиться — ощущения были только внутренними, а реальные крылья и не думали осчастливливать хозяйку своим видом.
Посмеявшись сама над собой, девушка удивилась, насколько любовь меняет людей и преображает мир вокруг. Казавшиеся прежде хмурыми слуги, воспринимались как уставшие после долгого дня, а серьезные лица предков на портретах в галерее воспринимались по — новому. Казалось, что в глазах у ее родственников горела искра веселья и ожидания, когда уже эта пытка кистью подойдет к концу и они смогут насладиться ощущением полета над долиной. В семейных портретах она теперь видела нежность в глазах супругов, смотревших друг на друга, и подмечала искру интереса у воинов, следящих глазами за служанками в замке. Странно, как она раньше не замечала этого, постоянно спеша по своим делам?
Доказательство своей состоятельности с самого детства стояло дня нее превыше всего. Чтобы ее воспринимали как личность, а не как дочку лорда. Ее мать всегда говорила, что она слишком нежное создание для сражений, и именно поэтому она пробралась первый раз на тренировку, мучила меч и себя, скрипя молочными зубами.
Сейчас, когда ноги несли ее по полу, Оливия чувствовала себя невесомой, сотканной из эмоций и света. Но даже такой приподнятый настрой не смог продержаться вечно — усталость мягко оттеснила его в сторону, пообещав весь завтрашний день, и девушка решила на секунду прилечь, а уж потом с новыми силами заняться сборами.
Но усталые веки сомкнулись, тихий вечер убаюкал, и снежная драконица отправилась в фантастический мир грез, неосторожно забыв закрыть дверь…
* * *
— Ну, и где здесь казарма? — звук голоса Рокаэля эхом отлетел от стен его комнаты, и ему не осталось ничего, как признать, что мебели для такого помещения все же маловато.
Представив, что тут появится хоть один предмет мебели девчачьей расцветки, он скривился, как будто съел лимон целиком. А ведь ничего не поделаешь, и ему придется жевать этот цитрус, пусть и дольками, когда ее вещи будут заполнять пространство.
Но, бездна задери, неужели она не может оставить все как есть?
