а рядом с ним изображение совсем молодой девушки, старше Мэй, возможно, на пару лет. Из гостиной на кухню вел арочный проход, а чуть правее – крутая лестница на второй этаж.
– Там у нас инвентарь хранится, – сказал смотритель, заметив мой взгляд. – Полные бочки и бутылки занимают много места в погребе, так что пустые мы складируем, где придется. Но важно, чтобы бочки не отсырели, но и не пересохли. На втором этаже как раз оптимальная температура… Что ж, заглянем в погреб?
Смотреть в доме было нечего – всего одна комната, кухня и небольшая пристройка – баня. Поэтому мы с радостью спустились вниз по спиралевидной лестнице и попали в огромное каменное помещение. Сухое, прохладное. Света здесь было очень мало, на стенах висели несколько светильников, лишь разгоняя тьму и создавая полумрак.
Центральная часть была занята пузатыми бочками, в которых бродил виноградный сок, а вдоль стен тянулось множество деревянных полок заполненных бутылками, лежащими под наклоном. Свет почти не отражался от запыленного стекла. Я провела пальцем по одной из бутылок, оставляя темную дорожку.
Ральф в это время был занят разговором с Густавом. Я их почти не слушала, все равно ничего не понимала в винном деле. Смотритель показывал ему станок для запечатывания бутылок и наклеивания этикеток. После повел вглубь погреба, чтобы показать сооружение для выжимки, а также похвастаться старым вином. Он сказал, что в стоимость виноградника входят и бутылки, запечатанные еще девяносто три года назад. В то время, по его словам, семья Мастдонов собрала самый богатый урожай за всю историю “Сочной Долли”.
Пока мужчины обсуждали дела, я бродила вдоль полок. На каждой бутылке была указана дата розлива. Вспомнила, как долго привыкала к новому для меня летоисчислению и все время путалась в годах. В данный момент шло четвертое тысячелетие со дня Объединения. Когда земли поделили между собой четыре самопровозглашенных короля, в том числе и король Севера, было принято начать отсчет заново. Сколько же всего Ассону лет, не знал никто, а записи сохранились лишь с двухтысячного года до Объединения.
Вину на полках, которое я успела осмотреть, было от полугода до тридцати лет. Самые молодые вина хранились в начале, у выхода, и дальше укладывались по возрастанию.
– Хочешь посмотреть что-то еще? – спросил Ральф, неожиданно оказавшись за моей спиной.
– Нет… Нет. Я не понимаю ничего в виноделии, так что ты сам все разузнай.
– Густав хочет показать мне дела сотрудников. Я поднимусь в кабинет? Ты можешь пока остаться здесь или подождать меня наверху.
– Я выйду на улицу. Взгляну на заснеженную плантацию.
Густав увел Ральфа в каморку, именуемую кабинетом, а я оделась и отправилась гулять по новым владениям. По моим ли? Неужели мне все это не снится?
Ральф не звал меня замуж открыто, но смею ли я надеяться, что однажды мы будем не просто жить вместе, а жить вместе, как семья?
И, главное, готова ли я к этому? Да, я пообещала ему, что останусь с ним и с его дочкой, и ничуть об этом не жалею. Но что, если Ральф из жалости предложил переехать всем вместе в новый дом?
Я прогнала навязчивые мысли и вскинула голову. Осмотрела белое поле, сплошь покрытое снегом, как одеялом. До самого горизонта тянулась плантация. Ряды винограда на зиму уже не укрывали – я подслушала это в разговоре Густава с Ральфом, удивилась, но сделала себе пометку позже узнать у Нюрки подробности. Подруга в садово-огородных делах разбиралась, она обязательно объяснит мне, как виноградная лоза выживает в суровые холода.
Чем дольше я бродила по территории “Сочной Долли”, тем шире становилась улыбка на моем лице. В данный момент я могла бы назвать себя очень счастливым человеком – мы смогли открыть школу и, более того, с помощью Ральфа обучение будет бесплатным, а с помощью Эллада мы с воспитанниками живем в большом и теплом доме, не просыпаемся от нашествия крыс и не боимся, что кто-то выбьет стекло.
Совсем скоро переедем в еще более комфортный дом, а когда наступит лето, то всей своей большой семьей сможем поехать на виноградник. Любоваться природой, дышать кристально чистым воздухом, а вечерами пить сладкое вино из собственного погреба, сидя в открытой беседке.
Какая жизнь ждала бы нас, если бы Мэй тогда не уговорила меня оставить Эллада пожить с нами? Над ответом даже думать не хотелось.
Спустя неделю чудесные детки возрастом от шести до шестнадцати лет, которых мы с таким трепетом собрали по всему кварталу и привели в нашу школу, довели Нюрку до истерики.
Бедная новоиспеченная учительница закрылась в своей комнате во время перерыва и долго орала в подушку. Мэй в это время кормила учеников в столовой, а я успокаивала подругу.
– Они скоро станут послушными, – уговаривала я девушку, гладя по волосам.
Визг в подушку повторился. Нюрка вскинула голову с растрепанными волосами и безумным взглядом посмотрела мне прямо в глаза:
– Они дикие, Агата! Совершенно дикие!
– Всего лишь юбка…
– Всего лишь?! Они порезали мне юбку, пока я помогала Лоренсу справиться с заданием! Где только ножницы взяли?!
– Ты расхотела преподавать?..
Подруга шумно выдохнула и челка ее взметнулась вверх.
– Нет. Мне наконец-то впервые в жизни нравится то, что я делаю. Эти дети… они совершенно неуправляемые, но я верю, что спустя некоторое время смогу до них достучаться. А если не достучусь, то я просто настучу им по…
– Тебе нужна моя помощь? За эту неделю ты ни разу не допустила меня к доске.
– Помощь не нужна, спасибо, – Нюрка взяла мою руку в свою. – Вам с Ральфом нужно думать о себе. Что там с домом, который вы смотрели вчера?
– Нам не подходит, в нем комнат меньше, чем мы думали. Сегодня с утра Ральф посмотрел еще один и сказал, что мы должны все вместе пойти туда вечером. И я, и дети, и вы с Элладом.
– Значит, он ему понравился?
– Похоже на то.
– Ну и хорошо, – Нюра выпила
