Я вскочила на ноги. Айсдра вышла из палатки и заняла позицию у одной из жаровен. Я вяло повернулась и села на пенёк напротив столов с различными бутылками и банками. Кавадж казался горьким на вкус. Боль в груди усиливалась до тех пор, пока меня не накрыло горе и чувство вины. Горячие слёзы быстро и тяжело закапали по коленям.
Я встала, захлопнула полог на входе и перевязала створки. Мне хватило здравого смысла, чтобы обернуть колокольчики на одном из узлов. Я не желала видеть гостей, здоровых или больных.
Спотыкаясь, я подошла к самому дальнему ко входу пню и села. Сквозь слёзы я потянулась за тканью и зарылась в неё лицом. Я не хотела никого видеть или слышать. Ткань заглушила мои всхлипы, и я отпустила себя, всю боль из своего сердца. Я согнулась, плечи затряслись, и я заплакала.
Я хотела увидеть Анну, дом и отца. Это была настоящая боль, из глубин сердца, тоска по дому. Мне не стоило покидать его безопасных стен, выходить на дорогу к Киру. Это я во всём виновата, во всём, и боль этой истины разрывала мне сердце и рвала горло.
Я убрала ткань от лица только чтобы сделать глубокий вдох, и закачалась из стороны в сторону. Боль и ужас от последнего вздоха Эпора никогда не сотрётся из моей памяти. Я снова прижала сырую ткань к лицу и застонала.
Почему я настояла пойти в ту деревню? Почему разрешила Эпору и Айсдре пойти со мной? Во всём виновата моё высокомерие, я виновата в его смерти и смерти остальных, сожжённых на пепелище деревни.
Всё казалось неправильным. Всё было подёрнуто в беспросветную тьму. Я не видела надежды. Одно отчаяние куда ни глянь. Мне ничего не решить. На самом деле мои действия приводят только к плохому.
Мира, милая кроха, перестала дышать в моих руках, я до сих пор чувствовала её холодные пальчики в своей ладони. Гил, о Гил, я когда-нибудь говорила, как горжусь им? Он упал к моим ногам, беспомощно бился в конвульсиях, и не в моих силах было спасти его. Ох, они были правы, даровав ему милосердие, и возможно, это было единственное лекарство от моей боли, ибо я не знала другого способа остановить печаль и горе.
Все мертвы, сгинули в огне разрушенной деревни, сотни мужчин и женщин. Всех забрала напасть, которую я была не в силах остановить, чтобы ни говорили о моих так называемых навыках исцеления.
Ифтен стал сильнее, намного наглее в своих действиях, и теперь у него новые союзники, включая Жодена.
Жоден потерял веру в меня, Кира и в самих элементалей.
Он больше никогда не назовёт меня трофеем.
Желудок связало узлом, и я проглотила ком в горле. Я жаловалась, что все обращаются ко мне по титулу, но Жоден был одним из первых, кто назвал меня трофеем после того, как Кир объявил меня своей. Его отказ от меня причинял нестерпимую боль. А ещё я высказывала все свои мелкие страхи и проблемы Жодену, обнажала перед ним душу. Как он это использует? Ранит Кира? Меня? И Кир…
Армия уничтожена, командиры повернулись против него, его планы на будущее обратились в прах, и я не буду винить Кира, если он в ярости отвернётся от меня. Уныние охватило меня, и я ещё сильнее прижала промокшую ткань и запричитала.
О Богиня, почему я ему солгала?
Он никогда меня не простит, никогда. Да как он может меня простить после всего зла, что я совершила его людям?
Нам?
Последствия, видимые и невидимые. Никакие мои действия не вернут моих друзей, не восполнят потерю. Я тряслась от рыданий, которые не могла остановить. Я солгала, и всё стало очень, очень плохо…
Мозолистая ладонь коснулась моей руки, нежно убрала ткань от лица, и я вернулась в реальность. Я знала, что это Кир, пусть он и стоял на коленях сбоку от меня. Я узнала его по прикосновению и пряному запаху кожи. Я не могла смотреть в его лицо, не могла поднять свои заплывшие глаза. Я знала, что увижу в его глазах, знала, чего заслуживаю. Злость, презрение — в конце концов он возненавидит меня за всё произошедшее.
Я села, трясясь всем телом, стараясь остановить рыдания, смотря на колено, где его ладонь накрыла мою ладонь. Он ничего не говорил, и я постаралась выровнять дыхание, подготовиться увидеть отвращение в этих изумительных синих глазах. Если повезёт, он просто бросит меня, оставив бултыхаться в пучинах отчаяния.
Но его сильные пальцы шевельнулись и подняли мой подбородок. Я подняла глаза и увидела лицо моего военачальника…
В этих ясных синих глазах я увидела понимание и любовь.
Я снова расплакалась и бросилась в его объятия. Кир прижал меня к груди своими сильными руками и позволил вцепиться в него, точно ребёнку. Я плакала, а он убаюкивал меня и нежно гладил по спине, отчего мои рыдания становились лишь сильнее.
— Мне так жаль, так жаль… — Я засопела носом и попыталась ровно дышать, но смогла лишь еле выдавить из себя: — Это всё я виновата…
— Тсс.
Кир погладил меня по спине и накинул на нас одеяло. Тепло его тела окутало меня, и я обвисла в его сильных объятиях, продолжая плакать.
Кир ещё долго держал меня, но всё-таки отпустил и подошёл ко входу в палатку. Он снова перевязал его, добавив ещё больше колокольчиков уединения в ленту. Вернулся ко мне, усадил на соломенную постель и продолжил закутывать нас в одеяла, накрыв для начала плащом. Тихо и успокаивающе мурлыкая, он устроил меня точно в колыбели. Кровать начала нагреваться, и я наконец-то успокоилась. Кир вытер мои слёзы. Я лежала неподвижно, под его защитой, чувствуя как с души спадает камень и тело расслабляется.
Я дышала глубоко, вдыхая ароматы кладовой и пряный запах его кожи. Тепло его тела успокаивало, и я позволила Киру утешить меня, чувствуя, как таю под его прикосновениями. Он прошептал что-то об элементалях, но это было не важно. Имело значение лишь прикосновение, сила и любовь, что вливались в меня без единого слова. Одного стука его сердца под моим ухом и дыхания на коже было достаточно.
Его пальцы начали нежно распутывать мои спутанные волосы.
— Ты вошёл при колокольчиках.
Я зарыла лицо в одеяла, пока он продолжал гладить мои волосы.
— Вошёл.
— Разве это не грубо?
Дыхание вырвалось с трудом, я намотала одеяла на ладони.
— Да, — еле прошептал он. – Но я не позволю ничему встать между мной и моим военным трофеем.
Из горла вырвался очередной всхлип. Кир стал гладить меня по спине, успокаивать. Я лежала неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Я слышала далёкие звуки лагеря, но меня это не заботило. Не хотело заботить. Я хотела забыть о них изо всех сил.
— Поговори со мной, Лара, — произнёс Кир глубоким успокаивающим голосом, и на мои глаза снова навернулись слёзы. Я не стала вытирать их ладонями, не стала подавлять свою грусть.
