— Спит она. Ближе к обеду разбудить надобно, бульоном напоить, да детишек к груди пристроить. А в остальном нормально, кровотечения не было. Сон спокойный. Горячки тоже нет. Она хоть и маленькой оказалась, да удаленькой. Выдержала роды.
— А младенцы как?
Я подошла ближе и провела руками поверх тела молодой матери, от макушки до пяток. Микита прав, рана в утробе заживает. Молоком груди наполнены, с кормёжкой не должно возникнуть неурядец.
Пускай тогда отдохнет.
— Я в середине ночи их проверял. Все спокойные. Держутся. Ярина и Марфа измучились. Волкодаки еще меняли друг друга в источниках, придерживая детей, а вот девкам повезло меньше. Марфа так и вовсе двух энергией поила. Едва ли держится на ногах.
Молча кивнув, я глянула на спящую Русалу. Стыдно стало, все измучились за ночь. Детей выходили, а я устроилась у Горана под боком и дрыхла, как лосиха. Не привычная я к такому. Если беда какая, так я первая помогать, а тут… Разомлела. Расслабилась у теплого бока.
— Я сейчас их осмотрю и пойду Марфу заменю, да Яринку. Печать опала, магии во мне полно и…
— Не куда ты не пойдешь, — тихо, но твердо проговорил Микита, недовольно сощурив глаза, а потом и вовсе шагнул ко мне, встав напротив. — Марфу подменю я и отпущусь с младенцами в источник, Яринку — Стеша. Она с вами должна была прийти. А вот ты здесь останешься за старшей. Младе нужна помощь, микстуры приготовить надобно.
— Но…
— Никаких возражений, — сказал, как отрезал, Микита. — Не в том ты положении, чтобы день, а то и ночь в воде сидеть с ребенком на руках и кормить его магией. Тебе и о собственном плоде думать надобно.
Он прав. Но мне безумно хочется помочь. Странно сидеть в стороне и брать на себя самую малую обязанность. Очень странно. И стыдно.
Узрев, как я пристыженно опускаю глаза, молодец хмыкнул, приобняв меня за плечи.
— Давай начистоту, сестрица, мое слово против твоего здесь даже не ставится. Волкодаки не будут прислушиваться к человеку, другое дело — их госпожа. Оставайся за главную, а с остальным разберусь я.
— Как ты оказался у белых волкадавов?
Задала я давно интересующий меня вопрос.
Микита улыбнулся краем губ. Какая-то грусть одолела его глаза, будто изворачивало нутро.
Он отпустил веки, попытался отойти, но уже я не отпустила. Давая понять, что хочу узнать ответ.
— Матушка померла.
— Боги, — удивленно ахнула я, — Как же так? Она же еще в цвете лет была. Ты же у нее первенец.
Микита сжал кулаки и отвел взгляд.
— Шайка разбойников на них напала. Ты же знаешь, наше село у самого края. Все мужики на войне, одни бабы. Она девчонок в погреб успела спрятать. А сама… — он тяжело сглотнул комок горечи, — Все унесли, а ее снасильничали и убили. А девки внизу все слышали.
— Она обрела покой, брат. Мара о ней позаботится. — ободряюще шепнула я целителю, на что Микита лишь раз-два-словом покачал головой.
— Сестренки мои две семицы голодали, пока я домой вернулся. Две семицы, Снежа! Никто им кусок сухаря не дал! Гнилую репу! Моим сестрам! Я же их тварей с того света вертал, лечил! Детишек от хвори исцелял! А они… Не мог я там дальше оставаться, не мог в эти бесстыжие глаза глядеть.
Отвернувшись к окну, Микита спрятал руки в карманы штанов и замолчал, я тоже держала язык за зубами. Пока вдруг целитель снова не заговорил.
— Тетка Любава к себе позвала, сказала, у белых руки из эного места растут, когда дела до целительского дела доходят. Твой батька оказался не против. Поговорил с альфой, а тот даже обрадовался, когда узнал, что я трех сестер имею. У волкодаков ведь девок не хватает. Вот и осел у них.
— И не обижают?
Микитка лишь весело хмыкнул.
— Ты чего, подруга? Кто в здравии ума будет обижать названого сына жены Бурана Лютого? Да и потом, на войне я был или лясы точил дома? Я маг-целитель, герой войны, ты так и намекни своей чернявой золовке.
Скосив глаза на спящую Русалу, я повернулась недобрым взглядом на Микиту и ткнула пальцем ему в грудь.
— Не смей мне ее обижать⁈ Шкуру спущу и не моргну!
— Ну что ты, милая? — возмущенно округлил глаза парень, пряча на их дне смешинки. — Я собираюсь ее только любить, ласкать и лелеять.
Пригрозив ему кулачком, я тяжело вздохнула. Жаль мне было Русалу, Горан сам не заметил, как задушил ее своей заботой. Даньяр еще молод и вспыльчив, сказал не подумав, а у нее сердце в осколках. А остальные волкодаки, они просто любят языком почесать. Вот она от всех и прячется.
— Ладно, милая. Берись за укрепляющие микстуры. Скоро надобно будет детишек прокормить, да Младу разбудить. Эти волкодаки ничего не смыслят в травенстве.
Что-что, а здесь я была с ним согласна.
* * *
— Ты куда?
Горан выскользнул беззвучно из тени огромной скалы, что заслоняла вход в пещеру, где было полно горячих источников.
— Да вот, малютку к матери несу, — аккуратно показала подбородком на спящий комок в моих руках, укутанный в чистые простыни, — Покормить ее надо.
— Девочка, значит. — молча кивнул волкодак, как-то растерянно глянув на сверток в руках. — А остальные два?
— Тоже девочки. — кивнула я, и он потер висок.
— Я имел в виду, тоже живы?
— Да. — качнула я головой, укачивая притихшую крошку на руках.
— Янина сказала, что вы с тем целителем совершили чудо. Вытащить из матери троих детей на таком раннем сроке. Еще и живых. Боги, видать, и вправду поцеловали тебя в лоб (старинная присказка — боги тебя благословили, одарили чем-то).
Улыбка сама поползла по губам, он говорил со мной. Но то и дело с любопытством заглядывал в мой сверток. Как малое дитя. Будто раньше детей не видал!
Не долго думая, я неожиданно для себя вытянула руки и проговорила:
— Хочешь взять ее на руки?
— Я? — впервые серые глаза Горана были размером с луковец. — Я не знаю… Просто… Ну…
— Вот так. Аккуратно… Придержи головку. Еще немного сюда. Не сжимай сильно.
Он не успел и моргнуть, как я уже уложила крошку в его огромных ладонях. И вот альфа черного могучего рода застыл статуей, совершенно не дыша. Смотря на свои руки так, будто там золотой слиток не иначе.
— Горан, пошли. Тихонько подтолкнула его спину. На что он тихо шепнул, не сводя взгляда со своей ноши:
— Не могу. Вдруг я ее уроню.
Тихий смех покинул мои губы. Было так забавно наблюдать на то, как съежился грозный оборотень, держа в руках маленькое пищащее существо.
Неожиданно Горан резко повернул голову в мою сторону. Так глянул, будто чудо узрел. Я аж застыла всем телом.
— Ты смеешься.
Шепнул он губами, жадно рассматривая меня, словно собирался с меня портреты малевать.
— Впервые смеешься рядом со мной.
Добавил больше для себя, чем для меня, и, видимо, заметив боль в моих глазах, отвел взгляд обратно на малютку в своих руках.
— Целитель белых говорил, мол, волчья кровь в них есть. А оборачиваться смогут в зверя?
Он зашагал вперед мелкими шагами. Я следом засеменила, встряхивая нехорошие воспоминания из нашего общего прошлого. Незачем будить лихо, хватит, настрадалась.
— Не знаю. — пожала плечами, будто он меня видел. — Наверное, они нет, а вот их дети, если за волкодака замуж выскочат. То, быстрее всего, да. Кровь ведь густая.
— Конечно, их замуж волкодаки возьмут. — спокойно, но с твердостью в голосе уронил Горан. — Дочери нашей крови они, а за людишек замуж выдавать их я не собираюсь.
Легкая тревога одалило мое сердце, оттого я и мягко заметила:
— Люди не так уж и плохие.
— Ты, видимо, забыла, что они сделали с твоими подругами, собирались сделать с тобой. И двадцать весен назад собирались сгубить твою мать!
Жестко резанул по больному альфа, не прекращая шаг, я поджала губы. Горечь затопило рот, на языке вертелось злое: «Я помню, как и то, что сделал со мной ты!». Но комок желчи пришлось проглотить. Как бы сильно я ни злилась, и ни было бы обидно, нельзя было поджигать уже погасшие угольки. Своими яростными обвинениями я обожгу не только его, но и себя.
